взыдет до небес, раскинется лесок.
Лишь то беда: ума нам где добиться?
Смотрите вы на брови знатоков:
Чему-нибудь хотели б удивиться;
А я испуган, встал в тупик;
Не то чтобы у нас к хорошему привыкли,
Да начитались столько книг!
Всю подноготную проникли!
Увы!
И слушают, и ловят все так жадно!
Чтоб были вещи им новы́,
И складно для ума, и для души отрадно.
Люблю толпящийся народ
Я – при раздаче лож и кресел;
Кому терпенье – труден вход,
Тот получил себе – и весел,
Но вот ему возврата нет!
Стеной густеют непроломной,
Толпа растет, и рокот громный,
Как будто их рождает преисподня.
А это чудо кто творит? – Поэт.
Нельзя ли, милый друг, сегодня?
О, не тревожь, не мучь сует картиной.
Толпу, которая пестреющей пучиной
С собой противувольно нас влечет.
Туда веди, где под небес равниной
Поэту радость чистая цветет,
Где дружба и любовь его к покою
Обвеют, освежат божественной рукою.
Ах! часто, что отраду в душу льет,
Что робко нам уста пролепетали,
Мечты неспелые… – и вот –
Их крылья бурного мгновения умчали.
Едва искупленных трудами многих лет,
Их в полноте красы увидит свет.
Обманчив блеск: он не продлится;
Но истинный – потомству сохранится.
Потомству? да; и слышно только то,
Что духом все парят к потомкам отдаленным;
Не порадеет современным?
Неужто холодом мертвит, как чародей,
Присутствие порядочных людей!
Кто бредит лаврами на сцене и в печати,
Кому ниспосланы кисть, лира иль резец
Изгибы обнажать сердец,
Тот поробеет ли? – Толпа ему и кстати;
Желает он побольше круг,
Чтоб действовать на многих вдруг.
Скорей фантазию, глас скорби безотрадной,
Движенье, пыл страстей, весь хор ее нарядный
Дурачеству откройте дверцу,
Чтоб всякому пришло по сердцу.
Побольше действия! – Что зрителей манит?
Им видеть хочется – ну, живо
Представить им дела на вид!
Как хочешь, жар души излей красноречиво;
Иной уловкою успех себе упрочь;
Побольше действия, сплетений и развитий!
Лишь силой можно силу превозмочь,
Число людей – числом событий.
Где приключений тьма – никто не перечтет,
На каждого по нескольку придется;
Народ доволен разойдется,
И всякий что-нибудь с собою понесет.
Слияние частей измучит вас смертельно;
Давайте нам подробности отдельно.
Что целое? какая прибыль вам?
И ваше целое вниманье в ком пробудит?
Его расхитят по долям
И публика по мелочи осудит.
Ах! это ли иметь художнику в виду!
Обречь себя в веках укорам и стыду! –
Не чувствует, как душу мне терзает.
Размыслите вы сами наперед:
Кто сильно потрясти людей желает,
Способнее оружье изберет;
Но время ваши призраки развеять,
О гордые искатели молвы!
Опомнитесь! – кому творите вы?
Влечется к нам иной, чтоб скуку порассеять,
И скука вместе с ним ввалилась – дремлет он;
Другой явился – отягчен
Парами пенистых бокалов;
Сотрудник глупых он журналов.
На святочные игры их
Чистейшее желанье окриляет,
Невежество им зренье затемняет,
И на устах бездушия печать;
Красавицы под бременем уборов
Обман улыбки, негу взоров.
Что возмечтали вы на вашей высоте?
Смотрите им в лицо! – вот те
Окаменевшие толпы живым утесом;
Здесь озираются во мраке подлецы,
Чтоб слово подстеречь и погубить доносом;
Там мыслят дань обресть картежные ловцы;
Тот буйно ночь провесть в объятиях бесчестных;
И для кого хотите вы, слепцы,
Вымучивать внушенье Муз прелестных!
Побольше пестроты, побольше новизны –
Вот правило, и непреложно.
Легко мы всем изумлены,
Что? гордости порыв утих?
Рассудок превозмог…
Нет! нет! – негодованье.
Поди ищи услужников других.
Тебе ль отдам святейшее стяжанье,
Свободу – в жертву прихотей твоих?
Чем равны небожителям поэты?
Что силой неудержною влечет
К их жребию сердца и все обеты,
Стихии все во власть им предает?
Не сладкозвучие ль? – которое теснится
Из их груди, вливает ту любовь,
И к ним она, отзывная, стремится
И в них восторг рождает вновь и вновь.
Когда природой равнодушно
Крутится длинновьющаяся прядь,
Кому она так делится послушно?
Когда созданья все – слаба их мысль обнять –
Одни другим звучат противугласно,
Кто съединяет их в приятный слуху гром
Так величаво! так прекрасно!
И кто виновник их потом
Спокойного и пышного теченья?
Кто стройно размеряет их движенья
И бури, вопли, крик страстей
Меняет вдруг на дивные аккорды?
Кем славны имена и памятники тверды?
Превыше всех земных и суетных честей,
Из бренных листвиев кто чудно соплетает
С веками более нетленно и свежей
То знаменье величия мужей,
Которым он их чёла украшает?
Пред чьей возлюбленной весна не увядает?
Цветы роскошные родит пред нею перст
Того, кто спутник ей отрад, любви стезею;
По смерти им Олимп отверст
И невечернею венчается зарею.
Кто не коснел в бездействии немом,
Но в гимн единый слил красу небес с зарею?
Ты постигаешь ли умом
Создавшего миры и лета?
<1824>
Телешовой: #c005010
В балете «Руслан и Людмила», где она является обольщать витязя
О, кто она? – Любовь, Харита
Иль Пери, для страны иной
Эдем: #c005010_1 покинула родной,
Тончайшим облаком обвита?
И вдруг – как ветр ее полет!
Звездой рассыплется, мгновенно
Блеснет, исчезнет, воздух вьет
Стопою, свыше окриленной…
Не так ли наш лелеет дух
Отрадное во сне виденье,
Но бодро в нас воображенье! –
Улыбка, внятная без слов,
Небрежно спущенный покров,
Как будто влаги облиянье;
Прерывно персей волнованье,
Созданье выспреннего мира
Скользит, как по зыбя́м эфира
Несется легкий метеор.
Зачем манишь рукою нежной?
Зачем влечешь из дальних стран
Пришельца в плен твой неизбежный,
К страданью неисцельных ран?
Уже не тверды заклинаньем
Не истомляй его желаньем,
Не сожигай его огнем
В лице, в груди горящей страсти
И негой распаленных чувств!
Ах, этих игр, утех, искусств
Один ли не признает власти!
Изнеможенный он в борьбе,
До капли в душу влил отраву,
Себя, и честь, и долг, и славу –
Все в жертву он отдал тебе.
Но сердце! Кто твой восхищенный
Внушает отзыв? для кого
Порыв восторга твоего,
Звучанье лиры оживленной?
Властительницы южных стран,
Чье царство – роз и пальм обитель,
Которым Эльф: #c005010_2-обворожитель
В сопутники природой дан,
О нимфы, девы легкокрилы!
Здесь жаждут прелестей иных:
Рабы корыстных польз, унылы
И безрассветны души их.
Певцу красавиц что́ в награду?
Пожнет он скуку и досаду,
Роптаньем струн не пробудив
Любви в пустыне сей печальной,
Где сном покрыто лоно нив
И небо ризой погребальной.
<Декабрь 1824>
Хищники на Чегеме: #c005011
1
Окопайтесь рвами, рвами,
Блеском ружей, твержей стен!
Как ни крепки вы стенами,
Мы над вами, мы над вами,
Будто быстрые орлы
Над челом крутой скалы.
2
Мрак за нас ночей безлунных,
Шум потока, выси гор,
На угон коней табунных,
На овец золоторунных,
3
Живы в нас отцов обряды,
Кровь их буйная жива.
Та же в небе синева!
Те же льдяные громады,
Те же с ревом водопады,
Та же дикость, красота
По ущельям разлита!
4
Наши – камни, наши – кручи!
Русь! зачем воюешь ты
Вековые высоты́?
Досягнешь ли? – Вон над тучей –
Двувершинный и могучий
Режется из облаков
Над главой твоих полков.
5
Пар из бездны отдаленной
Вьется по его плечам,
Вот невидим он очам!..
Той же тканию свиенной
Так же скрыты мы мгновенно,
6
Двиньтесь узкою тропою!
Не в краю вы сел и нив.
Тут утес – берите с бою.
Камень, сорванный стопою,
В глубь летит, разбитый в прах;
Риньтесь с ним, откиньте страх!
7
Ждем. – Готовы к новой сече…
Но и слух о них исчез!..
Загорайся, древний лес!
Лейся, зарево, далече!
Мы обсядем в дружном вече
И по ряду, дележом
Делим взятое ножом.
8
Доли лучшие отложим
Нашим панцирным князьям,
И джигитам, узденям: #c005011_1
Юных пленниц приумножим.
И кади́ям: #c005011_2, людям божьим,
Красных отроков дадим
(Верой стан наш невредим).
9
Над рабами высока
Их стяжателей рука.
В их земле и свет темничный!
И ужасен ли обмен?
10
Делим женам ожерелье.
Вот обломки хрусталя!
Пьем бузу: #c005011_3! Стони, земля!
Кликом огласись, ущелье!
Падшим мир, живым веселье.
Раз еще увидел взор
Каменный мост на Малке Октябрь 1825
«По духу времени и вкусу…»: #c005012
По духу времени и вкусу
Я ненавидел слово «раб»:
Меня позвали в Главный штаб
И потянули к Иисусу: #c005012_1.
<1826>
А. Одоевскому: #c005013
Я дружбу пел… Когда струнам касался,
Твой гений над главой моей парил,
В стихах моих, в душе тебя любил
И призывал, и о тебе терзался!..
О, мой творец! Едва расцветший век
Ужели ты безжалостно пресек?
Допустишь ли, чтобы его могила
Живого от любви моей сокрыла?..
Освобожденный: #c005014
Там, где вьется Алазань: #c005014_2,
Где в садах сбирают дань
Пу́рпурного винограда,
Све́тло светит луч дневной,
Рано ищут, любят друга…
Ты знаком ли с той страной,
Где земля не знает плуга,
Вечно юная блестит
Пышно яркими цветами
И садителя дарит
Золотистыми плодами?..
Не подругу снам покойным,
Страшную под небом знойным?
Как пылает ею кровь?
Ей живут и ею дышат,
Страждут и падут в боях
С ней в душе и на устах.
Так самумы с юга пышат,
Раскаляют степь…
Что́ судьба, разлука, смерть!..
* * *
Луг шелко́вый, мирный лес!
Сквозь колеблемые своды
Ясная лазурь небес!
Тихо плещущие воды!
Мне ль возвращены назад
Все очарованья ваши?
Снова ль черпаю из чаши
Нескудеющих отрад?
Будто сладостью душистой: #c005014_1
Снова упиваюсь я
Вольностью и негой чистой.
Но где друг: #c005014_3?.. но я один!..
Но давно ль, как привиденье,
Предстоял очам моим
Вестник зла? Я мчался с ним
Окрест дикие места,
Снег пушился под ногами,
Горем скованы уста,
Руки тяжкими цепями.
<1826>
Домовой: #c005015
Детушки матушке жаловались,
Спать ложиться закаивались:
Больно тревожит нас дед-непосед,
Зла творит много и множество бед,
Ступней топочет, столами ворочит,
Душит, навалится, щиплет, щекочит.
Прости, отечество!: #c005016
Не наслажденье жизни цель,
Не утешенье наша жизнь.
О! не обманывайся, сердце.
О! призраки, не увлекайте!..
Нас цепь угрюмых должностей
Опутывает неразрывно.
Когда же в уголок проник
Как неожиданно! как дивно! –
Мы молоды и верим в рай –
И гонимся и вслед и вдаль
За слабо брезжущим виденьем.
Постой же! Нет его! угасло! –
Обмануты, утомлены.
И что ж с тех пор? – Мы мудры стали,
Ногой отмерили пять стоп,
Соорудили темный гроб
И в нем живых себя заклали.
Премудрость! вот урок ее:
Свободу схоронить в могилу
И веру в собственную силу,
В отвагу, дружбу, честь, любовь!!! –
Займемся былью стародавной,
Как люди весело шли в бой,
Когда пленяло их собой
Что так обманчиво и славно!
Статьи
Письмо из Бреста Литовского к издателю «Вестника Европы»: #c006001
Июня 26-го дня 1814 г.
Брест.
Позвольте доставить вам некоторое сведение о празднике, который давали командующему кавалерийскими резервами, генералу Кологривову, его офицеры. Издатель «Вестника Европы» должен в нем принять участие; ибо ручаюсь, что в Европе не много начальников, которых столько любят, сколько здешние кавалеристы своего.
Поводом к празднеству было награждение, полученное генералом Кологривовым: ему пожалован орден святого Владимира I степени. Неподражаемый государь наш на высочайшей степени славы, среди торжества своего в Париже, среди восторгов удивленного света, среди бесчисленных и беспримерных трофеев, помнит о ревностных, достойных чиновниках и щедро их награждает. При первом объявлении о монаршей милости любимому начальнику приближенные генерала условились торжествовать радостное происшествие и назначили на то день 22 июня. День был прекрасный, утро, смею сказать, пиитическое.
И к генералу строй предстал
Пиитов всякого сословья;
Один стихи ему кладет
В карман, другой под изголовье;
А он – о доброта! какой примеров нет –
Все оды принимает,
Читает их и не зевает.–
Нет; он был тронут до глубины сердца и, подобно всем, дивился, сколько стихотворцев образовала искренняя радость. Вот приглашение, которое он получил ото всего дежурства:
К трудам, Отечеству полезным!
Се новым грудь твою лучом
Монарх наш озаряет звездным.
Смирив крамолу
И меч склоняя долу,
Являет благость над тобой,
Воспомянув твои заслуги неиссчетны:
Тогда как разрушал он замыслы наветны
И ты перуны закалял,
От коих мир весь трепетал;
Тобою внушены кентавры,
Что ныне пожинали лавры
И в вихре смерть несли врагам.
Царь помнит то – и радость нам!
Скорее осушим, друзья, заздравны чаши!
А
