когда-нибудь мы перевезем тело Домбровского в Варшаву и положим в родную землю, в нашем Пантеоне, рядом с Костюшко и Мицкевичем. А пока, Луи, не позволяйте надругаться над его могилой и не дайте зарасти ей забвением, потому что… — он запнулся, упрямо нахмурился, — потому что все это произойдет, может быть, не очень скоро, но произойдет. И еще потому, что его могила — памятник дружбы наших народов.
Рульяк и Артур стояли. «Им кажется все это излишним. Может быть, действительно моя мечта смешна и несбыточна», — досадливо подумал Врублевский.
Рульяк медленно стащил шапку с рыжих кудлатых волос и поклонился.
— Благодарю вас, — сказал он.
Пальцы его стиснули тулью фуражки. Привыкнув к тяжести шаспо, они не находили себе места. Что бы ни делали отныне эти руки, им уже не забыть воинственного холодка ствола и свирепой мягкости пороха.
«Где он, прежний трусоватый малый, этот парижский подмастерье, себе на уме, лишь бы заработать?» — удивленно спрашивал себя Артур, не зная, что и на его когда-то бездумно-веселом лице уже пролегли злые морщины.
«Дуб сломан, но желуди уже созрели», — подумал Врублевский.
— Пора, — сказал он; они поочередно обнялись и расцеловались.
Прохладный вечерний ветер мягко подталкивал в спину, принося с собой горький запах гари. На повороте дороги Артур остановился. Оранжевые цветы догорающих пожаров увядали, лепестки огня сворачивались и гасли, в небе трепетали еще алые отсветы, но они уже не могли разогнать сгущающейся тьмы.
Артур безотчетно нагнулся, поднял комок придорожной земли, сжал ладонь так, что пыль заструилась между пальцами. Впервые в жизни он покидал родину. Родину тяжело покидать, но во сто крат тяжелей покидать ее в дни несчастья. Где бы он ни был, пока он не вернется сюда, в памяти его постоянно будет эта ночь, пропитанная горьким до слез запахом дыма, и чуть слышные залпы расстрелов, и смутно белеющая дорога.
Неясный шум доносился из Парижа, в нем нельзя было различить ни орудийной канонады, ни пронзительных всплесков уличных сражений, он стлался, как надсадный хрип умирающего. И вот тогда, покрывая все звуки, из ночи докатился бас Врублевского:
— Эй вы! Коммуна погибла. Как бы не так! Да здравствует Коммуна!
Артур поглядел в ту сторону и, набрав воздуху, крикнул что было сил:
— Да здравствует Коммуна!
И уже совсем издалека ветер принес голос Луи Рульяка:
— Да здравствует Коммуна!
Ярослав Домбровский.
Примечания
1 Шаспо — система ружья во время франко-прусской войны 1870–1871 годов.
2 «Мясники» — прозвище версальских солдат.
3 Кордерри — улица в Париже, где помещалась французская секция I Интернационала.
4 Мазас — тюрьма в Париже.
5 Константин Крупский — отец Надежды Константиновны Крупской.
6 Наши форты нам служат соборами.
Колоколами служат пушки,
Святой водой — пули,
Молитвой — песни.
7 Мак-Магон — маршал, командующий версальской армией.
8 Зразы, фляки — польские национальные кушанья.
