не забавляет. Далее!
С о ф ь я. А ведь вы этому учились — охранять леса.
М у р а т о в. Именно этому.
С о ф ь я. Как же так?
М у р а т о в. Ошибся. Что ж, это обычная ошибка русского! Русский человек стремится прежде всего уйти из своей родной среды, а — куда, каким путём — это всё равно! С тем нас возьмите. Вы всё сказали, что хотелось?
С о ф ь я. Да.
М у р а т о в. Какой же вывод?
С о ф ь я. Сделайте вывод сами.
М у р а т о в. Может, вы надеетесь, что я, после сей философической беседы, застрелюсь? Нет, я не застрелюсь. Таких, как я, — тысячи, и жизнь наше поле, сударыня! Таких, как вы — единицы, десятки; вы совершенно лишние люди в жизни сей. И девать вам себя — некуда. Раньше вы в революцию ходили, но революция никому больше не нужна, и — сделайте-ка отсюда вывод!
С о ф ь я (усмехаясь). Я, кажется, попала-таки в сердце вам.
М у р а т о в. В сердце? Нет!
С о ф ь я. Но — мы кончили?
М у р а т о в. Вы — умнее, чем я думал. Удивляюсь, как вы можете терпеть всё это… эту пошлость вокруг вас… (Вздохнув.) Всё-таки есть у меня к вам нечто в душе…
С о ф ь я. Совершенно ненужное ни вам, ни мне…
М у р а т о в. Простенько вы смотрите на людей, сударыня; очень уж несложно!
С о ф ь я (пылко). Ах, оставьте вы эту сложность, постыдитесь её, наконец! Ведь вы за нею скрываете только ложь и разврат.
М у р а т о в. Вы сердитесь? Ухожу. Я люблю сам сердиться, но когда другой — особенно женщина — отдаёт себя наслаждению злостью, это мне не нравится…
(Не торопясь идёт в дом, на ступенях террасы остановился.)
А я не считаю, что мы поссорились, — можно?
С о ф ь я (негромко). Как хотите….
М у р а т о в. Не считаю. До свидания, более приятного для меня.
(Софья, оставшись одна, ходит, пожимает плечами, усмехаясь.)
С т ё п к а (выглядывает). Софья Ивановна, меня бабушка за ухи оттрепала…
С о ф ь я (не глядя на нее). А ты что сделала?..
С т ё п к а. Сахарку немножко взяла…
С о ф ь я. Надо было попросить.
С т ё п к а. Так ведь не дала бы она…
С о ф ь я. А ты у меня спроси.
С т ё п к а. А тебя не было!
С о ф ь я. А ты бы подождала меня…
С т ё п к а. Разве что так! Дура я…
С о ф ь я (гладя её волосы). Конечно — дурочка…
С т ё п к а. А когда я умной-то буду?
С о ф ь я. Подожди, будешь… Ступай, посмотри, кто приехал.
С т ё п к а (убегая). Гляди — немец твой…
С о ф ь я (усмехается, заглядывает за угол террасы). Анна Марковна, вы что прячетесь?
Ц е л о в а н ь е в а. Беседовали вы тут… У меня вон варенье-то прикипело. Девчонку эту напрасно вы ласкаете, она сахар ворует…
П а в л а (с террасы). Тётя Соня — там приехали!
С о ф ь я. Знаю, иду… Ты что грустная?
П а в л а. Миша рассказывал про училище…
Ц е л о в а н ь е в а. Охо-хо…
С о ф ь я. Нужно приготовить холодного чего-нибудь, наверное, спросят.
(Ушла в дом.)
Ц е л о в а н ь е в а. Ох, Павленька, напрасно мы домишко свой продали!
П а в л а. Пустяки, мамочка…
Ц е л о в а н ь е в а. Свой угол — никогда не пустяки!.. (Понизив голос.) Софья-то тут лесничего отшивала, ай, какая смелая женщина! Видно, решила за немца выйти…
П а в л а (задумчиво). Она — хорошая…
Ц е л о в а н ь е в а. Все хороши, да — не наши!
П а в л а. И умная она…
Ц е л о в а н ь е в а. Ну, уж это довольно глупо, ежели женщина всегда умна. Ты бы вот не часто с Михаилом-то…
П а в л а. Мамаша, оставьте это! Как вы можете напоминать?.. Фу, как скучно с вами! Вы стали злая. На кого злитесь? Удивительно, право…
Ц е л о в а н ь е в а. Ну, ну… На себя обернись… Погляди, какая сама-то стала…
(Скрылась за угол.) (Павла раздражённо толкает гитару. С террасы сходит Шохин, в руках пакеты.)
П а в л а. Вам кого?
Ш о х и н. Никого. Сахар принёс.
П а в л а. Вы — Шохин?
Ш о х и н. Шохин. Старшой объездчик.
П а в л а (тихо). Это вы убили человека?..
Ш о х и н (не сразу). Я-с.
П а в л а. Господи! Ах вы, несчастный…
Ш о х и н (тихо). Меня оправдали.
П а в л а. Разве это не всё равно? Ведь вы сами-то себя не оправдаете… Как это вы…
Ш о х и н (сердито). Топором… обухом…
П а в л а. Ой, я не про то…
Ш о х и н. Ну… Куда это положить? (Кладёт пакеты на стол и вдруг говорит поспешно, резко.) Они в седьмом году — чего делали? Приедут — лес рубят чужой…
П а в л а. А вы — били их?
Ш о х и н. На то нанят…
П а в л а. Ах, боже мой! Разве можно из-за этого убивать!..
Ш о х и н. И за меньше убивали…
П а в л а (смотрит на него и жалобным, ребячьим голосом зовёт). Мамочка!
Ш о х и н (тихо и обиженно). Вы — напрасно это… И ведь ничего…
(В доме шум, он оглядывается, скрывается быстро. Выходит Антипа, усталый, пыльный.)
А н т и п а (оглядывая сад). Это кто убежал?
П а в л а. Шохин…
А н т и п а. Чего он?
П а в л а. Я не знаю.
А н т и п а. А Михаило где?
П а в л а. У себя, должно быть…
А н т и п а (сошёл, обнял её за плечи). Почему грустная, а?
П а в л а. Шохин этот…
А н т и п а. Ну?
П а в л а. Он ведь человека убил…
А н т и п а (хмуро). Как же… убил, дурак! Я адвоката ему нанимал, отсудили. Теперь он — собачка верная моя… А если хочешь — могу прогнать…
П а в л а. Ой, не надо! Тогда он меня…
А н т и п а. А ты — полно-ка!
П а в л а. Ну, другого кого… Не надо!
А н т и п а. Эх ты… Гляжу я на тебя… большие слова в душе ворочаются, а сказать — не умею… Кабы ты поняла! Без слов…
П а в л а (робко). Я — пойму, подождите…
А н т и п а. Жду. (Вздохнул.) Только — гляди: времени у меня мало. Я человек короткой жизни. И люблю, чтобы всё сразу открывалось мне…
П а в л а. Вон, про вас говорят, что переменились вы…
А н т и п а (хмуро). Я? Как это — переменился? Отчего?
П а в л а. Не знаю отчего…
А н т и п а. Кто говорит-то?
П а в л а. Люди.
А н т и п а. Лю-уди! (Свистнул.)
П а в л а. Дела забросили…
А н т и п а (усмехаясь). Мои дела; хочу — брошу, хочу — нет… (Присматривается к ней, обняв за плечи.) Удивительно слышать это от тебя, ребёнок ты, а туда же — дела!
П а в л а (негромко, оглянувшись). А ещё говорят, что всё хозяйство забирает в свои руки тётя Соня…
А н т и п а (вспыхнув, сердито). Ну, если я узнаю, кто это говорит, башку сверну! Да. И ты этих пакостей не повторяй — это я тебе приказываю! Слышишь? Меня с сестрой никому не поссорить — дудки! (Оттолкнул её тихонько.) Скажи, пожалуйста, — куда метят!..
П а в л а (обиженно и медленно отходит прочь). Вот уж вы и рассердились… А ещё просите — говори со мной обо всём, что думаешь…
А н т и п а (порывисто схватил её за плечо). Погоди, ты и говори, всё говори! Не обижайся, — это я так, — досадно мне! А ты — говори! Только своё говори, а не людское… Людское — это от злости больше, от зависти. Несчастливы люди, малосильны, оттого завистливы и слабы…
П а в л а. Миша и слаб, а — не злой и не завистник.
А н т и п а (отшатнулся от неё). Что такое? Зачем ты про него?
П а в л а. Затем, что неверно вы говорите о людях.
А н т и п а. Неверно? Потому что — сын… да, вот как вышло…
П а в л а (беспокойно). Вы, пожалуйста, не думайте…
А н т и п а (пристально смотрит на неё, торопливо). Про что не думать?
П а в л а (смущённо). Про то, о чём в четверг говорили… Нисколько он мне не интересен…
А н т и п а (снова обняв её, смотрит в глаза). Я — не про это, ей-богу! Я тебе верю… Сказала — ну, и кончено! Спасибо. Люблю я тебя, Павла… так, что даже задыхаюсь от этого, от силы. Идём к пруду… идём, я те поцелую там…
П а в л а (тихо). Ну, что это, днём — нехорошо…
А н т и п а (уводя её). Хорошо будет! Иди, милая… иди, вечера моего заря ясная…
(Ушли. На террасу выходит Хеверн, прищурился и смотрит вслед им. Стёпка приносит серебряное ведёрко со льдом и бутылками в нём.)
С о ф ь я (выходит). Ну-с, продолжайте…
X е в е р н. Вы сегодня очень весело настроены, и это меня стесняет…
С о ф ь я. Да-а? Вам больше нравятся унылые женщины?
X е в е р н. О, вы знаете, кто мне нравится…
С о ф ь я (с улыбкой). Будь вы богаче, я говорила бы с вами серьёзнее — не обижайтесь!
X е в е р н (чуть поморщился). Это очень драгоценная ваша черта сказать всегда прямо. Но — я буду богаче! Я
