уже есть богаче! Я хорошо понимаю, что нигде не нужно так быть богату, как в России, где только деньги дают независимость и почтение. И я знаю, что в сорок лет я буду иметь сто тысяч, — мне тридцать четыре года.
С о ф ь я. Слишком много арифметики вводите вы в жизнь.
X е в е р н. А! Это — необходимость. Нужно уметь считать, хотя бы для того, чтоб в пятьдесят лет не жениться на двадцатилетней девушке. Это никогда не составит семьи и может очень вредить делу.
С о ф ь я (холодно). Вы думаете?
X е в е р н. О, я уверен! Поздние браки в России всегда неудачное дело. Когда человек торопится домой — дело теряет. От этой торопливости могут пострадать интересы третьих лиц.
С о ф ь я. Мои, например…
X е в е р н. И ваши. А также — мои…
(Вышел Михаил, молча поздоровался с Хеверном, налил стакан вина, сел на верхней ступени, рассматривает вино на свет. Хеверн смотрит на него сверху вниз, Софья курит и следит за ним.)
Х е в е р н. Утром ловили окуней, Миша?
М и х а и л. Ловил.
Х е в е р н. И — что же?
М и х а и л. Поймал.
Х е в е р н. Много?
М и х а и л. Одного.
Х е в е р н. Большой?
М и х а и л. Около фунта…
Х е в е р н. Очень плохо! Ничто не берёт так много время, как ловля рыб. (Софье.) Вчера я разговаривал с вашим предводителем дворян — это очень странное лицо!
С о ф ь я. Да? Почему же?
Х е в е р н. Очень! Бывал в Европе, интересуется искусством, посетил музеи — и ни однажды не был в рейхстаге! Он не понимает, что социализм явление историческое, и смеётся над тем, что нужно изучать. Один голый инстинкт собственника-индивидуалиста не может победить социализм, — чтоб успешно бороться, нужно знать врага, — так!
С о ф ь я (задумчиво). Я — тоже не интересуюсь социализмом.
Х е в е р н. О, для женщины это необязательно! Да, странный человек предводитель… Он так… с яростью говорил о честных заслугах дворян перед Россией — очень красиво! Но, если ему предложить две с половиной тысячи рублей, — он без усилия покривит себе душу…
С о ф ь я (смеясь). Почему именно две с половиной?
Х е в е р н. Так, для примера…
С о ф ь я. Вы предлагали?
Х е в е р н (строго). Н-но, зачем! (Михаилу.) Вы живёте дружелюбно с Павлой Николаевной, да?
М и х а и л. Она очень хороший человек — честный и добрый…
X е в е р н. Да? Это приятно. Но — многие русские, мне кажется, добры только по слабости характера?
М и х а и л. Не знаю… Вам — виднее.
(Из сада идут Антипа, Павла, порознь, оба притихшие. Все молчат, видя их.)
А н т и п а (ворчливо, угрюмо). Когда сердце не горит, а тлеет только — это, брат, ещё не жизнь… Ты погоди рассуждать…
П а в л а (устало). То вы говорите, что я глупая, то — не рассуждай…
А н т и п а (с досадой). Эх, да ты пойми — о разном говорю!.. (Увидал сына, выпрямился, строго спрашивает.) Ведомость готова?
М и х а и л. Нет ещё.
А н т и п а. Отчего? Ведь я сказал…
М и х а и л. Счета Чернораменской дачи не доставили мне…
А н т и п а. Как не доставили? Врёшь!
С о ф ь я. Счета у меня, не кричи! Их нужно проверить…
А н т и п а (входя на террасу). Ну, ты всегда заступаешься… где не надо! Проверить… что ж он сам — не может?
(Софья что-то строго шепчет ему, он мычит.)
X е в е р н (Павле). Как поживаете?
П а в л а. Благодарю вас, хорошо…
X е в е р н. Я очень рад.
П а в л а. Это вы — серьёзно?
X е в е р н. Что именно?
П а в л а. Вас серьёзно радует, когда людям хорошо?
X е в е р н (удивлён). О, конечно! Как же иначе? Несомненно. Когда всем хорошо вокруг меня — я выигрываю…
П а в л а. Как это просто и верно…
X е в е р н. О, я очень люблю всё простое, оно именно — верно!
А н т и п а (Хеверну). Идём план-то смотреть…
Х е в е р н. Пожалуйста…
А н т и п а. Иди-ка ты с нами, Михаил! Софья, купили мы лес-то у предводителя — знаешь?
С о ф ь я. Нет, не знаю…
А н т и п а (Хеверну). Ты что ж, не сказал компаньонке-то?
X е в е р н (хмурясь). Я был уверен…
С о ф ь я (брату). Сколько?
А н т и п а. Двадцать три…
С о ф ь я. Ты не хотел давать больше восемнадцати?
А н т и п а. Не хотел, а пришлось дать.
С о ф ь я. Почему же?
А н т и п а. Конкурент явился новый. После расскажу. Идёмте… Михаило — иди!
(Уходят. Хеверн идёт сзади. Софья, задумчиво покуривая, наблюдает за ним. Павла, прислонясь к перилам, стоит, опустя голову.)
С о ф ь я. Ты что грустишь?
П а в л а. Устала.
С о ф ь я. О чём беседовали?
П а в л а. Да… всё о том же… Он всё говорит, как любит меня… Я же знаю ведь это! А он — всё говорит, говорит…
С о ф ь я. Поди ко мне. Эх ты… птица!
П а в л а. Нет, право, ну — люблю, люблю… нельзя же всё об этом только!
С о ф ь я (грустно). Дитя моё, это очень худо, если нельзя говорить только об этом…
П а в л а. Да и все мужчины… Как он странно смотрит на тебя!
С о ф ь я. Кто?
П а в л а. Густав Егорович.
С о ф ь я. А! Он на всё так же смотрит. Хозяин.
П а в л а. Нравится он тебе?
С о ф ь я. Ничего, мужчина крепкий. С ним хорошо по железным дорогам ездить — нигде не опоздаешь…
П а в л а. Не понимаю. Это ты шутишь?
С о ф ь я. Многого ты, дружок, не понимаешь…
П а в л а (грустно). Да. Всё не так, как я думала…
С о ф ь я. Скажи ты мне — зачем ты вышла замуж за брата?
П а в л а. Я думала — иначе будет. Видишь ли — я очень боюсь всего… Всё чего-то жду… До двенадцати лет — отец пугал, потом — пять лет — в монастыре. Там тоже все в страхе живут; сначала боялись, что ограбят, — и тревожный год казаки стояли у нас и каждую ночь свистели все. Пьяные, песни поют. Монахинь — не уважали, и всё было нехорошо как-то. Все грешат против устава, злые все и друг друга боятся. Бога — тоже боятся, а не любят. Я и подумала: нужно мне встать под сильную руку — не проживу я одна как хочется…
С о ф ь я (задумчиво). Ты думала — Антипа сильный?
П а в л а. Он сам сказал. Мише — ничего не нужно, он чужой всем. А прежде сватались всё какие-то жадные…
С о ф ь я (лаская её). А я подумала о тебе плохо, Павля… Сначала, помнишь?
П а в л а. Да. Нет, я плохого не люблю, я боюсь его. Ты очень строго, бывало, смотрела на меня, и я от этого плакала в уголках… Хотелось подойти к тебе, сказать: я — не плохая, не жадная, — а смелости не хватило…
С о ф ь я. Ах, девочка, девочка, господь с тобою… Трудно тебе будет…
П а в л а. Мне уж стало трудно! Тут — Шохин ходит. Убил человека и ничего, ходит!
С о ф ь я. Ты его оставь, не бойся! Он — не злодей, а несчастный…
П а в л а. А я думала пожить тихо, чтобы все вокруг были добрые, улыбались бы и верили, что ты никому зла не хочешь…
С о ф ь я. В это — не поверят, нет…
П а в л а. Отчего же, отчего?
С о ф ь я (встала, ходит). Не поверят… Ты очень хорошо сказала: чтобы все улыбались…
П а в л а. Как перед праздником: уже всё сделано, убрались, устали и с тихой радостью ждут светлого дня.
С о ф ь я. До праздника — далеко, дружок! И сделано для праздника мало…
П а в л а. Ах, господи! Тётя Соня — научи меня!
С о ф ь я. Чему?
П а в л а. Как лучше жить с людьми…
С о ф ь я. Сама не знаю… не знаю! Жизнь проходит в пустяках, в тумане…
П а в л а. Чего тебе хочется?
С о ф ь я. Мне? (Остановилась, говорит негромко, с большой силой.) Мне хочется нагрешить, набуянить, нарушить все законы, всё спутать, а потом, как взойдешь высоко над людьми, — броситься под ноги им: милые люди, родные мои люди! не владыка я вам, а низкая грешница, ниже всех, и — нет вам владык, и не нужно нам владык…
П а в л а (испуганно, тихо). Зачем это? Что ты?
С о ф ь я. Чтобы освободить людей от страха друг пред другом… Некого бояться! А все — напуганы, подавлены, живут в страхе — ты сама видишь это! Никто не смеет сказать до конца своё слово…
(Антипа стоит в дверях, прислушиваясь.)
П а в л а. Это… я не понимаю! Ведь так — погубишь себя?..
С о ф ь я. Людей ради — бог погиб, говорил отец Шохина.
А н т и п а. О чём толкуете?
П а в л а. Ой!
А н т и п а (подходя к ней, обиженно). Чего же испугалась? Не виновата — не бойся. Про что говорили?..
П а в л а. Так — разное…
А н т и п а (сестре, грубовато). Говорить надо меньше…
(Софья ходит, не глядя на него, скрывая волнение.)
П а в л а (ласково). Кричать меньше надо… вы вот всё кричите, это не нужно…
А н т и п а (мягко). Я — не со зла, а… просто такой голос грубый. Надо
