смерть, курносый, – мы его наконец видели), но Бебутов и я не чумные, не прикажите морить…»
Тифлис – Тавриз: #c008007
<10 января – февраль 1820.>
10 января. Сады, влево Кура. Едем по склону горы, влево крепость Саганлук; поворачиваем вправо, кряж гор остается к северу. К югу Меднозаводская гора и хребет. Озеро. От Код Квеши на возвышении. Перед этим развалины на утесе, который как будто руками человеков сложен из различных камней.
12-го (января). Через гору в Гергер. Казармы. Оттудова высочайший Безобдал…: #c008007_1
1801. Омар-хан разбит пшевцами, хевсурцами, в кольчугах, в шишаках, в числе 5000. Русские только были зрителями: #c008007_2.
Ad memorandum[73 — Для памяти (лат.).].– При князе Цицианове Гуляков взял Чары и Беликаны и убит в Чарах в сражении против лезгин: обнадеялся на 15-й Егерский полк, который побежал и смял прочих.
Цицианов армянам: «я и об живых об вас небрегу, стану ли возиться с вашими мертвыми».
Возится с солдатами, бьет одного и после уверяет, что поссорились, награждает деньгами. Рубли превращает в медали после приказа, что гвардии за развод, а его солдатам за штурм дано по рублю[74 — Далее в первопечатном тексте опущены записи о горе близ Гумри (Алагезе), «где часто замерзают, хотя высота обыкновенная», об Арарате (16 января), о приезде в Эчмиадзин (17 января).].
17-го <января>. В монастыре хорошая гостиница, услуга. Бедственное положение патриарха.
18 января, понедельник. Осматриваю монастырь. Рука св. Георгия, копье, кусок от креста. Место – 4 столпа мраморные, – где было сошествие Христа по представлении, тому назад 1500 лет: #c008007_3. Ризница скрыта. Ковры. Типография на 3 станка. Патриарх ветхий, сетует о судьбе погибших монетчиков в Царьграде. Сам поплачивается за русских приезжих.
До Эривани 12 верст. Летняя беседка с витыми галереями в три этажа. Сам сардарь на балконе. Вода на улицах. Ad memorandum: Mehmour.
Патриаршее сравнение: Эчмедзин как роза между терниями. Портрет шахов гравирован в Париже.
Огарев.
Шаховской.
Катенин.
А. О.
Шмидт.
Панин.
П*. Н.
Завадовский.
А. П. Огарева.
Бебутова: #c008007_4.
19 <января>. Вода ночью замерзла в комнате. Отправляюсь. Арарат вправе, как преогромный белый шатер. Много деревень, садов, речек. Маленькое ущелье Девалу[75 — Далее в первопечатном тексте опущена запись от 20 января о том, как Грибоедов дважды тонул в какой-то речке, которая «вздулась и нигде нет проезду».].
22 <января>. Медление в Нахичевани. Армяне живут хуже татар, – окно для света и дыму, без камина. Мирза-Мамиш, персидская лесть. Чем к ней кто доступнее, тем ее покрывало более редеет[76 — Далее в первопечатном тексте опущена запись от 24 января о приезде в Гаргары.].
Февраль. От Гаргар к юго-западу, влево, через ущелье, занесенное снегом. Выехавши на широту – равнина до караван-сарая. – По пригоркам до Маранда. Маранд виднеется на высоте за три агача. – Из Маранда в горы подъем трудный. От караван-сарая спуск до Софиянки, ровно до Тавриза; влево и вправо делятся горы: #c008007_5.
Крым: #c008008
<24 июня – 12 июля 1825.>
Июня 24. Середа. Иванов день. Вверх по Салгиру верхом. Сады, минареты, Перовского дачка: #c008008_1 – приятной, легкой архитектуры домик. Облако столбом над Чатыр-Дагом, будто курится. Ручьи падают справа от нашей дороги в Салгир. Тополи, надгробные камни с чалмами. – Аянь: #c008008_2, на восток от него в полуверсте источник Салгира в известковой каменной котловине. Пещера, вход с двух сторон; спереди с шумом извергается источник, слева род окошка; мы, разутые, лезем в него, цепляемся по голым камням, над нами свод, род пролома сверху, летучая мышь прилеплена к стене возле, и внутренняя продолговатая пещера позади нас. Мы сидим над самым о[брыво]м. М. Ш. называет его глазом. Вода холодная, как лед.
После обеда из Аяна косогором к западу, направо лесистая впадина к дороге между Чатыр-Дагом и Темирджи, склонение к северу Яйлы, под ним домик, тут дача Офрена, сзади подошва Чатыр-Дага, впереди ущелье Кизиль-Кобе, проезжаем чрез ущелье Альгар, деревня Човки: #c008008_3 (станция к Алуште), влево малый Джанкой, вправо речка Кизиль-Кобе, ущелье входит клином в гору: #c008008_4, там родник сперва наружу, потом отвесно под землею, потом снова широкою лентою падает на камни и течет в долину, которая позади нас; орлиные гнезда, орешник, кизиль, род ворот между двух самородных камней, пещеры, своды, коридоры, столбики, накипи.
Симферополь. Цыганская нынешняя музыка в Крыму – смесь татарского с польским и малороссийским.
Июня 25. Дождливый день. Берем несколько назад, потом левее, по северной подошве Чатыр-Дага до Буюк-Джанкой, оттудова вверх довольно отлогая дорога, лесистая, справа овраги, тесные и глубокие долины, бездны лесные, там течет Альма, ее исток между Чатыр-Дагом и Султан-горой, белые холмы Саблы в отдалении, еще далее горы Бахчисарая. Поднимаемся на террасу каменную, инде поросшую лесом, убежище чабанов внизу, а далее в равнине все еще туман. Шатаемся по овчарням.
После обеда. Наелись шашлыка, каймака: #c008008_5, на круглом столике, поселившись в каменной яме к северу от овчарного хлева. Зелень и климат северные. Низменная даль все еще подернута непроницаемою завесою, оттудова тучи поднимаются к нам, ползут по Чатыр-Дагу. Он совершенно дымится. Горизонт более и более сужается, наконец я весь увит облаками.
У здешних пастухов лица не монгольские и не турецкие. Паллас: #c008008_6 производит их от лигурийцев и греков, но они белокуры, черты северные, как у осетинов на Кавказе.
Гроты снеговые, стены покрыты мохом, над ними нависли дерева. Спускаюсь вглубь, впалзываю в узкое отверстие, и там снежное приятелище – родник замерзший. Скатываем камень, – продолжительный грохот означает непомерную глубину. Выхожу оттудова, – синее небо.
Поднимаемся на самую вершину. Встреча зайца. На иных зубцах самого верхнего шатра и на полянах ясно, но у самого верхнего зубца нас захватывают облака, – ничего не видать, ни спереди, ни сзади, мы мокрехоньки, отыскиваем пристанища. Розовая полоса над мрачными облаками, игра вечернего солнца; Судак синеется вдали; корабль в Алуште будто на воздухе; море слито с небом. Попадаем в овчарню на восточной вершине, обращенной лицом к югу. Сыворотка, холод, греюсь, ложусь на попону, седло в головах, блеяние козлов и овец, нависших на стремнинах. Ночью встаю, луна плавает над морем между двух мысов. Звезда из-за черного облака. Другая скатилась надо мною. Какой гений подхватил ее?
Июня 26. Пятница. Кочуем в тумане и в облаках целое утро. Сажусь на восточный утес, вид на глубину к Темирджи. Два корабля в Алуште. Съезжаем до лучшей погоды в Корбек: #c008008_7, лесом ручьи. На квартире (крайней кверху) с балкона вид на море. Справа из-за Султан-горы высовывается Кастель. Балкон под сливою и грецким орешником. – Под вечер пешком в Алушту средними возвышениями, подошвою Чатыр-Дага. Замок Алустон в развалинах, налево Шумы, деревня Темирджи на воздухе; возвращаюсь низом, сперва садами, потом тропою, которая ведет в Бешуй, ногами растираю душистые травы, от которых весь воздух окурен. Татары любят земные плоды.
Ночью встаю, месячно.
27 <июня>. Опять в гору; сперва лесом, потом голые вершины уступами. Круча.
Панорама с Чатыр-Дага:
Впереди под ногами площадь, терраса Чатыр-Дага, первая под самым темем, шатром (чадирь), все негладкости будто стесаны, пониже дичь, густой лес, в нем источник Альмы между Султан-горой и Чатыр-Дагом. Далее дугою Севастополь, Бахчисарай, Саблы, белые меловые горы, правее Салгир, Акмечеть: #c008008_8, еще далее Козлов: #c008008_9 и море, между всем этим; ближе к месту, с которого смотрю, волнистые холмы, по ним солнце играет. – Справа Зуя, Карасубазар, над ним дымок, задняя пологая часть восточной Яйлы, часть Азовского моря голубою полосою окружает с востока степь и дол до Перекопа. – Слева западная часть задней Яйлы, Св. Нос к Балаклаве чернеется. – Обратясь назад – море, даль непомерная, с запада спускается к нему Яйла, из-за ней Кастель, прямо Алушта, к востоку берег изгибом до Судака, выдавшегося далеко в море, точно между Обсерваторией и Горным Корпусом. За Судаком Карадаг и проч. 3 корабля. На вершине (западном зубце, где мы стоим), между двух углов, шагов
50 стремительный спуск к югу, пологий к северу, обрыв к Альме, дебрь. – За Темирджи несколько слоев гор еще ее возвышеннее. – От Чатыр-Дага к северу площадь, терраса, будто укрепление с исходящими углами, с бойницами, из них иные красные, желтые, серые, и между ними зелень. Белизна меловых гор, которые тянутся, как лагерь.
Несколько орлов с закрюченными крыльями; их плавный и быстрый полет. Дождь, словно занавесь, постепенно закрывает предметы и близится к нам, наконец сечет нас. Прячемся. Новая картина. Улитки. Я над стремниной. Опять ведренно, выхожу из засады. Противуположность, – спереди был мрак, сзади ясно, теперь наоборот. – Следую направлению верхнего обреза от запада к востоку, смотрю на дольные картины из-за промежутков скал, как из-за зубцов Кремля. – Сперва Салгир был вправо, потом прямо против меня, теперь влево, по мере моего шествия. К западу картина становится у́же и расширяется к востоку. С восточной оконечности вид на дебрь между Кизиль-Кобе (вчера казался так высок, а нынче через него гляжу), Темирджи и Чатыр-Даг. Ветер переменился, облака назад пошли и, после дождя, разодранные, как после битвы, тянутся от Султан-горы серединою Чатыр-Дага в Темирджинское ущелье, словно оттудова пар воскуривают; позади всего море, пропасти под ногами и зубцы. Не понимаю, как меня ветер не снес! Прихожу к пастухам, волынки, рожки и барабаны.
Возвращаюсь в Корбек.
После обеда в Шуму; плутаю по оврагам; лошадь мне ногу зашибла. Новая большая дорога. Рысью в Алушту.
Алушта; древние развалины замка, около которого домики с плоскими кровлями прислонены к холму, образующему со многими другими подошву Чатыр-Дага; около него ручьи и сады в яминах. Все место окружено амфитеатром, к морю отрогами обоих Яйл и Чатыр-Дага, которого вершины господствуют над сей долиною. Корабль нагружается лесом; другой от флота зашел за пресной водою. Разговор с офицерами о Чатыр-Даге. Морские ванны. Эфенди хвастает крепкою черешнею.
28 июня. Едем берегом. Узенькая тропа. Жар несносный. Вправо то голые утесы, то лес. Кастель. Иногда крутой въезд, потом опять спуск к морю. Мыс. Проехав, из-за него выказался Кучук-Ламбат: #c008008_10. С одной стороны голый и не самый высокий утес, с другой возвышенный и лесистый Аюдаг, далее выдавшийся в море, окружают приятнейший залив; волны дробятся о берег. Фонтан под фигою; вид благосостояния в селении. Дом. Воскресный день. Бороздин называет это «пользоваться премиею природы, не выезжая из отечества». Сад, розмарины, lauriers-roses, маслины, смоковницы, лилеи, дева утеса в Кизильташе. – Еще родник в саду; беседка к морю, затишие от бури, напоминает такую же в Выдубеце. Подводные камни, не доезжая до деревни. Бакланы, дельфины. Venite adoremus[77 — Приидите, поклонимся (лат.).].: #c008008_22
29 <июня>. Парфенит: #c008008_11, вправо Кизильташ, шелковицы, смоковницы, за Аюдагом дикие каменистые места, участок Олизара, шумное, однообразное плескание волн, мрачная погода, утес Юрзуфский, вид с галереи: #c008008_12, кипарисники возле балкона; в мнимом саду гранатники, вправо море беспредельное, прямо
