его биография.

– Чтобы верить, не обязательно её читать. Хотя я люблю её перечитывать. Я просящих не осуждаю, я сам просителем был, знаете, как говорится:

Лёгкой жизни я просил у Бога,

Лёгкой смерти надо бы просить.

Только сейчас уразумел. Раньше у меня Бога не было, может, и был, да грохот жизни мешал его почувствовать. Я радуюсь за каждый сегодняшний день.

– Это как?

– То, что есть сейчас, – за то и спасибо.

– Вы так живёте? Сегодняшним днём?

– Завтра не в моём ведении.

Вернулась Варя, стояла, слушала – и ушами, и глазами. Улучив момент, переглянулась с дедом, слегка покраснев, предложила Антону зайти к ним в гости, мол, продолжить разговор, они тут рядом живут.

Антон, поблагодарив, отказался.

– У нас пирог будет, – сказала Варя. – С мясом и ещё с брусникой.

Она ещё сильнее покраснела.

– А я думаю, завтра – оно должно быть. Надо просто выбрать себе цель.

Антон согласно кивал:

– Цель, конечно, она впереди.

К ним подошёл дьякон, увесистый, в сером подряснике, стал выговаривать Георгию Андреевичу и Варе, наставляя на них палец. Антон нащупал в кармане открытку от Магды, она писала так, будто хотела вернуться в Питер. Наверно, так оно и есть. Не любит Россию и скучает по ней. Напрямую не пишет об этом, не хочет признаваться. Ему трудно любить Россию, а ей ещё труднее. Впервые он представил, в какой обстановке ненависти к России и к русским проходило её детство. А всё же выучила русский язык, прочла классиков. Про Антона, конечно, не говорила, скрывала от матери и от родных.

Ему стало душно, он ослабил галстук, стал расстёгивать рубашку и никак не мог расстегнуть верхнюю пуговицу.

Если бы они узнали, осудили бы её, никто бы не радовался её выбору.

Пуговица всё не расстёгивалась, хотелось рвануть её, наконец он высвободил воротник, стало легче.

Прощаясь, Антон задержал твёрдую сухую руку Георгия Андреевича.

– Выходит, вы от будущего отгородились, – сказал старик. – Завидую я такой независимости.

Антон смотрел им вслед. Действительно, хорошо отгородиться от будущего, но ещё лучше ему отгородиться от прошлого.

В Елисеевском магазине Антон лицом к лицу столкнулся с Азой.

– Вам-то что здесь надо? – спросила она.

– Продуктов надо. Кушать надо. Вы мне другое скажите: почему я обрадовался?

– Потому что встретили меня.

– Угадали.

– Я тоже рада.

Они оба засмеялись.

Аза заявила, что должна помочь ему. Именно должна. Выяснила, что ему нужны: макароны, конечно, овсянка, конечно, кофе, шпроты, тут есть хороший дешёвый чай, в овощном отделе купили огурцы, это необходимо, ибо огурцы – санитар желудка. Обязательно томатный сок и мёд. Его рюкзак быстро набухал. Её сумка тоже.

– Не стесняйтесь, – сказал Антон, – я на машине.

– Масло тут вологодское. Обязательно купите.

– Господи, чему я радовался, – сказал Антон, поднимая рюкзак, – это же всё надо съесть.

Она была в Доме радио, там их, психоаналитиков, записывали. Про совесть, предчувствия, сны.

Незаметно подъехали к её дому, очутились в её квартире. Уютная, две комнаты, увешанные картинами и плакатиками, написанными от руки:

«Лучше распрощаться раньше, чем тебя попросили остаться»

«Сегодня самый счастливый день моей жизни!»

«Счастьем было у рек без названия

Пить из старой заржавелой кружки

Чёрный чай, горячий и горький»

Аза позвала его на кухню делать драники. Натереть картошку, лепить, жарить. Он накрывал на стол, открыл бутылку настоящего портвейна, Аза привезла его из Португалии. Узнал, что она кандидат наук, что у неё есть сын, ему семь лет, живёт у бабушки в Гатчине.

Рассказывала о себе с удовольствием, у неё всё удачно, всё кстати. Это про то, что развелась, он ушёл к её подруге. Не поссорились, дружат.

– Мы в одном институте, он платит алименты, теперь и он стал лучше, а мне работается, как никогда.

– Так и будете жить.

– В смысле?

– Может, ещё раз замуж?

– Теперь труднее…

Чай был хорош, настоящий японский чёрный чай. Аза рассказывала про свою японскую поездку: там её привлекали церемонии в повседневной жизни. Женщина разговаривает по уличному телефону. Низко кланяется невидимому собеседнику. Крохотные садики насажены карликовыми клёнами, бузиной. Декоративные яблони. Всё по колено и ниже, большое дерево сажать нельзя, его тень помешает такому же крохотному садику соседа. Сильное впечатление на неё произвёл Сад камней, точнее, философия этого сада. Откуда бы ни разглядывать его, можно увидеть разбросанные на песчаной арене разные камни. Их насчитывается четырнадцать. На самом деле их пятнадцать. Один всегда заслонён другими. Великолепная метафора непознаваемости мира. Всегда имеется ещё что-то неизвестное, невидимое и в природе, и в человеке, в событии.

Япония для неё была полна метафор.

– Они и в нашей жизни есть, но там они сокровенны, – сказала она. – Там я ощущала у людей внутренний мир с его законами и озарениями. Существование души.

Он никогда не думал об этом. Наверно, что-то вроде души есть. Недаром есть понятия: «душевный человек», «равнодушие», «добродушие». Но в виде чего она может существовать? Философия как наука была чужда ему. Но проблема, которая занимала Азу, была практичней: как выявить способности человека. Антон с юности хотел узнать, есть ли у него какой-нибудь талант. В школе учитель математики говорил, что есть способности к математике, а его тянуло к истории. Выявить призвание, своё назначение – проблема для каждого человека нужная, считал Антон.

– Вы думаете, коллекционирование – это всего лишь хобби? Нет, извините. Это, скорее, стремление самореализоваться. Через него можно многое узнать. О склонностях. О настойчивости. О систематике. Проникнуть в чужую душу трудно, всегда что-то важное ускользает.

Слушать её было интересно. Каких только коллекций она не навидалась. Коллекция пуговиц, вееров, обуви. Одни хотели украсить свою жизнь, другие – выделиться, третьи… четвёртые…

– Вы что-нибудь коллекционировали?

– Нет, времени не было.

– Чем-то ведь увлекались?

Увлечений было много: стихи, плавание, история, танцы. Он не собирался ей рассказывать, она обязательно спросила бы: «А женщины?» Было и такое, но ничего всерьёз, да и остальное быстро надоедало. Уже не появится. Так он и доживёт, не узнав, чем наградила его природа.

Разговор шёл лёгкий, беспорядочный.

Аза занималась значками советской эпохи. Сотни, а может, тысячи значков, никто не знал, сколько их было изготовлено. Из всего разнообразия Аза выбрала посвященные каким-то явлениям советской довоенной жизни. Таких значков было тоже множество. «Друг радио», «ОСОАВИАХИМ», «МОПР», «ПО»… Каждый выпускался к чему-то. Каждый был свидетельством какого-то явления тех лет. Значок «Смычки города и деревни». Или значок с буквами «ОДН» – кажется, он означал «Общество Долой Неграмотность». Всё было актуально, всё работало. Он вспомнил пиджак отца с привинченными на отворотах металлическими значками. Они царапали лицо, когда отец обнимал его. Отец не был коллекционером.

Значки, по мнению Азы, были загадочной потребностью советского человека. Значки носили, выражая симпатию к общественным явлениям – развитию туризма, ликвидации неграмотности. Значок МОПРа приобретал тот, кто хотел поддержать международное движение революционеров. Значок туриста – развитие туризма. Так советский человек выражал свои гражданские чувства. Неоценимый материал для социального психолога.

Чего только люди не собирают. Марки, монеты, открытки – это всё обычные коллекции. Но куда интереснее были коллекции другого рода. Например – невероятные опечатки в газетах, выкрики на стадионах, пуговицы, обувь разных стран. Зачем? Среди причин Азу интересовала «для души». Проблема души существовала всегда – есть ли душа? Что это за субстанция? Понятие души необходимо?

Ему нравилась её горячность. Он никогда ничего не коллекционировал. Наверно, это удовольствие. Или страсть?

– Жаль, что я лишён этого увлечения, – сказал он.

– У вас есть наверняка другие увлечения.

– Ничего у меня нет. Предупреждаю вас. Не ищите.

– А я уже нашла. Я читала ваше интервью. Мне Гринберги дали.

– И что?

– А то, что вы вышли на важную проблему нашей жизни. У нас система не способствует предприимчивым людям осуществить себя. Более того, власть мешает, она коррумпирована, её вполне устраивает то, что есть, – нефть, уголь, металл. Этого достаточно. Хватает для покоя и сохранения кресла. Для этого лучше не покидать его. Их не трогает то, что страну покидает молодёжь, предприимчивая, образованная. Вы предлагаете бесплатный вечный дар природы – ветер, вода, солнце. Берите стройте ветряки, всякие гидро и гелио. В виде малых установок. Достаточных для инкубатора, птичника, для станка, маслобойки, столярного дела. Вы защищаете не диссертацию. Вы защищаете свою идею, не требуя патента.

– Не новую, очевидную.

– Вы её защитник, её рыцарь. Вы бросили вызов.

– Слушал бы и слушал, – сказал он.

– Вы спросили, хочу ли замуж. Да, хочу. Но не так замуж, как хочу семью. Дети, бабушка, дедушка, в смысле – мои родители. Муж у меня был. Чудесный был месяц, когда он ухаживал. Затем месяц после свадьбы. Действительно медовый. А потом возня с квартирой, покупать стулья, шкаф, коврики. Ему нужен творог, а мне баранина. Ему нужна машина, а мне дача. Либо-либо. И пошло-поехало. Совпадение – это редкость. Уступки быстро истощили наше чувство. Нет, лучше всего, решила я, иметь друга. А то и двух.

Она посмеивалась над собой, Антон отвечал тем же. С ней было легко. Никаких обязательств. Дом, где тебе рады, куда всегда можно зайти поболтать, а то и за сочувствием. Иметь женщину, с которой интересно быть наедине, пойти в театр, в гости, просто гулять, взявшись за руки.

С этого вечера всё началось. Выставка Шагала, филармония, поездка в Выборг. Иногда она тихонько про себя напевала. У неё была музыкальная память. Потом он увидел, какая у неё высокая шея. Постепенно она становилась всё лучше.

Приехав из Москвы, главный инженер Генрих Иванович вызвал к себе Антона.

Кабинет у Главного был большой, уставленный кадками с пальмами и кактусами. Разговаривая, он любил ходить между ними, подходить к своему столу, садиться на краешек. Привычек было много, по ним угадывали его мнение, доволен он или недоволен. Ему всё прощалось. Отличный инженер, он, кроме знаний, обладал ещё редким чутьём. На ошибки в проектах, на слабости те неявные, что обнаруживаются много позже.

Усадив Антона, предложил попить чайку.

– Не обязательно, – сказал Антон.

– Если начальник предлагает – то обязательно.

Судя по всему, настроение у него было благодушное. Секретарша Таня почти сразу принесла, очевидно, приготовленный чай с пирожками, что давали не всем. Главный начал сразу и с середины:

– Представляешь, они своим ходом дошли – ветряки! Хотят наконец ставить. Зашагать в ногу с Европой. Догнать и перегнать! Не иначе.

– Поздравляю, – сказал Антон.

– Я тебя тоже, – сказал Главный и весело подмигнул, обещая нечто приятное.

Надо было спросить «с чем?», но Антон давно установил себе правило: с начальством побольше молчать, сами скажут.

– Будем готовить ветряки. Тебе предложат руководить. Мы договорились. Так что с тебя причитается. Небось осточертело тебе возиться