имел право смотреть на него с пренебрежительным осуждением, и, признавая это. Логинов обругал себя за уступчивость. Слушая Веру Сизову, он убеждался, что Семен Загода напрасно поднял тревогу и нечего было приходить сюда. Сизова держалась уверенно, почти торжествующе, подтверждая смутное представление Логинова о ней как об излишне самонадеянной и неприятно категоричной особе. Ему не нравилось, что она обращалась преимущественно к Лосеву, ловя на его лице знак одобрения или несогласия, не нравилась манера отвечать на вопросы; Сизова щеголяла неопровержимостью своих доказательств и словно красовалась перед кем-то.

Лосев молчал. Он лениво разглядывал лицо Сизовой. Он смотрел на нее с вялой задумчивостью, как на шахматную доску, где завершается выигранная партия. Невозможно было в точности определить, что означала улыбка в углах его сочных, вздрагивающих губ. Логинов вдруг почувствовал, что Лосев не слушает Сизову. Несоответствие между поведением Сизовой и Лосева поразило его, и, начиная с этой минуты, происходящее стало наполняться пока не разгаданным смыслом, слова и жесты больше не проходили мимо его внимания, и постепенно Логинов начинал ощущать скрытое доселе напряжение окружающих. Где-то происходила или готовилась игра, цели которой он еще не угадывал. Предчувствие борьбы пробудило в нем интерес. Он не был из породы наблюдателей, ему обязательно надо было принять чью-нибудь Сторону, вмешаться, получить свою долю тумаков.

Вникнуть с ходу в тонкости проекта Логинов не мог, однако его наметанный глаз безошибочно оценил тщательность разработки. Сизова имела право держаться уверенно, рассчитывать на похвалу. И все же ее отношение к Лосеву оставалось непонятным: за кого она его принимает, за противника или за союзника? Лосев вел себя загадочно; на что он рассчитывает?

Вера видела краешек улыбки Лосева и старалась не обращать на нее внимания. Лосев был против модернизации «Ропага», но это не значило, что его можно считать консерватором или рутинером. В ее представлении существовал определенный образ консерватора, никак не схожий с деловым, энергичным Лосевым, с его веселым, гладкорозовым лицом, кожаной курткой на молниях, клетчатой ковбойкой… И не бывает так, чтобы консерватор занимал столь высокую должность и чтоб никто этого не замечал. Очевидно, Лосев просто чего-то не понимал, и Вера винила себя: ей не удалось убедить его. Если она сумеет доказать необходимость и возможность модернизации, он, конечно, поддержит проект. Не может нормальный человек идти против предложений, дающих заводу экономию, облегчающих труд. Для этого надо быть сознательным вредителем.

С убежденностью, накопленной за месяцы упорной работы, она показывала Лосеву свой «Ропаг», оснащенный автоматикой, с надежным программным управлением, с индивидуальным приводом, с быстрыми стальными мускулами. Нельзя было относиться равнодушно к этому красавцу. Она сама любовалась им, порой забывая и о Лосеве и об остальных. Она была уверена, что Ипполитов сейчас восхищенно смотрит на нее. Когда она разворачивала очередной рулон. Ипполитов заботливо прижимал к столу упругие концы ватмана справочниками и пресс-папье. Она видела его тонкие пальцы, гибкую кисть, покрытую светлыми, редкими волосами.

Выступил Абрамов, за ним Лосев. Оба говорили так, будто Вера ни о чем сейчас не рассказывала, будто на столе не лежали чертежи и расчетные таблицы. Они говорили о чем угодно, только не о существе проекта. Абрамов во всем соглашался с теми, кто хвалил проект, и в то же время пересыпал эти похвалы мудреными теоретическими рассуждениями, коэффициентами, и все становилось сомнительным, путанным, появлялись какие-то неясные страхи, недомолвки. Лосев тоже не покушался на проект; казалось, он все понял и убедился в том, в чем Вера старалась его убедить. Он говорил, говорил, но Вера никак не могла понять, о чем он говорит; она безуспешно пыталась ухватиться за его слова, найти какое-то возражение. Словно пузырьки воздуха, поднимались вокруг нее — красивые, серебристые пузырьки, она пыталась схватить их — они, лопаясь, исчезали. Своим звучным, веселым голосом Лосев ловко упаковывал проект в мягкие, сочувственные сомнения и ласково отодвигал его все дальше, в будущее. Когда он закончил, Вера увидела, что проекта нет. Проект исчез. Она даже не заметила, как это произошло. Это походило на фокус. Великолепный фокус. Розовое лицо Лосева улыбалось. Вере показалось, что он раскланивается.

Она посмотрела на Ипполитова. Впервые она открыто смотрела на него при всех, забыв о самолюбии, о боязни выдать себя. Сейчас ей было все равно, она молила о помощи.

Он незаметно кивнул ей и сказал Лосеву;

— За план не беспокойтесь. План цех выполнит.

Он говорил решительно. Маленькие уши его возмущенно покраснели. Он отдает должное всем замечаниям отдела главного механика, но что касается цеха, то цех поддерживает инициативу Веры Николаевны, и со стороны цеха никаких препятствий не встретится.

«Он тоже не коснулся существа проекта», — досадливое изумление скользнуло в сознании Веры и растаяло в растроганной благодарности. С тех пор как Ипполитов обещал ей устроить обсуждение проекта, она жила ожиданием этого дня. Этот день должен был стать ее триумфом. Она верила, что все, все решится в этот день. Она представляла себе, как после совещания Ипполитов пойдет провожать ее. Утром, собираясь на работу, она надела новую кофточку и клетчатую юбку. Ей хотелось прийти на обсуждение без халата, но она побоялась показаться слишком нарядной. Нижние пуговицы халата она не застегнула, крупная нежно-зеленая клетка юбки виднелась между полами.

— Несмотря на все трудности, мы приветствуем проект Веры Николаевны, — сказал Ипполитов. — Дело за вами, товарищи начальники.

Веру восхитила простота, с какой он держался на людях, будто между ними ничего не существовало. «Нет, я бы слова не сумела вымолвить в его защиту», — со стыдом подумала она.

Ипполитов с довольным видом погладил шею. У него была белая, гибкая шея. По всей видимости, Ипполитов считал свой ход неотразимо ловким: теперь ответственность за отклонение проекта ложилась на отдел главного механика. Логинов был достаточно опытный боец, чтобы не считать схватку на этом законченной. Ипполитов совершал серьезную ошибку — нельзя самому оценивать силу своих ударов.

Лосев с задумчивым интересом посматривал то на Сизову, то на Ипполитова, что-то сопоставляя.

— Мы тоже не против, — сказал он, — только не стоит торопиться.

— А чего ждать? — спросила Вера. — Вам проект ясен? Так чего же ждать? Я вас не понимаю. Надо решать. Или — или!

— Вы не спешите, Вера Николаевна. — мягко и настойчиво повторил Лосев. — Проверьте, как у вас там с обратной связью, доработайте.

— Что именно доработать? Давайте конкретно.

— Нам понятна ваша торопливость, — многозначительно сказал Лосев. — Жаль, что она вызвана личными причинами.

— Это еще что такое? Что вы имеете в виду?

— Не стоит.

Вера оглянулась на Ипполитова, поднялась, как бы заслоняя его.

— Нет, будьте добры. Что это за намеки? — Она вытянулась, напряглась, как леска. Это сравнение мелькнуло у Логинова, когда он подметил радость, сверкнувшую в глазах Лосева; точь-в-точь рыболов, подсекший клюнувшую рыбу.

— Непонятно? Намеки? — быстро и обиженно переспросил Лосев. — Могу разъяснить. Видите ли, Вера Николаевна, я не собираюсь рисковать интересами завода ради ваших личных дел. Понятно?

— Личных?..

«Почему она покраснела?» — удивился Логинов.

— Ах, все еще непонятно? Ну что ж, раз вы настаиваете… Вы знали, что работник нашего отдела Малютин нашел оригинальное решение для проблемы потери размеров резцов. Всего этого узла, который у вас решается с помощью обратной связи и всяких ненадежных импульсов. По вашей инициативе Малютина услали с завода как раз в то время, когда у него все уже было на мази. Любопытное совпадение! Я не желаю копаться в этой некрасивой истории. Наше дело инженерное. Я хотел лишь, чтобы товарищи поняли, чем вызвана торопливость Веры Николаевны. Вы спешите доказать, что Малютин не имеет отношения к проекту: вот, мол, и без него проект уже готов. Вам надо восстановить свою репутацию. Но для нас это не основание пороть горячку. Может быть, цех заинтересован рискнуть ради вас своим уникальным станком. А ведь в два счета можно угробить станок. Если для начальника цеха личные дела Сизовой важнее производственных… Ну что ж, дело хозяйское. Наш долг — предупредить…

— С чего вы взяли, Георгий Васильевич? Мы, по-моему, с вами всегда в контакте действуем. — поспешно сказал Ипполитов.

Глаза Веры расширились. Она крепко схватилась за спинку стула и не отрываясь смотрела на Ипполитова. Технолог Колесов ожесточенно задымил трубкой, за сизым облаком дыма послышался его хриплый голос. Причем тут Малютин? Проект вроде подходящий. Надо за проект и держаться. При новом режиме потребуется наладить цеховой транспорт. Крановое хозяйство подтянуть. Этот вопрос давно уже возникает…

— Вот и надо все обдумать, — сказал Ипполитов. — У нас не горит. Вера Николаевна подработает…

Вера поймала взгляд Ипполитова, но он плавно поднял глаза выше, поверх ее головы. Она смотрела, как двигались его маленькие губы, и уже ничего не слышала. В ней все остановилось. Ее лицо было неподвижным, она чувствовала неподвижность своей холодной кожи. Она следила за своими руками — они не дрожали. Она собиралась возражать Лосеву, спорить с ним, защищаться. Но слова Ипполитова словно парализовали ее. Когда кто-нибудь говорил, Вера смотрела, как движутся губы. Самый маленький рот у Ипполитова. Она раньше не замечала, какие у него маленькие, быстрые губы. Она помнила только их вкус. Это было однажды…

Чье-то прикосновение заставило ее вздрогнуть. Перед ней стоял Леонид Прокофьевич. Обращаясь то к ней, то к Ипполитову, он предлагал начать с первого этапа, бесспорно выгодного, — установить индивидуальный привод, получив ускоренные хода; голос его звучал сочувственно и требовательно.

— Нет, нет. — Она торопливо принялась сворачивать чертежи. — Не надо. Потом, потом.

Она сворачивала чертежи в тугую трубку, один за другим. Упрямая бумага шумела, вырывалась из рук.

— Угостите папироской. — вдруг услыхала она голос Ипполитова. Затем он же сказал: — Ах, «Звездочка». Нет, спасибо. Я «Беломор» курю.

И сразу, словно в щель, приотворенную Ипполитовым, ворвался голос Лосева:

— Неужто, Вера Николаевна, вы никого другого, кроме Малютина, не нашли, чтобы послать в деревню?

Вера посмотрела на него. С укоризненно задушевным видом он вздохнул, показывая, что не только по служебной линии, но и просто как частное лицо, как Лосев, он тоже осуждает Веру. Он поставил пресс-папье на место. Рука у него была розовая, гладкая, как обмылок.

— Как вы можете… разве я из-за этого? — Она не понимала, зачем она это говорит. Но теперь это уже не имело значения. То, что было Верой Сизовой, то существо, зажав уши, закрыв глаза, скрючилось где-то внутри ее тела, которое двигалось, говорило независимо от нее. И ей было все равно, что оно там делает, это существо, она не имела к нему никакого отношения. Она старалась ни о чем не думать, ничего не слышать, ей лишь хотелось скорее уйти, уйти отсюда.

Ипполитов шагнул было за ней, но остановился возле Абрамова.

— Угостите папироской… Ах да, у вас «Звездочка». — Он махнул рукой. — Вообще-то «Ропаг» нас сейчас не лимитирует. В конце