в. Обидно. Человек жаден.
(Ладыгин нес[ёт] шаль, за ним Жан.)
Л а д ы г и н. Да! Пора. Извольте.
О л ь г а. Спасибо.
Ж а н. Но все разбрелись, а Яков Сергеич на ступ[еньках] террасы рассказывает Верочке, Нине Аркадьевне о каких-то чудесах науки, — не рассказ, а мёд и перец!
Удивительный муж у вас, Ольга Борисовна! Его даже камни могут слушать.
Л а д ы г и н. Был такой проповедник, который тоже… «Аминь, — ему грянули камни в ответ».
Ж а н. Это было в хрестоматии.
Л а д ы г и н. Не знаю, может быть. Позвольте, хрестоматия — это сборник стихов, книга?
Ж а н. То — книга, а то — остров в Тихом океане.
Л а д ы г и н. Никогда не слыхал. Будемте ужинать, а?
Б у к е е в. Жан — зови! (Пред[лагая] Ольге руку.) Позволите?
О л ь г а. Спасибо.
Л а д ы г и н. «Аминь! — ему грянули камни в ответ». Это очень хорошо сказано. А вообще я не люблю стихов, — ужасно трудно читать их! Запятые не на месте, и слова
переставлены нелепо. А вам, Ольга Борисовна, нравятся стихи?
О л ь г а. Хорошие — да. (Вз[дохнув].) Как хочется музыки послушать!
Б у к е е в. Можно послать в город, там есть старичок один.
О л ь г а. Нет, не беспокойте старичка. Ваша племянница — не играет?
Б у к е е в. Верочка? Не знаю… Она у меня недавно живёт, ещё года нет…
О л ь г а. Сирота?
Б у к е е в. Да. Сестра моя умерла, Вера осталась с вотчимом, а он такой авантюрист, гуляка…
Л а д ы г и н. Вот авантюристов я люблю, интересные люди!
Ж а н. Прошу за стол!
(Идут Нина, Верочка, Богомолов.)
Б о г о м о л о в. Каждый из нас чувствует себя творцом или рабом некой «истины», и каждый стремится укрепить её в жизни, — вбить свой гвоздь в мозг ближнего. Это
глубоко отвратит[ельное] стремление…
Б у к е е в. Ваш супруг неутомим.
Л а д ы г и н. Какая-то думающая машина.
О л ь г а (оглядываясь на него). Вы очень откровенны.
Б у к е е в. Н-да…
Л а д ы г и н. Виноват! Это я нечаянно сказал…
О л ь г а. Яков!
Б о г о м о л о в. Да?
О л ь г а. Сядь рядом со мной.
Б о г о м о л о в. Прекрасно!
Ж а н. Усаживайтесь, синьоры!
III ДЕЙСТВИЕ
Комната первого действия. Пасмурный вечер. Сквозь стёкла террасы видно, как под ветром качаются тополя. В углу налево Б о г о м о л о в и В е р о ч к а играют в
шахматы. За большим столом Л а д ы г и н раскладывает пасьянс. В фонаре на тахте полулежит О л ь г а с книгой.
В е р о ч к а. Так я возьму у вас коня.
Б о г о м о л о в. А я — так!
В е р о ч к а. И так возьму.
Б о г о м о л о в. Да? Гм… Что же мне делать?
В е р о ч к а. Вы сегодня играете очень рассеянно…
Л а д ы г и н. Рассеянность — признак влюбленности.
(Ольга смотрит на него через книгу.)
В е р о ч к а. Шах королеве.
Б о г о м о л о в. Уже? Что такое? Действительно, я играю, как телёнок.
Л а д ы г и н. Сравненьице не лестное, но…
О л ь г а. О чём вы гадаете?
Л а д ы г и н. Конечно, о том, любит ли она меня.
О л ь г а. Она — купчиха?
Л а д ы г и н. Почему?
О л ь г а. Мне так кажется.
Л а д ы г и н. Вы сегодня злая. (Смотрит на часы.)
О л ь г а. Я не бываю доброй.
В е р о ч к а. Вы проиграли. Шах королю… Видите.
Б о г о м о л о в. Вижу. Странно.
Л а д ы г и н. Ужасно медленно тянется этот день…
Б о г о м о л о в (встал). Вот надпись для часов:
Мы временем владеть не можем,
Минуты счастья не умножим,
Но если день наполнен горем,
Работой ход часов ускорим.
В е р о ч к а. Это чьё?
Б о г о м о л о в. Моё. Сам сочинил.
О л ь г а. Когда?
Б о г о м о л о в. Не помню.
О л ь г а. Я впервые слышу.
В е р о ч к а. Вы пишете стихи?
Б о г о м о л о в. Писал. И всё почему-то грустные. Потом — стало стыдно — бросил.
В е р о ч к а. Чего же стыдно?
Б о г о м о л о в. Не умею сказать. Так как-то, знаете… взрослый человек, с бородой, гидротехник и вдруг — пишет стихи! Да ещё лирические.
Л а д ы г и н. Да, это — нелепо! Борода и стихи…
В е р о ч к а. Очень многие поэты носили бороды…
О л ь г а (ир[онически]). Да — что вы?
Л а д ы г и н. Вообще борода — нелепость… (Мешает карты.) Когда дяди Жана нет дома — здесь скучно, как в монастыре.
(Верочка, собрав шахматы, уходит на террасу.)
О л ь г а. Вы очень любезны.
Л а д ы г и н. Я — откровенен. Не умею кривить душой.
Б о г о м о л о в (Ольге). Он — прав. Здесь скучно. По-моему, источником скуки является владыка здешних мест, — в нём неиссякаемый запас эдакой каменной скуки.
О л ь г а. Ты сплетничаешь.
Б о г о м о л о в. Что это за книга?
О л ь г а (смотрит на титул). Поль Адан.
Б о г о м о л о в (целует руку её). Пойду, схожу на работы.
О л ь г а. Скоро вернешься?
Б о г о м о л о в. Скоро… Утром эти звери опять сломали бур… И кто-то украл ремни. [(Уходит.)]
Л а д ы г и н (оглянулся, не видит Верочку, прошёл в фонарь, садится на тахту, обнимает Ольгу). Пойдём к тебе.
О л ь г а. Нельзя.
Л а д ы г и н. Почему? Пойдём!
О л ь г а. Перестаньте! Я не хочу…
Л а д ы г и н, Как ты меня мучаешь, это ужас, ты невероятно капризна. Ну, поцелуй меня крепко…
Л а д ы г и н. Тогда — пойдём к тебе.
О л ь г а. Я же сказала…
Л а д ы г и н. Но, чёрт возьми… Вы издеваетесь надо мной, что ли?.. Я не могу так… Если я люблю, то — надо меня любить. Ты так ласкова с мужем, — это неприятно
волнует меня.
О л ь г а. Неужели?
Л а д ы г и н. Конечно! Надо, моя милая, ясно знать, на какую лошадь ставишь, как говорят англичане.
О л ь г а. Это они в подобных случаях так говорят?
(Верочка идёт с террасы.)
О л ь г а (усмех[аясь]). Вы — удивительный! Не думала я, что существуют такие упрощённые люди.
Л а д ы г и н (обнимает её). Во всех случаях!
(Верочка, садясь у стола, двиг[ает] стул, открыв[ает] ящик.)
Л а д ы г и н (вскочил на ноги, выглянул и, смущённо улыбаясь, идёт на террасу, говоря). Ах, вы здесь?..
(Ольга встаёт, выходит в комнату, молча смотрит на Веру, та встала и тоже смотрит в лицо Ольге. Немая сцена.)
О л ь г а. Вы хотите сказать мне что-то?
В е р о ч к а. Нет.
О л ь г а (после паузы). Но, может быть, скажете?
В е р о ч к а. Нет. (Идёт к двери налево.)
О л ь г а. Желаете остаться немым судьёй?
В е р о ч к а (горячо). Я ничего не желаю… я никого не хочу осуждать…
О л ь г а (иронически). Благодарю вас!
В е р о ч к а. Но — разве это любовь?
О л ь г а. Ага, всё-таки вы заговорили…
(Верочка быстро уходит.)
О л ь г а (постояв несколько секунд, закрывает лицо руками, потом бормочет). Боже мой — что я делаю?.. Боже мой…
Ж а н [(входит).] Вот мы и приехали! Вы одна здесь, божественная? (Садится.) Устал! Никон зол, точно голодный волк. Ветер. В городе пылища. Что с вами, богиня? А? Вы
бледненькая и опрокинутая — что такое?
О л ь г а. Ничего. Нервы. Пойду, отдохну.
Ж а н (прот[ягивает] руку). Минуточку, минутку. Позвольте мне ещё раз побеседовать с вами.
О л ь г а. Бесполезно.
Ж а н. Милости прошу, а не жертвы! Присядьте.
О л ь г а. Благодарю вас. (Ходит.)
Ж а н. Ольга Борисовна! Я — циник!
О л ь г а. Кажется, вы недавно называли себя романтиком?
Ж а н. Обмолвился. Нет, я — циник! Я смотрю на вещи просто: вы красавица и заслуживаете божеских почестей. Вам необходимо вставить себя в раму, достойную вашей
красоты. Жить с водолеем…
О л ь г а. Я прошу вас…
Ж а н. Нисколько не хочу обижать Якова Сергеича. Но я вижу, что вы ему не нужны, — ему вообще ничего и никого не нужно. Это человек преждевременный, отвлечённейший
мечтатель, поэт и тому подобное. Да здравствует! Но — при чём здесь вы? Не понимаю!
О л ь г а. И что же дальше?
Ж а н. Дальше — Никон.
О л ь г а. Вы знаете, как называется ваша профессия?
Ж а н. Знаю — приживал, паразит.
О л ь г а. Нет, хуже.
Ж а н. Знаю — сводник.
Ж а н. И всё-таки! Я циник, но я по-своему люблю Никона и желаю ему счастья. Счастье — это вы. Всё — вам, всё — для вас. Жизнь — ну, жизнь пустяки, но — состояние —
это уже не пустяки, а около шести миллионов! Ольга Борисовна, — дело стоит так: лично мне невыгодно, чтоб эта комбинация осуществилась, ибо я знаю, войдя в дом
Никона, вы меня — фюить.
О л ь г а. Извините, но мне кажется, что
