Воин. Ну, покажи, что у тебя есть.
Лавочник. Вот отличный портфель из крокодиловой кожи; вот перо страуса, очиненное для писанья; красные чернила; мягкие подушки на стулья…
Воин. Да что, Судья я разве, что ты все это мне предлагаешь?
Лавочник. А вы возьмите и подарите что-нибудь Судье. Он сам скупой, ничего для себя не покупает. А вещи лежат.
Воин. Нет, ты лучше покажи что-нибудь по моей части.
Лавочник. Отлично. Вот нож, которым Каин зарезал Авеля. Он вам не нравится. Напрасно. Вот щит, который не пробьет никакое оружие, вы за ним будете как в крепости.
Ай, ай, вы мне его сломали.
Воин. Дай мне щепотку табаку на две полушки.
Лавочник. А как же щит? Он стоит триста золотых!
Воин. Заплачу в другой раз. (Берет табак и уходит.)
Сцена вторая
Лавочник. Ну и дубина же этот Воин. Говорит сквозь зубы, все портит. Вот щит сломал, правда, он был картонный. Все же такая торговля – чистое разорение… Клянусь моим кошельком, первого же покупателя заставлю расплатиться за все, Судья ведь мой приятель.
Входит Факир.
А, вот и Факир. Неужели тот самый. Мой враг? Ну да, он. Теперь дерево мое!
Факир. Не пожертвуете ли щепотку риса для голубей бога Вишну?
Лавочник. С наслаждением, уважаемый Факир, с наслаждением. Позвольте мне вашу чашку.
Факир. Довольно, благодарю.
Лавочник. Берите, берите. Для меня огромная радость услужить вам. Не подкинуть ли горсточку бобов? Молока подлить?
Факир. Голуби не пьют молока.
Лавочник. У меня такое хорошее, что выпьют.
Факир (уходя). Да благословит небо твой дар!
Лавочник. Надеюсь, что в убытке не останусь. Однако куда же вы, постойте, так нельзя, надо платить!
Факир. Я просил подаяния.
Лавочник. Подаяния! Это еще что? Так вы у меня всю лавку заберете, да и меня в придачу под видом подаяния. Только нет, не таковский я! Деньги, или хуже будет!
Факир. Возьмите ваш товар обратно.
Лавочник. Ни под каким видом. Рис просыпался, молоко переболталось. И я разве даром трудился, отвешивая да отмеривая? Ничего назад не возьму! Деньги, деньги и деньги!!!
Факир. Денег у меня нет.
Лавочник. Стара песня. Без денег нечего было и заходить. Это простой злой умысел. Сегодня подаяния просишь, завтра украдешь, послезавтра убьешь, послепослезавтра… Помогите, помогите, режут, колют, убивают!..
Входит Судья.
Сцена третья
Судья. Ни один человек не может убить другого, если это не разрешено мною. Объясните, в чем дело, может быть, тогда в самом деле можно будет кого-нибудь убить.
Лавочник. Вот, господин Судья, пришел в мою лавку человек, дай ему того, дай ему другого, пятого, десятого, а как набрал, так и уходить… Деньги, – я говорю. Нет денег! Насилу его задержал. Разве же этак можно?
Судья (Факиру). Это дерзкое покушение на право собственности.
Факир. Я просил милостыню.
Судья (Лавочнику). Ваши слова – преднамеренная дача ложного показания.
Лавочник. Не верьте ему.
Факир. Не верьте ему.
Судья. Я не могу верить или не верить, мое дело знать! Пусть решает судьба. Вас обоих бросят в реку, кто невинен, тот утонет, а виновного вытащат и повесят.
Факир. Значит, оба погибнут?
Судья. Да, но правда спасется.
Лавочник. Господин Судья, господин Судья! Я не хочу ни тонуть, ни быть повешенным…
Судья. Странный человек, чего же ты хочешь?
Лавочник. Я жить хочу и немного торговать. (Тихо.) Ведь это же тот самый Факир, из-за которого мы стали людьми. Вспомните, что вы хотели ему отомстить.
Судья. Тогда придумай другие обвинения.
Лавочник. Сейчас. Этот человек сломал мой щит, самый крепкий из всех щитов. (Хныча.) Этот человек избил мою старую тетку и продал ее в рабство за три медных гроша, а она стоила по крайней мере золотой. (Кричит.) Этот человек поджег мою лавку, и я сгорел вместе с ней!!!
Судья. Довольно, довольно! (Факиру.) Скажи мне, добрый человек, ты не обокрал прошлой ночью храм?
Факир. Нет.
Судья. Ну, я рад, что этого не сделал. А то пришлось бы тебя сжечь… Но, может быть, ты вместо этого жарил и ел маленьких детей?
Судья. Отлично. Значит, тебя можно не четвертовать. А подписи ты подделывал?
Судья. Я тебе верю. Однако обвинения Лавочника остаются в силе. И, снисходя к твоему почтенному возрасту, я приговариваю тебя к наименьшей мере наказания, к повешению, – заметь, на твоем же собственном дереве. Не благодари меня. С меня довольно сознания исполненного долга.
Лавочник. Вот это хорошо. Вот это правильно. Вы сами его повесите?
Судья. Судья не палач. Представлю это сделать тебе.
Лавочник. Ну нет, я боюсь мертвецов.
Судья. Однако кому-нибудь да надо это сделать.
Входит Воин.
Сцена четвертая
Воин. Ты что мне сырой табак продал? Раскуриваю, раскуриваю – ничего не выходит… Вот сломаю тебе спину, как сломал твой негодный щит!
Судья. Щит, значит, сломал Воин. Одно обвинение отпадает. Но по другим наказание остается прежним.
Лавочник. Я думал угодить вам, благородный Воин. Ведь сухой табак – это табак и больше ничего. А сырой – это табак да еще вода на придачу… Летом, в жару, вода преполезная вещь!
Воин. А, ты еще издеваешься! Прощайся с жизнью!
Судья. Погоди. Я вижу, что ты справедливо разгневан, но виноват не Лавочник. Это дождь, пойдя не вовремя, смочил твой табак. А о дожде и хорошей погоде молится богам Факир. Позволяю тебе взять его и повесить.
Воин. Какой он умный, я даже хорошенько не понимаю, что он говорит. Только все-таки вешать людей я не стану, это не дело воина. (Факиру.) Бери свой меч и защищайся!
Факир. У меня нет меча, и я не умею сражаться.
Факир. Не знаю.
Воин. Придется, видно, мне курить сырой табак…
Судья. Ты меня не понял. Этот человек приговорен мною к повешению, и закон выбрал тебя привести приговор в исполнение.
Лавочник. Да, да, повесить его, благородный Воин, и я подарю вам этот щит, который крепче всего на свете.
Воин отстраняет рукой щит.
Ай, ай, осторожнее, вы его опять сломаете.
Воин. Не могу понять, почему непременно я должен его вешать? Кто его обвиняет?
Воин. Так пусть Лавочник его и вешает.
Лавочник. Ни-ни, ни за что! Чтобы он мне снился потом… Ведь это Судья осудил его…
Воин. Так пусть Судья и вешает.
Судья. Это невозможно. Нет, Воин, как ни спорь, придется тебе соглашаться.
Воин. Скажи хоть ты, мудрый Факир, кому из нас следует повесить тебя?
Факир. Тому, кто хуже других.
Воин. Слава Богу, по крайней мере не мне.
Судья. И не мне, во всяком случае.
Лавочник. Уж не мне ли, который вас всех богаче?
Кричат друг на друга.
Факир. Наступил час, когда мне нужно молиться под моим деревом. Если хотите, идемте со мной, по дороге сговоритесь.
Воин. Идем!
Действие третье
Сцена первая
Вбегает Обезьяна, за нею Вельзевул. Оба страшно измучены.
Вельзевул. Ой, не могу больше. Если бы не был бессмертным, умер бы. Ведь мы вокруг всей земли обежали, акулы за нами гнались, черные люди, такие страшные, что даже я испугался, хотели нас съесть!.. А как холодно было бежать по Сибири, а как жарко было вдоль экватора… Бедные, бедные мои копыта, совсем стерлись. И вся эта мука даром. Так я и не достал яблока. Не отдает его Обезьяна, да и сама не ест. Видно, она действительно стала доброй, бережет для Факира его добро. Запах от нее даже идет какой-то хороший, тошнит меня от него. Ну, а она тоже измучилась… Еле смотрит… Может быть, я ее еще и поймаю… Есть здесь поблизости дыра в пекло, сбегаю я туда, хлебну кипящей смолы, да и назад. Я думаю, она не тронется с места… (Уходит.)
Сцена вторая
Входят Факир, Судья, Воин и Лавочник.
Факир. Ну что же? Придумали что-нибудь?
Лавочник. Нет. Во всяком случае, Судья!..
Судья. Не слушай их. Это Воин хуже всех!..
Факир. Я вижу, вам самим никак не сговориться. Расскажите мне все о себе, и я, пожалуй, решу ваш вопрос.
Судья. Отлично, но о себе я могу говорить только стихами. Это высокая тема.
Воин и Лавочник. Мы тоже. Мы не хуже тебя.
Факир. Вам черед потом.
Я самый ученый из всех судей,
И добрый боится меня, и злодей,
Я ловким допросом оставлю их с носом,
Проткну их статьей, как шпагой стальной,
И сводом законов прихлопну их вдруг,
Как мух!
Видишь, как я хорошо знаю свое дело. Значит, я самый лучший.
Лавочник. Ну, это мы сейчас увидим. Послушайте-ка меня.
У меня хранится в лавке
Все, что нужно для людей:
Есть картофель, есть булавки,
Есть и книжки для детей.
Ты без книжек был бы глупым,
Без булавок был бы голым
И, питаясь только супом,
Без картошки – невеселым.
Надувалой и пиявкой
Пусть зовет меня народ,
Я, как царь, царю над лавкой…
Вот!..
Ловко я вас всех поддел?
Воин. Я тоже сочинил стихи. Трудно это – лучше с великаном сражаться, но не отставать же от других. Слушайте внимательно, а не то…
Иду я по лесу,
Угрожаю бесу;
Иду я по полю,
Людей беру в неволю.
Иду я по городу,
Всем деру бороду…
Кого не увижу,
Всех обижу,
Всех замучу…
Значит, я всех лучше!
Посмейте-ка сказать, что неправда!
Факир. Простите меня, но я думаю, что ни в одном из вас нет ничего хорошего. Так что никто из вас не лучше, не хуже других. Если уж вы хотите меня повесить, вешайте все вместе.
Лавочник. Верно.
Воин. Как мы сами не догадались?
Судья. Закон не воспрещает этого.
Принимаются вешать Факира. В это время Обезьяна протягивает Факиру плод, он ест его и превращается в Ангела.
Факир. Глупые и злые люди! Лучше бы было вам остаться зверями в вашем прежнем образе, чем быть зверями в человеческих одеждах. Я прощаю вам все, что вы мне сделали. Но помните, обида, нанесенная Ангелу, не прощается. (Уходит.)
Сцена третья
Лавочник. Что это? Отрастил свои птичьи крылья и ушел. А мы глядим да глазами хлопаем.
Судья. Уж не думает ли Факир, превратившись в Ангела, избавиться от законной ответственности? Я обращусь к жрецам, и они мне его добудут даже с неба.
Воин. Послушайте, может быть, мы в самом деле нехорошо поступили?
Лавочник. Еще бы! Особенно ты. Надо было держать его, а ты выпустил.
Воин. Я не о том…
Лавочник. А я о том. Иди за это мне в услужение, раз ты не задержал моего должника.
Судья. А ты, Лавочник, за то же самое присуждаешься к лишению лавки со всеми товарами, находящимися в ней.
Воин. А я вас просто отколочу за то, что вы мне оба страшно надоели с вашим Факиром.
Свалка. Появляется Вельзевул.
Сцена четвертая
Вельзевул. Ну, теперь Астарот… (Замечая дерущихся.) Это еще что за люди?
Судья (зажатый Воином). Кто там, Ангел?
Лавочник (зажатый тоже). Совсем наоборот. Кто-то с хвостом с рогами.
Судья. А что ему нужно?
Лавочник. Не знаю. Он подходит.
Вельзевул. Благородный Воин, я вижу, что вы не
