Из духов отрицанья ты всех мене Бывал мне в тягость, плут и весельчак. Из лени человек впадает в спячку.
Ступай, расшевели его застой, Вертись пред ним, томи, и беспокой,
И раздражай его своей горячкой.
(Обращаясь к ангелам.)
Вы ж, дети мудрости и милосердья, Любуйтесь красотой предвечной тверди. Что борется, страдает и живет,
Пусть в вас любовь рождает и участье, Но эти превращенья в свой черед Немеркнущими мыслями украсьте.
Небо закрывается. Архангелы расступаются.
МЕФИСТОФЕЛЬ
(один)
Как речь его спокойна и мягка!
Мы ладим, отношений с ним не портя, Прекрасная черта у старика
Так человечно думать и о черте.
Часть первая
Сон в Вальпургиеву ночь, или Золотая свадьба Оберона и Титании…
Тесная готическая комната со сводчатым потолком. Фауст без сна сидит в кресле за книгою на откидной подставке
ФАУСТ
Я богословьем овладел, Над философией корпел, Юриспруденцию долбил И медицину изучил.
Однако я при этом всем Был и остался дураком.
В магистрах, в докторах хожу И за нос десять лет вожу Учеников, как буквоед, Толкуя так и сяк предмет.
Но знанья это дать не может,
И этот вывод мне сердце гложет, Хотя я разумнее многих хватов, Врачей, попов и адвокатов,
Их точно всех попутал леший, Я ж и пред чертом не опешу, — Но и себе я знаю цену,
Не тешусь мыслию надменной, Что светоч я людского рода
И вверен мир моему уходу. Не нажил чести и добра
И не вкусил, чем жизнь остра. И пес с такой бы жизни взвыл! И к магии я обратился,
Чтоб дух по зову мне явился И тайну бытия открыл.
Чтоб я, невежда, без конца
Не корчил больше мудреца, А понял бы, уединясь,
Вселенной внутреннюю связь, Постиг все сущее в основе
И не вдавался в суесловье.
О месяц, ты меня привык Встречать среди бумаг и книг В ночных моих трудах, без сна В углу у этого окна.
О, если б тут твой бледный лик В последний раз меня застиг!
О, если бы ты с этих пор Встречал меня на высях гор, Где феи с эльфами в тумане Играют в прятки на поляне! Там, там росой у входа в грот Я б смыл учености налет!
Но как? Назло своей хандре Еще я в этой конуре,
Где доступ свету загражден Цветною росписью окон!
Где запыленные тома Навалены до потолка; Где даже утром полутьма От черной гари ночника;
Где собран в кучу скарб отцов. Таков твой мир! Твой отчий кров!
И для тебя еще вопрос, Откуда в сердце этот страх? Как ты все это перенес
И в заточенье не зачах, Когда насильственно, взамен Живых и богом данных сил,
Себя средь этих мертвых стен
Скелетами ты окружил?
Встань и беги, не глядя вспять! А провожатым в этот путь Творенье Нострадама взять Таинственное не забудь[10].
И ты прочтешь в движенье звезд, Что может в жизни проистечь.
С твоей души спадет нарост, И ты услышишь духов речь. Их знаки, сколько ни грызи, Не пища для сухих умов.
Но, духи, если вы вблизи, Ответьте мне на этот зов!
(Открывает книгу и видит знак макрокосма.)
Какой восторг и сил какой напор Во мне рождает это начертанье! Я оживаю, глядя на узор,
И вновь бужу уснувшие желанья, Кто из богов придумал этот знак? Какое исцеленье от унынья
Дает мне сочетанье этих линий! Расходится томивший душу мрак. Все проясняется, как на картине. И вот мне кажется, что сам я – бог И вижу, символ мира разбирая, Вселенную от края и до края.
Теперь понятно, что мудрец изрек:
«Мир духов рядом, дверь не на запоре, Но сам ты слеп, и все в тебе мертво.
Умойся в утренней заре, как в море, Очнись, вот этот мир, войди в него»[11].
(Рассматривает внимательно изображение.)
В каком порядке и согласье Идет в пространствах ход работ! Все, что находится в запасе
В углах вселенной непочатых, То тысяча существ крылатых Поочередно подает
Друг другу в золотых ушатах И вверх снует и вниз снует.
Вот зрелище! Но горе мне:
Лишь зрелище! С напрасным стоном, Природа, вновь я в стороне
Перед твоим священным лоном! О, как мне руки протянуть
К тебе, как пасть к тебе на грудь, Прильнуть к твоим ключам бездонным!
(С досадою перевертывает страницу и видит знак земного духа.)
Я больше этот знак люблю.
Мне дух Земли родней, желанней. Благодаря его влиянью
Я рвусь вперед, как во хмелю. Тогда, ручаюсь головой, Готов за всех отдать я душу
И твердо знаю, что не струшу В свой час крушенья роковой.
Клубятся облака, Луна зашла,
Потух огонь светильни. Дым! Красный луч скользит Вкруг моего чела.
А с потолка, Бросая в дрожь,
Пахнуло жутью замогильной! Желанный дух, ты где-то здесь снуешь. Явись! Явись!
Как сердце ноет!
С какою силою дыханье захватило! Все помыслы мои с тобой слились! Явись! Явись!
Явись! Пусть это жизни стоит!
(Берет книгу и произносит таинственное заклинание.
Вспыхивает красноватое пламя, в котором является дух.)
ДУХ
Кто звал меня?
ФАУСТ
(отворачиваясь) Ужасный вид!
ДУХ
Заклял меня своим призывом Настойчивым, нетерпеливым, И вот…
ФАУСТ
Твой лик меня страшит.
ДУХ
Молил меня к нему явиться, Услышать жаждал, увидать, Я сжалился, пришел и, глядь, В испуге вижу духовидца!
Ну что ж, дерзай, сверхчеловек! Где чувств твоих и мыслей пламя? Что ж, возомнив сравняться с нами, Ты к помощи моей прибег?
И это Фауст, который говорил
Со мной, как равный, с превышеньем сил? Я здесь, и где твои замашки?
По телу бегают мурашки.
Ты в страхе вьешься, как червяк?
ФАУСТ
Нет, дух, я от тебя лица не прячу.
Кто б ни был ты, я, Фауст, не меньше значу.
ДУХ
Я в буре деяний, в житейских волнах, В огне, в воде,
Всегда, везде,
В извечной смене Смертей и рождений. Я – океан,
И зыбь развитья, И ткацкий стан
С волшебной нитью,
Где, времени кинув сквозную канву, Живую одежду я тку божеству.
ФАУСТ
О деятельный гений бытия, Прообраз мой!
ДУХ
О нет, с тобою схож
Лишь дух, который сам ты познаешь[12], — Не я!
(Исчезает.)
ФАУСТ
(сокрушенно)
Не ты?
Так кто же?
Я, образ и подобье божье, Я даже с ним,
С ним, низшим, несравним!
Раздается стук в дверь.
Вот принесла нелегкая! В разгар Видений этих дивных – мой подручный! Всю прелесть чар рассеет этот скучный, Несносный, ограниченный школяр!
Входит Вагнер в спальном колпаке и халате, с лампою в руке.
Фауст с неудовольствием поворачивается к нему.
ВАГНЕР
Простите, не из греческих трагедий Вы только что читали монолог?
Осмелился зайти к вам, чтоб в беседе У вас взять декламации урок.
Чтоб проповедник шел с успехом в гору, Пусть учится паренью у актера.
ФАУСТ
Да, если проповедник сам актер, Как наблюдается с недавних пор.
ВАГНЕР
Мы век проводим за трудами дома
И только в праздник видим мир в очки. Как управлять нам паствой незнакомой, Когда мы от нее так далеки?
ФАУСТ
Где нет нутра, там не поможешь потом. Цена таким усильям медный грош.
Лишь проповеди искренним полетом Наставник в вере может быть хорош, А тот, кто мыслью беден и усидчив, Кропает понапрасну пересказ Заимствованных отовсюду фраз,
Все дело выдержками ограничив. Он, может быть, создаст авторитет Среди детей и дурней недалеких, Но без души и помыслов высоких
Живых путей от сердца к сердцу нет.
ВАГНЕР
Но много значит дикция и слог, Я чувствую, еще я в этом плох.
ФАУСТ
Учитесь честно достигать успеха И привлекать благодаря уму.
А побрякушки, гулкие, как эхо, Подделка и не нужны никому. Когда всерьез владеет что-то вами, Не станете вы гнаться за словами, А рассужденья, полные прикрас, Чем обороты ярче и цветистей,
Наводят скуку, как в осенний час Вой ветра, обрывающего листья.
ВАГНЕР
Ах, господи, но жизнь-то недолга,
А путь к познанью дальний. Страшно вчуже! И так уж ваш покорнейший слуга
Пыхтит от рвенья, а не стало б хуже! Иной на то полжизни тратит,
Чтоб до источников дойти, Глядишь, – его на полпути Удар от прилежанья хватит.
ФАУСТ
Пергаменты не утоляют жажды. Ключ мудрости не на страницах книг.
Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой, В своей душе находит их родник.
ВАГНЕР
Однако есть ли что милей на свете, Чем уноситься в дух былых столетий И умозаключать из их работ,
Как далеко шагнули мы вперед?
ФАУСТ
О да, конечно, до самой луны! Не трогайте далекой старины. Нам не сломить ее семи печатей. А то, что духом времени зовут,
Есть дух профессоров и их понятий, Который эти господа некстати
За истинную древность выдают.
Как представляем мы порядок древний? Как рухлядью заваленный чулан,
А некоторые еще плачевней, — Как кукольника старый балаган.
По мненью некоторых, наши предки Не люди были, а марионетки.
ВАГНЕР
Но мир! Но жизнь! Ведь человек дорос, Чтоб знать ответ на все свои загадки.
ФАУСТ
Что значит знать? Вот, друг мой, в чем вопрос. На этот счет у нас не все в порядке.
Немногих, проникавших в суть вещей И раскрывавших всем души скрижали, Сжигали на кострах и распинали[13], Как вам известно, с самых давних дней. Но мы заговорились, спать пора.
Оставим спор, уже довольно поздно.
ВАГНЕР
Я, кажется, не спал бы до утра
И все бы с вами толковал серьезно. Но завтра пасха, и в свободный час Расспросами обеспокою вас.
Я знаю много, погружен в занятья, Но знать я все хотел бы без изъятья.
(Уходит.)
ФАУСТ
(один)
Охота надрываться чудаку!
Он клада ищет жадными руками
И, как находке, рад, копаясь в хламе, Любому дождевому червяку.
Он смел нарушить тишину угла, Где замирал я, в лица духов глядя. На этот раз действительно хвала
Беднейшему из всех земных исчадий. Я, верно, помешался бы один,
Когда б он в дверь ко мне не постучался. Тот призрак был велик, как исполин,
А я, как карлик, перед ним терялся.
Я, названный подобьем божества, Возмнил себя и вправду богоравным. Насколько в этом ослепленье явном Я переоценил свои права!
Я счел себя явленьем неземным, Пронизывающим, как бог, творенье. Решил, что я светлей, чем серафим, Сильней и полновластнее, чем гений. В возмездие за это дерзновенье
Я уничтожен словом громовым.
Ты вправе, дух, меня бесславить. Я мог тебя прийти заставить,
Но удержать тебя не мог.
Я испытал в тот миг высокий Такую мощь, такую боль!
Ты сбросил вниз меня жестоко, В людскую темную юдоль.
Как быть с внушеньями и снами, С мечтами? Следовать ли им?
Что трудности, когда мы сами Себе мешаем и вредим!
Мы побороть не в силах скуки серой, Нам голод сердца большей частью чужд, И мы считаем праздною химерой
Все, что превыше повседневных нужд. Живейшие и лучшие мечты
В нас гибнут средь житейской суеты. В лучах воображаемого блеска
Мы часто мыслью воспаряем вширь И падаем от тяжести привеска,
От груза наших добровольных гирь. Мы драпируем способами всеми
Свое безводье, трусость, слабость, лень. Нам служит ширмой состраданья бремя, И совесть, и любая дребедень.
Тогда все отговорки, все предлог, Чтоб произвесть в душе переполох. То это дом, то дети, то жена,
То страх отравы, то боязнь поджога, Но только вздор, но ложная тревога, Но выдумка, но мнимая вина.
Какой я бог! Я знаю облик свой.
Я червь слепой, я пасынок природы, Который пыль глотает пред собой
И гибнет под стопою пешехода.
Не в прахе ли проходит жизнь моя
Средь этих книжных полок, как в неволе? Не прах ли эти сундуки старья
И
