Но в конторе нет никого! Ты же знаешь — у нас полная анархия. Вот уж скоро обед, а этот ротмистр все просит чаю… В столовой с утра не убран самовар, и вообще — жизнь похожа на какое-то дурачество!
Захар. Ты знаешь, Яков вдруг собрался куда-то ехать!
Полина. Ты прости мне, но, право, хорошо, что он уедет…
Захар. Да, конечно. Он ужасно раздражает, говорит чепуху… Вот сейчас пристал ко мне, спрашивает — можно ли из моего револьвера убить ворону? Говорил какие-то дерзости. Наконец ушел и унес револьвер… Всегда пьяный…
(С террасы входит Синцов с двумя жандармами и Квач. Полина, молча посмотрев на Синцова в лорнет, уходит. Захар смущенно поправляет очки, потом отступает.)
Захар (укоризненно). Вот, господин Синцов… как это грустно! Мне очень жаль вас… очень!
Синцов (с улыбкой). Не беспокойтесь… стоит ли?
Захар. Стоит! Люди должны сочувствовать друг другу… И даже, если человек, которому я доверял, не оправдал моего доверия, все равно, видя его в несчастии, я считаю долгом сочувствовать ему… да! Прощайте, господин Синцов!
Синцов. До свидания.
Захар. Вы не имеете ко мне… каких-либо претензий?
Синцов. Решительно, никаких.
Захар (смущенно). Прекрасно. Прощайте! Ваше жалованье будет выслано вам… да. (Идет.) Но это невозможно! Мой дом становится какой-то жандармской канцелярией!
(Синцов усмехается. Квач все время пристально рассматривает его, особенно руки. Заметив это, Синцов тоже несколько секунд смотрит в глаза Квача. Тот усмехается.)
Синцов. Ну? В чем дело?
Квач(радостно). Ничего… ничего!
Бобоедов (входит). Господин Синцов, вы сейчас отправитесь в город.
Квач (радостно). Ваше благородие, они совсем не господин Синцов, а другое!..
Бобоедов. Как? Говори яснее!
Квач. Да я же их знаю! Они жили на Брянском заводе, и там их имя было Максим Марков!.. Там мы их арестовали… два года назад, ваше благородие!.. На левой руке, на большом пальце, у них ногтя нет, я знаю! Они не иначе как бежали откуда-нибудь, если по чужому паспорту живут!
Бобоедов (приятно удивлен). Это правда, господин Синцов?
Квач. Все правда, ваше благородие!
Бобоедов. Так, значит, вы не Синцов, те-те-те…
Синцов. Кто бы я ни был, вы обязаны вести себя со мной прилично… не забывайте!
Бобоедов. Ого-го! Сразу видно серьезного человека. Квач, ты сам повезешь его!.. Смотри в оба!
Квач. Слушаю!
Бобоедов (радостно). Так вот, господин Синцов, или как вас там зовут, вы едете в город. Ты, Квач, немедленно доложишь начальнику все, что знаешь о нем, и сейчас же затребовать прежнее производство… впрочем, это я сам! Подожди, Квач… (Быстро уходит.)
Квач (добродушно). Вот и снова встретились!
Синцов (усмехаясь). Вы рады?
Квач. А как же? Знакомый!
Синцов (брезгливо). Вам пора бы уже бросить это дело. Волосы седые, а приходится, как собаке, выслеживать… Неужели вам не обидно?
Квач (добродушно). Ничего, я привык! Я уже двадцать три года служу… И совсем не как собака! Начальство меня уважает. Орден обещали! Теперь дадут!
Синцов. За меня?
Квач. А за вас! Вы откуда бежали?
Синцов. Потом узнаете.
Квач. Узнаем! А помните там, на Брянском, черный такой был в очках? Учитель Савицкий? То он тоже был недавно опять арестован… Ну, только умер он в тюрьме… Очень больной был! Мало вас все-таки!
Синцов. Будет много… подождите!
Квач. О? Это хорошо! Больше политических — нам лучше!
Синцов. Награды чаще получаете?
(В дверях появляются Бобоедов, генерал, поручик, Клеопатра и Николай.)
Николай (взглянув на Синцова). Я чувствовал это… (Исчезает.)
Генерал. Хорош!
Клеопатра. Теперь понятно, откуда все пошло!
Синцов (с иронией). Послушайте, господин жандарм, вам не кажется, что вы ведете себя глупо?
Бобоедов. Не… не учить меня!
Синцов (настойчиво). Нет, я поучу! Прекратите этот дурацкий спектакль!
Бобоедов (кричит). Квач, уведи его!
Квач. Слушаю! (Уводит Синцова.)
Генерал. Это, должно быть, зверь, а? Как он… рычит, а?
Клеопатра. Я уверена, что это он начало всему!
Бобоедов. Возможно… очень возможно!
Поручик. Будут его судить, да?
Бобоедов (усмехаясь). Мы их без соуса едим… и так вкусно!
Генерал. Это остроумно. Как устриц… хам!
Бобоедов. Ага! Ну, вот, ваше превосходительство, теперь мы живо разделим всю дичь и избавим вас от этого анекдота! Николай Васильевич, вы где?
(Все скрываются в дверях. С террасы входит становой.)
Становой (Коню). Допрос здесь будет?
Конь (угрюмо). Я не знаю… Ничего не знаю!
Становой. Стол, бумаги… значит, здесь! (Говорит на террасу.) Введите сюда всех! (Коню.) Покойник-то ошибся: сказал — рыжий его застрелил, а оказывается — черноватый!
Конь (ворчливо). И живые ошибаются…
(С террасы снова вводят арестованных.)
Становой. Ставь их здесь… рядом! Старик, становись с краю! Не стыдно тебе! Старый черт!
Греков. Зачем же вы ругаетесь?
Левшин. Ничего, Алеша! Пускай его…
Становой (грозя). Я тебе поговорю!
Левшин. Ничего! Должность такая… обижающая человека, у них.
(Входят Николай, Бобоедов. Садятся за стол. Генерал усаживается в кресло в углу, сзади него поручик. В дверях — Клеопатра и
Полина. Потом сзади них Татьяна и Надя. Через их плечи недовольно смотрит Захар. Откуда-то боком и осторожно идет Пологий, кланяется сидящим за столом и растерянно останавливается посреди комнаты. Генерал манит его к себе движением пальца. Он идет на носках сапог и становится рядом с креслом генерала. Вводят Рябцова.)
Николай. Начнем. Павел Рябцов!
Рябцов. Ну?
Бобоедов. Не — ну, дурак, а — что угодно!
Николай. Итак, вы настаиваете, что директор убит вами?
Рябцов (недовольно). Я сказал уж… чего же еще?
Николай. Вы знаете Алексея Грекова?
Рябцов. Это какого?
Николай. А вот, рядом с вами стоит!
Рябцов. Он у нас работает.
Николай. Значит, вы знакомы с ним?
Рябцов. Мы все знакомы.
Николай. Конечно. Но вы у него бывали в доме, гуляли с ним… вообще, вы его коротко, близко знаете? Вы — товарищи?
Рябцов. Я со всеми гуляю. Все мы — товарищи.
Николай. Да? Я думаю — вы лжете! Господин Пологий, скажите нам Рябцов и Греков в каких отношениях?
Пологий. В тесных отношениях дружбы… Здесь имеются две компании. Молодыми предводительствует Греков, юноша очень дерзкий в обращении с лицами, которые стоят неизмеримо выше его. А пожилыми руководствует Ефим Левшин… человек фантастический в своих речах и лисообразный в обращении…
Надя (тихо). Ах, какой мерзавец!
(Пологий оглядывается на нее и вопросительно смотрит на
Николая. Николай тоже кидает взгляд в сторону Нади.)
Николай. Ну-с, дальше!
Пологий (вздохнув). Их соединяет господин Синцов, который со всеми в хороших отношениях. Это личность не похожая на простого человека, с нормальным умом. Он читает разные книги и имеет обо всем свои суждения. В квартире у него, которая наискось моей и состоит из трех комнат…
Николай. Вы не так подробно…
Пологий. Извините… Правда требует полноты форм! В квартиру его заходят всевозможные личности, а также присутствующие здесь, как то: Греков…
Николай. Греков, это правда?
Греков (спокойно). Прошу ко мне не обращаться с вопросами, я отвечать не буду.
Николай. Напрасно!
Надя (громко). Вот хорошо!
Клеопатра. Что за выходки?
Захар. Надя, дорогая моя!..
Бобоедов. Тсс…
(На террасе шум.)
Николай. Я нахожу излишним присутствие здесь посторонних лиц…
Генерал. Гм… Кто же тут посторонние?
Бобоедов. Квач, посмотри, что за шум?
Квач. Человек рвется в дверь, ваше благородие! Прет в дверь и ругается, ваше благородие!
Николай. Что ему надо? Кто это?
Бобоедов. Спроси!
Пологий. Прикажете продолжать или приостановиться?
Надя. О, подлец!
Николай. Приостановитесь… Посторонних лиц я прошу уйти!
Генерал. Позвольте… это как понять?..
Надя (кричит задорно). Посторонние здесь — вы! Вы, а не я! Вы везде посторонние… я здесь дома! Это я могу требовать, чтобы вы удалились…
Захар (возбужденно, Наде). Уйди! Немедленно… уйди!
Надя. Да? вот как!.. Значит, это я… действительно я посторонняя здесь! Так я уйду, но я скажу вам…
Полина. Удержите ее… она скажет что-нибудь ужасное!
Николай (Бобоедову). Скажите жандармам, чтобы закрыли двери!
Надя. Вы все бессовестные люди… без сердца, жалкие… несчастные…
Квач (входит, радостно). Ваше благородие! Еще один открывается!
Бобоедов. Что?
(К столу идет, не торопясь, Акимов, рыжеватый парень, с большими усами.)
Николай (невольно приподнимаясь). Что вам нужно?
Акимов. Это я убил директора.
Николай. Вы?
Акимов. Я.
Клеопатра (тихо). А-а… мерзавец! Совесть имеешь!..
Полина. Боже мой! Какие ужасные люди!
Татьяна (спокойно). Эти люди победят!
Акимов (угрюмо). Ну, что же? Нате, ешьте! Я убил.
(Общее смущение. Николай что-то быстро шепчет Бобоедову, тот растерянно улыбается. В толпе арестованных молчание; все стоят неподвижно. В дверях Надя смотрит на Акимова и плачет. Полина и Захар шепчутся. В тишине ясно слышен негромкий голос Татьяны.)
Татьяна (Наде). Не плачь, эти люди победят!..
Левшин. Эх, Акимов, напрасно ты…
Бобоедов. Молчать!
Надя (Акимову). Зачем вы сделали это, зачем?
Левшин. Не кричи, ваше благородие. Я — старше тебя.
Акимов (Наде). Вы — ничего тут не поймете,- ушли бы…
Клеопатра. А ведь каким святеньким притворялся этот мерзкий старик!
Бобоедов. Квач!
Левшин. Ты чего же, Акимов? Ты — говори! Ты скажи, что он тебе пистолет ко грудям приставил, ну, тогда ты и тово…
Бобоедов (Николаю). Вы слышите, чему он учит? Ах, старый лгун!
Левшин. Нет, я не лгун…
Николай. Ну-с, а как же вы теперь, Рябцов?
Рябцов. А — никак…
Левшин. Молчи! Ты — молчи. Они хитрые, они словами сильнее нас…
Николай (Бобоедову). Вышвырните его!
Левшин. Нас — не вышвырнешь, нет! Будет, швыряли! Пожили мы в темноте беззаконья, довольно! Теперь сами загорелись — не погасишь! Не погасите нас никаким страхом, не погасите.
1906 г.
