мое освобождение и еще за многое; 2-го числа нынешнего месяца я выпущен, завтра или на днях получу отправление. Податель этого письма мне искренний приятель, Александр

Алексеевич Муханов, он знает подробно все, что обо мне знать можно. Сделай одолжение, почтеннейший друг, полюби его, а мне бы очень хотелось быть на его месте и перенестись в Хороль: #c009069_1, мы бы многое вспомнили вместе, теперь я в таком волнении, что ничего порядочно не умею ни сказать, ни написать. В краткости толку мало, а распространяться некогда. Надеюсь, что я уже ознакомлен в почтенном твоем семействе, верно, они примут во мне участие, друг любезнейший и благородный, верь, что я по гроб буду помнить твою заботливость обо мне, сам я одушевлен одною заботою, тебе она известна, я к судьбе несчастного Одоевского не охладел в долговременном заточении и чувствую, надеюсь и верую, что бог мне будет помощник.

Прощай, милый, бесценный Степан Ларионович, засвидетельствуй мое искреннее почтение твоей супруге, она извинит мне это короткое обхождение без чинов, с нами не чинились в штабе: #c009069_2, так и мы поступаем. Коли удостоишь меня письмом, то в Москву под Новинским в собственный дом. С горячностью обнимаю тебя. Это письмо первое, но не последнее.

Искренний друг душою преданный

А. Грибоедов.

Миклашевич В. С., 6 июня 1826: #c009070

<6 июня 1826. Петербург.>

Милый друг Варвара Семеновна. Я знаю, коли вам не написать, так вы будете ужасно беспокоиться. Дело вот в чем: я не могу сна одолеть, так и клонит, сил нет домой воротиться, велел себе постель стлать, между тем хозяйничаю, чай пью, все это у Булгарина: #c009070_1, которого самого дома нет. Скажу вам о государе мое простодушное мнение: он, во-первых, был необыкновенно с нами умен и милостив, ловок до чрезвычайности, а говорит так мастерски, как я, кроме А. П. Ермолова, еще никого не слыхивал. Нас представили в 3-м часу на Елагином острову, оттуда Муравьев, который меня и туда привез в своей карете (университетский мой товарищ, не видавшийся со мной уже 16 лет), завез к Жуковской матери на Крестовой, где я и обедал.

Прощайте, пишу и сплю.

Извозчику прикажите дать 2 руб. 60 копеек + 20 коп. на водку.

Булгарину Ф. В., июнь – июль 1826: #c009071

<Окрестности С.-Петербурга, июнь – июль 1826.>

Любезный Булгарин, как тебя бог бережет? О Грече я слышал неприятность, будто его снова-здорово преследуют за Госнера: #c009071_1; я между тем странствую по берегу морскому и переношусь то на верх Дудоровой горы, то в пески Ораниенбаума; на днях ворочусь – и прямо в твою пустыньку: #c009071_2. «Bergeron»: #c009071_3 не нашелся у Майера; Шмидта: #c009071_4 я прочел, и лучше бы не читал: бесконечное прение об уродах уйгурах, турки ли они или тангутцы? Тибетинцы? Столько трудов для объяснения себе, кто был давно исчезнувший народ, о котором почти никто не говорил, который ничего не сделал достопамятного и пропал, как не бывал. Сделай одолжение, пришли «Временник»: #c009071_5 и «Абуль-Газа»: #c009071_6, да коли нет «Бержерона», так по-русски «План-Карпина»: #c009071_7; вероятно, достать можно. Он у меня в Москве есть. Прощай, поминай добром. Греча очень, очень жалею, но уверен, что все нападки на него пустые. Верный твой.

Загоскину М. Н., июль – август 1826: #c009072

<Июль – август 1826. Москва.>

Любезный Михайло Николаевич.

Мне в своих обстоятельствах совестно было тревожить тебя об ложе, но давеча ты сам вызвался, и я надеюсь на данное слово. Эти строчки на память.

Un bienfait n’est jamais perdu[116 — Доброе дело не пропадает (фр.).].

Будь здоров. А. Г.

Добринскому А. А., 9 ноября 1826: #c009073

(Перевод с французского)

9 ноября <1826>. Тифлис.

Любезный товарищ по заключению. Не думайте, что я о вас позабыл. Вы до сих пор не имели от меня никаких известий единственно по неимению верной оказии для посылки вам хоть нескольких строк. Сразу по прибытии моем в Тифлис я говорил о вас с главнокомандующим: #c009073_1, и он принял ходатайство мое о вас самым удовлетворительным образом. Затем, когда Паскевич перед своим отбытием в Елизаветполь поручил мне от его имени похлопотать перед Алексеем Петровичем за Шереметева, который разделяет вашу печальную участь, я снова получил ответ, что он не находит никаких затруднений для того, чтобы сделать представление кому следует о переводе вас обоих в один из полков, назначенных для действий против неприятеля. Еще недавно, когда я сопровождал его до Сертичали, он вновь мне повторил, заверяя, что я могу быть совершенно покоен на ваш счет, что он не предвидит больших препятствий к тому, чтобы переменить вам полк, ни со стороны начальника главного штаба, ни даже со стороны его величества, чье намерение состоит в том, чтобы те, кто, как вы, лишь частично были замешаны, могли бы воспользоваться нынешней войной, чтобы полностью и с честью снять с себя временную опалу. Милый друг, будьте уверены, что во мне вы имеете человека, который всем сердцем готов служить тем, кого он любит. Ваше несчастье, столь мало вами заслуженное, наше совместное пребывание в бедственном узилище, плачевное состояние, в котором вы меня там нашли, наконец, еще столько разных оснований всегда присутствуют в мыслях моих, – оснований слишком важных, чтобы я когда-либо мог о вас забыть. Мы много говорили о вас с Бельфором, который недавно сообщил мне о вас последние новости. Сейчас же, как только генерал Ермолов вернется, я пристану к нему с вашим делом, насколько мне бог даст жара и красноречия, и немедленно дам вам знать о последних решениях, которые он примет. Прошу вас, доверьтесь моей счастливой звезде. В первый же раз, когда вы возьметесь за перо, чтобы писать мне, сообщите, чем вы занимаетесь. Не позволяйте скоропреходящему несчастию сломить вас. У Михаила Грекова есть собрание книг, читайте, размышляйте и разумным употреблением часов досуга приготовляйтесь хорошо послужить отечеству. Когда характер достойного человека проходит через горнило тяжелейших испытаний, он от этого только лучше становится – поверьте, так говорит вам человек, который знает это по собственному опыту. Прощайте, мысленно тысячу раз вас приветствую.

Привет от меня всем знакомым в вашем гарнизоне. Будьте терпеливы, милый друг, и помните

вашего усерднейшего

А. Грибоедова.

Я недостаточно римлянин насчет имен и отчеств, милый друг, и если я исказил ваше на конверте, сообщите мне, и укажите, как полагается его писать.

Бегичеву С. Н., 9 декабря 1826: #c009074

9 декабря 1826. <Тифлис.>

Милый друг мой! Плохое мое житье здесь. На войну не попал: потому что и Алексей Петрович туда не попал. А теперь другого рода война. Два старшие генерала ссорятся, с подчиненных перья летят: #c009074_1. С Алексеем Петровичем у меня род прохлаждения прежней дружбы. Денис Васильевич: #c009074_2 этого не знает; я не намерен вообще давать это замечать, и ты держи про себя. Но старик наш человек прошедшего века. Несмотря на все превосходство, данное ему от природы, подвержен страстям, соперник ему глаза колет, а отделаться от него он не может и не умеет. Упустил случай выставить себя с выгодной стороны в глазах соотечественников, слишком уважал неприятеля, который этого не стоил. Вообще война с персиянами самая несчастная, медленная и безотвязная. Погодим и посмотрим.

Я на досуге кое-что пишу.: #c009074_3 Жаль, что не в силах распространиться тебе о себе и о моих созданиях. Сейчас из обеда, а завтра Давыдов возвращается: #c009074_4. – Я принял твой совет: перестал умничать; достал себе молоденькую девочку, со всеми видаюсь, слушаю всякий вздор, и нахожу, что это очень хорошо. Как-нибудь дотяну до смерти, а там увидим, больше ли толку, тифлисского и петербургского. Тебя не браню за упорное молчание, угадываю причины; однако, коли в Москве будешь, схвати удобный случай и напиши. Мазаровичева получила нежные представления от сестры своей Зыбиной или Зубковой в пользу Дурнова, и намерена передать их моим. Что об этом знаешь? Кончено или вновь завязалось?: #c009074_5

Буду ли я когда-нибудь независим от людей? Зависимость от семейства, другая от службы, третья от цели в жизни, которую себе назначил, и, может статься, наперекор судьбы. Поэзия!! Люблю ее без памяти, страстно, но любовь одна достаточна ли, чтобы себя прославить? И наконец, что слава? По словам Пушкина…

Лишь яркая заплата

На ветхом рубище певца: #c009074_6.

Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом содержании к числу орденов и крепостных рабов? Все-таки Шереметев у нас затмил бы Омира, скот, но вельможа и крез. Мученье быть пламенным мечтателем в краю вечных снегов. Холод до костей проникает, равнодушие к людям с дарованием; но всех равнодушнее наш Сардар: #c009074_7; я думаю даже, что он их ненавидит. Voyons ce qui en sera[117 — Посмотрим, что будет(фр.).]. Если ты будешь иметь случай достать что-нибудь новое, пришли мне в рукописи. Не знаешь ли что-нибудь о судьбе Андромахи: #c009074_8? напиши мне. Я в ней так же ошибся, как и в Алексее Петровиче. Когда-нибудь и, может быть, скоро, свидимся… Ты удивишься, когда узнаешь, как мелки люди. Вспомни наш разговор в Екатерининском: #c009074_9. Теперь выкинь себе все это из головы. Читай Плутарха, и будь доволен тем, что было в древности. Ныне эти характеры более не повторятся. – Когда будешь в Москве, попроси Чадаева и Каверина, чтобы прислали мне трагедию Пушкина «Борис Годунов»: #c009074_10.

Прощай, целую Анну Ивановну и мою невесту: #c009074_11. Тебя, мой милый, люблю с каждым годом и месяцем более и более. – Но что проку. Мы не вместе. И жалеть надобно меня. Ты не один.

Заставь Ермолова Петра Николаевича возвратить мне мой манускрипт «Горя от ума». Дмитрия и Александру Васильевну обнимаю. В переписке ли ты с Андреем? Он от меня ни строчки не имеет. Невозможно: #c009074_12.

Булгарину Ф. В., 11 декабря 1826: #c009075

11 декабря <1826. Тифлис>.

Сармат мой любезный. Помнишь ли ты меня? А коли помнишь, присылай мне свою «Пчелу» даром, потому что у меня нет ни копейки. Часто, милый мой, вспоминаю о Невке, на берегу которой мы с тобою дружно и мирно пожили, хотя недолго. Здесь твои листки: #c009075_1 так ценятся, что их в клочки рвут, и до меня не доходит ни строчки, хотя я член того клуба, который всякие газеты выписывает. Воротилась ли твоя Länchen: #c009075_2? Mein Gruss und Kuss. Tantchen: #c009075_3 auch meine Wünsche für ihr Wohl[118 — Мой привет и поцелуй. Тетушке также мои добрые пожелания(нем.).] передай исправно. Гречу поклонись. Благодарим тебя за прелестную Фуксову статью: «Один день из жизни Суворова»: #c009075_4.

Твои прогулки и встречи: #c009075_5 тоже здесь высоко ставятся, за 3000 верст полагаюсь, что это истинная картина петербургских нравов. Продолжай, будь так