Делай! Зверски делай! Дико! И — эх ты-и!
Шла барыня из Ростова
Поглядеть на Льва Толстого,
А барыня из Орла
Неизвестно куда шла!
(Пятёркин пляшет «Барыню» отлично и смешно. Людмила поёт увлечённо. Прохор — в восторге. Наталья механически бьёт в бубен и смотрит на Рашель. Рашель сидит, как во сне.)
У барыни есть дела,
За границу ездила.
В славном городе Париже
Ей француз попался рыжий.
Н а т а л ь я. Довольно!
П р о х о р. Почему?
Н а т а л ь я. Не хочу.
Л ю д м и л а. Фу, какая капризная!
(Рашель встала, отошла прочь; Наталья не спеша — за ней; остановились у окна.)
Н а т а л ь я. Ну что?
Р а ш е л ь. Ужасно.
Н а т а л ь я. Я бы убила сына, но не оставила здесь.
Р а ш е л ь (обняла её за плечи). Не могу я увезти его… за границу без помощи Вассы Борисовны.
Н а т а л ь я. Дядя устроит. Он рад чем-нибудь ударить мать. Выкрадет — спрячем. Потом переправим к тебе.
Р а ш е л ь. Куда? Я не знаю, где буду жить. Если удастся вернуться в Швейцарию — проживу там несколько недель… Мне нужно жить в России. У меня нет возможности воспитывать Колю. А там, в Лозанне, у сестры — хорошо было бы…
П р о х о р (остановил Пятёркина, кричит). Не понравилось?
Р а ш е л ь. Нет.
П р о х о р. Не чувствуешь искусства!
Р а ш е л ь. И поёте вы нестерпимо…
П р о х о р. Виноват. По линии выпивки, а также игры в преферанс почти непобедим, но к пению — не приспособлен природой. Душа — мягкая, а горло — сухое, хрустит. Пятёркин — ступай вон, бездарная личность, не понравились мы! Рашель, идём ко мне, я тебе коллекцию замков покажу.
Р а ш е л ь. Я видела её.
П р о х о р. Когда? Ты теперь посмотри! У меня тридцать семь амбарных, четыре крепостных, сорок два сундучных с музыкой. Этого ты нигде не увидишь. И — кроме того, идём! Два слова скажу… Важных. (Берёт её под руку, уводит, она следует за ним неохотно.)
Н а т а л ь я (посмотрев на сестру). Ты что?
Л ю д м и л а. Ничего. Спать хочется.
Н а т а л ь я. Иди.
Л ю д м и л а. Скучно. Плакать хочется.
Н а т а л ь я. Иди, ляг, поплачь и усни.
Л ю д м и л а. Так всегда бывает. Дождусь Васи, я не люблю, когда её дома нет.
Н а т а л ь я. Ты всё чаще её называешь Васей.
Л ю д м и л а. Потому что люблю, а ты не любишь.
Н а т а л ь я. А я — не люблю.
Л ю д м и л а. Она это знает.
Н а т а л ь я. Да, ещё бы не знать.
Л ю д м и л а. А ты на неё похожа, похожа!
Н а т а л ь я. За то мы и не любим друг друга.
Л ю д м и л а. Она тебя любит.
Н а т а л ь я. Мучить любит.
Л ю д м и л а. Ты сама её мучаешь.
Н а т а л ь я. Ну и я.
Л ю д м и л а. Какая ты… глупая! И дядя тоже глупый — советует украсть Колю.
Н а т а л ь я. Ты об этом не говори матери.
Л ю д м и л а. Конечно — скажу.
Н а т а л ь я. Зачем?
Л ю д м и л а. Нет, не буду расстраивать, не скажу.
Н а т а л ь я (вздохнув). Блаженная ты у нас… Выродок. Ни на кого не похожа.
В а с с а (входит). Что это — ругаетесь?
Л ю д м и л а. Нет, просто разговариваем.
В а с с а. Крупно разговариваете. Прохор сигару курил — сколько раз просила не курить сигар у меня. Наталья, кажется, слишком выпила.
Н а т а л ь я. Ещё держусь на ногах.
В а с с а (наливая портвейн). Чай холодный? Налейте мне.
(Наталья наливает.)
В а с с а. Семьсот рублей, как в печку бросила. Везде — взяточники. Продажные души. Что вы тут делали?
Н а т а л ь я. Чай пили.
Л ю д м и л а. Пятёркин плясал. Дядя уговаривал Рашель украсть Колю.
В а с с а. Ишь, какой забавник! А — она что?
Л ю д м и л а. Не согласилась. Она стала скучная. Хуже стала, чем была. Неприятная. Умные — все неприятные.
В а с с а. Так. А я, по-твоему, — дура?
Л ю д м и л а. Ты — не дура, не умная, а просто человеческая женщина.
В а с с а. Уже и не знаю, что это значит? Хуже дуры? Ну, пусть будет так — человеческая женщина. Отнеси самовар, скажи, чтобы подогрели. Наталья — хочешь за границу съездить?
Н а т а л ь я. Да, хочу. Вы это знаете.
В а с с а. Можешь. Возьмёшь Анну.
Н а т а л ь я. С Анной — не поеду.
В а с с а. Почему?
Н а т а л ь я. Она мне и здесь надоела.
В а с с а. Одну — не пущу. Эх, девка…
Н а т а л ь я. Да.
В а с с а. Нет у меня времени поговорить с тобой.
Н а т а л ь я. А Кольку воспитывать — найдёте время?
Н а т а л ь я. Нет, больше, чем мне.
В а с с а. Поезжай с Анной, Фёдора увидишь.
Н а т а л ь я. Это меня не соблазняет.
В а с с а (орёт). Дьявол! Молчать!
Н а т а л ь я. Хорошо… Молчу.
Р а ш е л ь (входит). Что это вы?..
В а с с а. Да, да — зря крикнула. Зря. Разволновали меня, даже сердце колет… Ну что, Рашель? Прохор предлагал украсть Колю?
Р а ш е л ь. Он выпивши.
В а с с а. Он и трезвый — может… Вы, девицы, шли бы спать, поздновато, а?
Л ю д м и л а. А — ужинать?
В а с с а. Про ужин я забыла. Пить хочу. Пить, горячего чаю. Ну, идите, пусть накрывают на стол. Что, Рашель, как?
Р а ш е л ь. Слушайте-ка, Васса Борисовна, отдайте сына, я его отправлю за границу…
В а с с а. Снова, значит, спорить хочешь? Нет, не отдам!
Р а ш е л ь. Я совершенно не могу себе представить, что вы будете делать с ним? Как воспитывать?
В а с с а. Не беспокойся, сумеем. Мы люди осёдлые. У нас деньги есть. Наймём самых лучших учительниц, профессоров… Выучим.
Р а ш е л ь. Выучите не тому, что должен знать честный человек. Жить Коля будет в этом доме с балалайками, с гитарами, с жирной пищей, полупьяным Прохором Храповым, с двумя девицами: одна — полудитя, другая слишком озлоблена. Васса Борисовна, я неплохо знаю ваш класс и здесь, в России, и за границей, — это безнадёжно больной класс! Живёте вы автоматически, в плену хозяйств, подчиняясь силе вещей, не вами созданных. Живёте, презирая, ненавидя друг друга и не ставя перед собой вопроса зачем живёте, кому вы нужны?.. Даже лучшие, наиболее умные люди ваши живут только из отвращения к смерти, из страха перед ней.
В а с с а. Всё пропела? Ну — отдохни, послушай меня. Чего не понимаю я в тебе — так это вот чего: как это выходит, что смелый твой умишко и слеп и хром, когда ты о жизни говоришь? Класс, класс… Милая, Гурий Кротких управляющий пароходством моим — насчёт класса лучше твоего понимает: революции тогда законны, когда они этому дурацкому классу полезны. А ты о какой-то беззаконной революции толкуешь… о надземной какой-то. У Кротких — дело ясно: социалисты должны соединить рабочих для интереса промышленности, торговли. Вот как он предлагает, и это — правильно! Он не дурак… в этом, а вообще в делах ещё глуп.
Р а ш е л ь. Его фамилия — Кротких? Ну вот, сообразно его фамилии он и проповедует воспитание пролетариев кроткими. Он — не один такой. Такие весьма часто встречаются. И, как верным рабам вашим, вы позволяете им подниматься довольно высоко…
В а с с а. Ты пойми — мне, Вассе Храповой, дела нет до класса этого. Издыхает, говоришь? Меня это не касается, я — здорова. Моё дело — в моих руках. И никто мне помешать не может, и застращать меня ничем нельзя. На мой век всего хватит, и внуку очень много я накоплю. Вот и весь мой разговор, вся премудрость. А Колю я тебе не отдам. Давай — кончим! Ужинать пора. Устала я.
Р а ш е л ь. Не буду я ужинать. Противен мне хлеб ваш… Где я могу отдохнуть?
В а с с а. Иди. Наталья укажет. (Поднимается со стула с трудом. Снова села, зовёт.) Анна! (Ответа нет.) Хлеб мой противен ей… Кто посмел бы сказать мне этак? Ух… язва! (Звонит.)
П о л я. Вы звонили?
В а с с а. Чёрт из-под печи. Где Анна?
П о л я. У барышень.
В а с с а. Позови. (Сидит, прислушиваясь к чему-то, щупает шею, покашливает. Анна.) Что тут было без меня?
А н н а. Прохор Борисович предложил выкрасть Колю.
В а с с а. Сам предложил?
А н н а. Да. Сначала сказал: «Правильно — тебе сын ни к чему», а потом вдруг обрадовался: «Это, говорит, сестре вилка в бок».
В а с с а. А как Наталья?
А н н а. Это она предложила выкрасть…
В а с с а. Путаешь! Врёшь!
А н н а. Я — не путаю, так было: когда Рашель Моисеевна сказала, что вы Колю оставляете за собой, Прохор Борисович сказал: «Правильно», а когда Наташа предложила: «Выкради», так и он тоже…
В а с с а. Так. Ему — только бы укусить меня. Хоть за пятку, да укусить.
А н н а. «У меня, говорит, Пятёркин не то что ребёнка — архиерея украсть может».
В а с
