вы или пьяны, или с ума сходите!
Ж а н. Да — почему? Речь идёт о деле, и повторяю вам — невыгодном для меня. Но в дружбе я — рыцарь, да-с, рыцарь, не менее того… Ольга Борисовна, пред вами — всё,
сзади вас — одни словесные бубенчики и пустота!
О л ь г а. Не смейте говорить так.
Ж а н (струхнул). Не буду. Не стану. Фу… Ведь экая вы… женщина! Понять нельзя какая. Но — клянусь! — действительная женщина.
О л ь г а. Послушайте… это Букеев просил вас говорить со мной?
Ж а н. Ни-ни! Ничего похожего! Я — сам, за свой страх из чувства рыцарской дружбы, ей-богу! Знаю, что есть риск получить пощёчину, но — иду на вы!
О л ь г а. Что вы за люди все? Вы, Букеев, Ладыгин? Не понимаю.
Ж а н. И не надо, не понимайте! Мы сами ни черта не понимаем, ей-богу. Живём вплоть до смерти, а для чего? Необъяснимо. (Серьёзно.) Послушайте, Никон несчастный
парень. Он только однажды искренно любил, но возлюбленная оказалась с премией — у неё был туберкулёз, и она умерла в Давосе. Он хороший парень… А что касается Нины
Аркадьевны, то это не более как шутка, знаете, от скуки… Ну, например, один купец московский, говорят, слонёнка у себя в комнате держал. Ах, да что там! Ольга
Борисовна, подумайте… Я ухожу, — топают на лестнице… Ольга Борисовна, — прошу вас! Это очень серьёзно!
(Входит с террасы Нина.)
Н и н а. Какой прот[ивный] ветер! (Огляд[ывает] их.) Вы — ссорились?
Ж а н. Мы?
Н и н а. У вас такой взъерошенный вид.
Ж а н. Это — вдохновение посетило меня. Я расск[азал] Ольге Борисовне историю, дррр-аму, которую видел в синематографе.
(Ольга уходит к себе.)
Н и н а. В чём дело?
Ж а н. А что?
Н и н а. Отчего она такая?
Ж а н. Мамочка, я ей сейчас наговорил столько, что — знаете удивительно, как она на ногах, устояла! Разоблачил, так сказать! И о Ладыгине и — вообще! Говорю — лучше
вы, сударыня, того — цюрюк, цюрюк! То есть — пожалуйте назад. Авантюристок, говорю…
Н и н а. Врёте!
Ж а н. Я? Когда это?
Н и н а. Всегда! Вы меня надуть хотите, сударь!
Ж а н. Господи! Я — вас?
Н и н а. Смотрите, друг мой! Я вашу дипломатию понимаю…
Ж а н. Ах, как вы несправедливы ко мне!
Н и н а. Я насквозь вижу вас.
Ж а н. Гм!
Н и н а. Да, да! Вы из тех, кто всегда идёт за победителем…
Ж а н. Таковы все люди…
Н и н а. Но — ещё неизвестно, кто здесь победит…
(Верочка входит с ключами.)
Ж а н. Там покупки из города привезены, будьте любезны принять. Никон просит к ужину оленью ногу…
В е р о ч к а. Хорошо.
Н и н а. А где Никон Васильевич?
В е р о ч к а. У себя.
Ж а н (уходя). Какой сегодня нервный день!
Н и н а. Верочка!
В е р о ч к а. Да?
Н и н а. Присядьте на минуту. Я хочу спросить вас — вы ничего не замечаете?
(Верочка молчит, играя ключами.)
Н и н а (нак[лонясь] к ней). Не правда ли, эта Ольга Борисовна охотится за Никоном Васильевичем?
В е р о ч к а (удивлённо). Нет!
Н и н а (взволнованно]). Однако — это так. Вы — девушка, человек неопытный, вам непонятны наши женские хитрости.
В е р о ч к а. Да… я ничего не понимаю…
Н и н а. Но вы должны понять, что эта авантюристка угрожает вашим интересам…
В е р о ч к а. Мне? Моим интересам?
Н и н а. Да, конечно! Ведь если она вотрётся в доверие Никона Васильевича, заберёт его в руки… тогда ваше будущее…
В е р о ч к а. Какое мне дело до этого?
Н и н а. Но — как же? Вы девушка, вам нужно выйти замуж, для этого необходимо приданое…
В е р о ч к а. Нина Аркадьевна, мне ничего не нужно. Мне нужно уйти отсюда… Вы говорите, кто-то за кем-то охотится. Здесь все охотятся друг за другом, а — жизни
нет.
Н и н а. Вы, конечно, понимаете, что я говорю вполне бескорыстно…
В е р о ч к а. Только Яков Сергеич — один он…
Н и н а. Ах, он глуп.
В е р о ч к а. Нет, неправда! Он — слепой, потому что честный.
Н и н а. Поверьте мне, это — дурак и болтун.
В е р о ч к а (возмущённо). Это прекр[асный] человек.
Н и н а. Вы увлекаетесь им, — да?
В е р о ч к а. Да!
Н и н а. О, боже мой! Но, милая моя, это смешно!
В е р о ч к а. Пусть будет смешно…
Б у к е е в (входит). Что — смешно?
(Верочка поспешно уходит.)
Б у к е е в. Что такое? Чего она убежала?
(Жан на террасе прячется за дверь.)
Н и н а. Я с ней беседовала о Якове Сергеиче.
Б у к е е в. Да. Ну, так что же?
Н и н а. Мне кажется, она увлекается немножко…
Б у к е е в (кивая на дверь Богомолова). Им?
Н и н а. Да.
Б у к е е в. Гм… (Задумался.) А — он?
Н и н а. Что?
Б у к е е в. Он тоже увлекается Верой?
Н и н а. Вам это интересно?
Б у к е е в. Нет… но…
Н и н а. Но?
Б у к е е в. Всё-таки — племянница, родственница…
Н и н а. Это ли интересует вас?
Б у к е е в. А что ж ещё?
Н и н а. Может быть, нечто другое? Или — некто другой?
Б у к е е в. Ну… кто — другой?
Ж а н (с террасы, озабоченно). Вы не видели учёного, а?
Б у к е е в. Нет.
Ж а н. В какую щель земли провалился он?
Н и н а (подозр[ительно]). Зачем вам его?
Ж а н. Там пришли с работ.
Н и н а. Вы где были сейчас?
Ж а н. Я? Везде! Ника, надо бы, дорогой мой, решить вопрос о плотине для пруда и о барражах в овраг, а? Наш водопроводчик очень беспокоится…
Н и н а. Вы будете говорить о делах?
Ж а н. Немножко.
Н и н а. Тогда я уйду…
Б у к е е в. Чего же тут решать? Пусть строит.
Ж а н (дождавшись ухода Нины). Вовремя я пришёл?
Б у к е е в. Что?
Ж а н. Она, кажется, начинала кислый разговор?
Б у к е е в. Похоже. Скучная женщина. Да, так пускай строит… что ж…
Ж а н. Ничего не нужно строить, — к чему тебе вся эта канитель с водой, если ты решил продать имение? Ведь у тебя цель — удержать здесь его жену, и только для этого
затеял ты орошение и всю чепуху?
Б у к е е в. Ну, не совсем для этого. С водой за имение дороже дадут.
Ж а н. На кой тебе чёрт — деньги!
Б у к е е в. Денег мне не нужно, это верно.
Ж а н. Вот видишь! Уговаривайся с нею и махай за границу…
Б у к е е в (расхаживая). С ней так нельзя… нельзя, брат!
Ж а н. Отчего? Почему?
Б у к е е в. Ты не понимаешь. Я, брат, серьёзно влюбился… кажется…
Ж а н. Когда ж ты влюблялся несерьёзно?
Б у к е е в. Ты сам говорил, что последняя женщина — как сороковой медведь…
Ж а н. Мало ли что я говорю! А ты — не верь. Я, брат, не хуже водопроводчика могу говорить на все темы, потому что я человек вдохновенный и фантастический.
Водопроводчик говорит, что жизнь есть непрерывное движение и все мы несчастны, потому что не чувствуем этого, а всё стараемся остановить движение, уцепившись за что-
нибудь, укрепив себя…
Б у к е е в (задумчиво). Опоздал я укрепиться.
Ж а н (не слушая его). Это он верно говорит. Пускай всё движется, дело и мысли. Я не знаю, что сделаю завтра, но сегодня я хочу хорошо пожить…
(Ладыгин и Богомолов с террасы.)
Л а д ы г и н. Ну и ветер!
Ж а н. Стремление, движение…
Б о г о м о л о в (с досадой). Дядя Жан, когда же привезут бетонные трубы?
Ж а н. Едут трубы!
Б о г о м о л о в. Послушайте, — это не годится! Мы тратим бесполезно такую массу времени и денег… Никон Васильевич, — вы бы распорядились построже.
Б у к е е в (кивая на Жана). Это вот всё он…
Б о г о м о л о в. За два месяца с лишком мы ничего не сделали… Если на днях не будет труб, я должен буду прекр[атить] бурение…
Ж а н. Беспок[ойный] вы человек, Яков Сергеич!
Б о г о м о л о в. Да вы поймите — скоро пойдёт вода.
Ж а н. И прекрасно.
Б о г о м о л о в. Вы шутите?
Б у к е е в. Ты бы, Жан, того… в самом деле…
Л а д ы г и н. Хорошо бы чаю выпить!
Ж а н. Сейчас распоряжусь…
Б о г о м о л о в (смеясь — Букееву). Если смотреть со стороны, так вся эта затея — чужое дело для вас…
Б у к е е в. Н-да… Чужое дело? Вот вы, батенька, обо всём думаете… и говорите… А вот — скажите мне: что значит — моя жизнь? То есть не моя, Букеева, жизнь, а
вообще когда человек, — вы, например, — говорите: моя жизнь!
Б о г о м о л о в. Позвольте — не понимаю.
Б у к е е в (слегка раздражаясь). Ну — как не понять? Я говорю: моя жизнь, а — что в ней моё? Вот у меня имущество, о нём заботиться надо, а мне — лень. Или —
племянница — о ней тоже надо заботиться, а я не умею… (Раздр[ажённо].) Вообще — что в моей жизни — моё? Ничего нет, кроме забот!
Л а д ы г и н (смеётся). Курьёз! Да вы раздайте имение нищим…
Б у к е е в. Я говорю серьёзно!
Л а д ы г и н. И я тоже.
Б у к е е в (Богомолову). Ну-с? Как же?
