с с а. За Людкой — смотри! Она — дитя.
А н н а. В ссоре они. Да она мне всё передаёт.
В а с с а. Гляди! Если Прохоровы деньги у нас останутся — тут и твоих детей деньги…
А н н а (опуская глаза). Не надо, мама, об этом…
В а с с а. А ты не финти! Я — в очках, я всё вижу…
А н н а. Вы всегда так… прямо очень.
В а с с а. Ну да! И ты со мной так же…
А н н а. Я вас сегодня точно первый день вижу…
В а с с а. Слушай, я тебе мать! И твоим детям — мать… погоди! Кто-то идёт… (Дверь тихо отворяется — Наталья, слабая, бледная, входит.) Ты что бродишь, курица?
Н а т а л ь я. Сказали — чай пить… а ещё и не налито.
В а с с а. Ну, накрывай… Людмила где?
Н а т а л ь я. Дядя позвал.
В а с с а. Так!.. Ну… (Делает Анне знаки глазами, указывая ей на дверь, та не понимает.) Ты, Анна, поди, проси Прохора-то, — может, он с нами чай пить будет?
А н н а (уходя). Хорошо.
В а с с а (следя за Натальей). Лучше тебе?
Н а т а л ь я. Не спится всё… и сердце тоскует… Ко Мне опять клямзинского приказчика жена приходила…
В а с с а. Напрасно трудится.
Н а т а л ь я. Плачет.
В а с с а. И это напрасно. Слезами — портянку и ту не вымоешь…
(Дунечка входит, молча кланяется, Наталья перестаёт собирать посуду, уступая ей. Васса ходит по комнате, подняв очки на лоб.)
Н а т а л ь я (настойчиво). Вы бы простили его… в память покойника!..
В а с с а. Покойники в деле не участвуют. И тебе бы в дела не мешаться…
Н а т а л ь я (сердито). Чай, жалко мне людей-то!
В а с с а. Ежели они работать не хотят — жалеть их нет пользы! Небойсь, когда тебе нянька ленивая попала — ты её без жалости прогнала?
Н а т а л ь я. Тут — ребёнок… моё дитя!
В а с с а. Везде — дети! У меня — тоже ребята… и работники им нужны хорошие. А ежели я обставлю их пьяницами да лентяями, — какая же я мать им? (Анисья, новая горничная, вносит самовар.) Эй, косолапая, на пол плещешь!
А н и с ь я (Дунечке). Ключи от кладовой дайте.
Д у н е ч к а (тихо). Иди, иди! Я сама… (Обе уходят.)
В а с с а. Хороша девица… здоровая, ловкая… хороша! (Входит Павел; он немного выпивши, садится за стол.) Ты бы, барин, ноги-то вытирал, гляди, как наследил!
П а в е л. Ну, так что? И наследил…
В а с с а. Так! Хорошо!
А н н а (кричит в дверь). Мамаша!
В а с с а. Иду… Что там? (Уходит.)
Н а т а л ь я (потянув носом). Вином пахнет…
П а в е л. Пахнет.
Н а т а л ь я (помолчав). Людмила-то…
П а в е л. Да. Ну?..
Н а т а л ь я. Помирилась с дядей…
П а в е л. Знаю.
Н а т а л ь я. Ой, Паша, жалко мне тебя…
П а в е л. Ты всех жалеешь… а что толку?
Н а т а л ь я. Похожи мы с тобой…
П а в е л. И ты кривобокая? Не знал!
Н а т а л ь я. Судьбой похожи. Оба — умные…
П а в е л. Ты — умная? И про то не знал…
(Дунечка хотела войти, но, услышав разговор, спряталась.)
Н а т а л ь я. Не шути! Матушка меня дурой считает, к дому я не допущена, хозяину — жена, а живу, как прислуга… слова моего — не слушают…
П а в е л. А мне наплевать!
Н а т а л ь я. Как же? Ведь и ты тоже — нет тебе никакой воли…
П а в е л (пьянея в тепле). Теперь — кончено! Теперь я скоро покажу себя… Поеду в город… в Москву поеду… везде! Чёрт вас возьми! Дом, и землю, и всё… Не хочу! Не хочу я… довольно!
С е м ё н (идёт, увидел Дунечку, подкрался к ней, схватил за плечи и орёт). А-а, ты шпионить!
Н а т а л ь я. Это мать её научила!
Дунечка. Что вы, батюшки? Где же я…
С е м ё н. Ты чего делала за дверью?
П а в е л. Дай ей по шее… ну! Старая грымза…
Д у н е ч к а. Я — просто… говорите вы… не помешать бы, думаю… разве я смею понимать речи ваши?..
П а в е л. Нет, меня не обманешь!
С е м ё н. Его не обманешь! Он сам подслушивать мастер!
(Идёт Прохор, Анна и Людмила поддерживают его под руки.)
П р о х о р. Тпру! Почему скандал?
Н а т а л ь я. Подслушивала вот…
Л ю д м и л а. Пустите её, Семён! Вот уж любят мучить людей!
Н а т а л ь я. А ты — не любишь?
П р о х о р. Шш… Без драки!
С е м ё н. Надо наказание придумать ей!
П а в е л. Прищеми ей нос в двери… вот она и не будет…
Л ю д м и л а. Тьфу! Гадость!
С е м ё н. Нет, пусть она масла из лампадки выпьет…
П а в е л. Ну, это хоть…
А н н а (строго). Оставь её, Семён! Довольно! Идите, Дуня.
(Дунечка уходит.)
Н а т а л ь я (Павлу). Вот и ещё командирша явилась…
П а в е л. Это — ненадолго! Всё ненадолго!
С е м ё н. Ты, Анна, что, в самом деле?
П р о х о р. Опомнился… Тюря!
П а в е л. А я сегодня ночью двух кошек на голубятню пущу.
А н н а. Павел! Не смей раздражать дядю!
П а в е л. Ты кто такая здесь?
А н н а. Старшая сестра…
П р о х о р. Оставь! Я ему пущу…
С е м ё н. Ты, Анна, напрасно…
Н а т а л ь я. Вы, сестрица, отрезанный ломоть…
П а в е л. Пусть её… ненадолго! Всё — ненадолго!
С е м ё н. Ты своё получила, и — шабаш!
(В дверях Васса и Михаил.)
П р о х о р (Людмиле). И что только будет здесь через недельку эдак? Ух!
Л ю д м и л а. Ничего не будет.
П а в е л (Прохору). Будет, что я вас — попрошу… ко всем чертям! Вот что будет!
П р о х о р. Щенок! Я сам…
А н н а. Дядя! Перестаньте! Павел, если ты будешь сердить дядю, он может…
П р о х о р. Не говори ему про это! Он нарочно будет!
А н н а (Павлу). Это… вредно ему! Он может умереть от припадка, сказал доктор.
П р о х о р. Ну вот! Ну — зачем ты? Ах…
Л ю д м и л а. Напрасно, Анюта…
П р о х о р. Нарочно начнут…
А н н а. Вы — не волнуйтесь…
Н а т а л ь я. Что же это как вы говорите про нас? Что Паша — злодей? Как вы можете?
П р о х о р (Анне). Ты гляди — как говорит, а? Хозяйка, а?
В а с с а (входя). Торопится…
(Все притихли.)
М и х а и л (Прохору). Доброго здоровья!
П р о х о р. А, Бисмарк… насморк… ревматизм! Здравствуй, здравствуй!
(Семён смеётся. Павел всё время следит за дядей.)
В а с с а (садясь). Это ты, Семён, распорядился, чтобы клямзинского приказчика принять?
С е м е н. Я. Он хороший парень. А что пьёт…
В а с с а. Это ничего! Да… Жена за него просила?
С е м ё н. Наташа тут ни при чём.
В а с с а. Я — о приказчиковой жене.
Л ю д м и л а. Проговорился, Сеня!
П а в е л. Ты молчи!
Н а т а л ь я (Людмиле). Нисколько! Я просила Сеню… да!
П р о х о р (качая головой). Трудные дни настигли тебя, Васса! Даже жалко смотреть…
В а с с а (спокойно). Спасибо. Себя-то пожалей, не забудь.
П р о х о р (злорадно). Туго тебе придётся, ой-ой! Ну, и народ пошёл! Говорят — русский человек мягкий, добрый…
Н а т а л ь я. Где же здесь злые? Мы вовсе не злые…
Л ю д м и л а (Анне). Как ты думаешь — не злые?
А н н а. Не знаю…
Л ю д м и л а. По-моему, они правду сказали — нет здесь злых…
П р о х о р. Н-ну, положим!..
Л ю д м и л а (горячась). Нет. Здесь — несчастные всё… и потому несчастные, что не могут ничего любить…
П а в е л. Врёшь ты! Я люблю… я!
С е м ё н (жене, подмигивая). Ю!
Л ю д м и л а. И никто не знает, что — хорошо…
П р о х о р. Верно! Этого — не знают!
В а с с а (угрюмо). Ну, а что же хорошо, умница?
М и х а и л (опасливо поглядывая на дочь). Мм-да?. Ты — того…
Л ю д м и л а. Сад ваш хорош, мамаша! С малых лет я его люблю и теперь, когда гуляю в нём, вас люблю за то, что вы украсили землю…
В а с с а (гордо, Анне). Слышишь? Баба-то?..
Л ю д м и л а. Иногда — боязно с вами…
М и х а и л. Людмила, ты…
В а с с а. Оставь её…
Л ю д м и л а. Не бойся, папа! Взгляну я на сад, вспомню, как вы в нём, согнувши спину, копаетесь около яблонь да ягод и цветов… Знаете вы, мама, что хорошо! Вы — знаете, а кроме вас — никто не знает хорошего…
П р о х о р. Ну, положим…
С е м ё н. Наталья — ю!
Л ю д м и л а. Да и не узнает. Никогда! Все хорошее мимо их, другой улицей пройдёт, всё…
Н а т а л ь я. Какая пророчица!
П р о х о р. Чего-то ей хочется?
С е м ё н (ворчит). Она