это с умом. Ведь порою после пожара
Напоминают с участьем владельцу дома, что, дескать,
Золото и серебро уцелело, по крайности, в слитках.
Правда, немного осталось, но даже немногое ценно.
Роется в пепле бедняга и счастлив находкой случайной.
Так вот и я обращаю охотно чистые мысли
К немногочисленным добрым делам, которые помню.
Да, я видел, враги примирялись во имя спасенья
Города. Видел и дружбу… Я видел и то, что для отчей
И для сыновней любви ничего невозможного нету,
Видел, как юноша вдруг становился мужчиной, как старец
Вдруг молодел на глазах и за юношу действовал отрок…
Даже и слабый пол, как его именуют обычно,
Силу и смелость являл, не теряя присутствия духа.
Тут я позволю себе рассказать о прекрасном поступке
Девушки великодушной, девицы с отважной душою.
Девочек маленьких, в доме оставшись, она охраняла,
Ибо мужчины пустились вослед чужеземцам бегущим.
Тою порой во двор ворвалась толпа мародеров.
Шарили всюду они и добрались до комнаты, в коей
Девушку эту нашли — прекрасную, статного роста,
С нею и девочек милых, — вернее, детей малолетних.
Вспыхнула ярость в злодеях и кинулись, разум теряя,
На беззащитную кучку дрожащих детей и девицу.
Но из ножон одного из бездельников выхватив саблю,
Тут же его уложила, — к ногам ее пал он, сраженный.
После она, по-мужски, малышей от беды оградила,
Ранив, кроме того, четырех, убежавших в смятенье,
Заперла двор и подмоги с оружьем в руках ожидала».
Только что девушке той похвалы услышал священник,
Как появилась в душе у него надежда за друга.
Он уж спросить собирался, что сталось с девицею этой,
Нет ли ее меж скитальцев, вот здесь — на пути злополучном.
Тут неожиданно сзади возник расторопный аптекарь,
Пастора за полу дернул и шепотом быстрым промолвил:
«Знаете ль, девушку эту нашел наконец я меж сотен
По описанью. Пойдемте, прошу убедиться воочью.
Вы и судью прихватите, пускай он о ней порасскажет».
Тут обернулись они, но судьи уж не было рядом,
Он в это время своими отозван был для совета.
Все же немедля пошел за аптекарем добрый священник
К щели забора, и первый заметил другому лукаво:
«Девушка тут, поглядите: она пеленает ребенка.
Старенький ситец узнал я и тряпку узнал голубую,
Те, что со всяким бельишком ей пе?редал Герман сегодня.
Быстро она и толково подарки распределила,—
Признаки все налицо, и в точности все совпадают.
Красной шнуровкой у ней приподнята выпуклость груди,
Плотно черный корсаж облегает стройную спину,
Ворот рубашки лежит, аккуратными складками собран,
Белой каймой обводя подбородка округлость живую.
Ладной ее головы очертание гордо и смело,
Ловкой рукой многократно на шпильки навернуты косы.
Даже теперь, у сидящей, вы видите статность фигуры,
Синими сборками — ниже шнуровки — красуется юбка
И при ходьбе обнимает высокие стройные ноги.
Это она, несомненно, — пойдемте-ка и разузнаем
Все, что удастся, о ней — добродетельна ли, домовита ль».
Тут отозвался священник, на девушку глядя пытливо:
«Не удивительно вовсе, что юноша ею прельстился.
Даже взыскательным взорам мужчины она угодила б.
Счастлив, кому даровала природа приятную внешность.
Всюду его привечают, и всюду он принят, как близкий.
Каждого тянет к нему, и охотно с ним водится каждый,
Если красивую внешность с любезностью он совмещает.
Я поручиться могу, что соседу избранница эта
Жизнь и весельем украсит, и честно сопутствовать будет,
И в треволненьях житейских заботою женской поддержит.
Верно, что в теле таком совершенном душа сохранилась
Чистой. А свежая юность — залог и старости ясной».
Пастору тут же в ответ осторожно заметил аптекарь:
«Внешность нередко подводит! Доверья к ней не питаю.
Я убеждался не раз в правоте поговорки старинной:
Прежде чем пуда соли не съешь ты с новым знакомым,
Не доверяйся ему легковерно, а время покажет,
Как надлежит с ним держаться и сколь долговременна дружба.
Дайте сперва порасспросим у добрых людей, ведь, наверно,
Девушка им знакома. Послушаем, что нам расскажут».
«Ладно, я также ценю осторожность, — ответил священник,—
Сватаем мы не себе, а поэтому действуй с опаской».
Тотчас направились оба навстречу судье, что поспешно
Улицу переходил, озабочен делами своими.
С предусмотрительной речью священник к нему обратился:
«Девушку мы увидали в саду, недалеко отсюда,
Сидя под яблоней, шьет для младенца она рубашонку
Из полинялого ситца, что ей, вероятно, подарен.
С виду она хороша и достойной нам показалась.
Вам-то знакома она? Мы с намереньем добрым спросили».
В сад заглянул судья и к друзьям тотчас обратился:
«Вы уж слыхали о ней. Ведь рассказывал только недавно
Вам о поступке прекрасном той девушки необычайной,
Что обнаженным мечом и себя и детей защитила.
Это она! Поглядите, могучей какой уродилась.
Столь же она и добра, как сильна. До последнего часа
За престарелым ходила сородичем. Умер он, сломлен
Тяжкой нуждой в городке и потерей добра нажитого.
С грустью покорной она и другое вынесла горе —
Смерть жениха своего, благородного юноши; в первом
Пылком порыве чувств поспешил он во Францию. Сам же
Выбрал дорогу в Париж и нашел ужасную гибель.
Ибо и там он, как дома, был ярым врагом беззаконья».
Так заключил судья. Поклонились друзья благодарно.
Пастор достал золотой (серебра в кошельке ни монетки
Не оставалось. Его пораздать он успел незадолго,
Видя, как мимо проходят печальной толпою скитальцы)
И, протянув судье подаянье, сказал: «Разделите
Меж неимущими лепту, и бог пусть ее приумножит».
Но, отклоняя подарок, промолвил судья: «Мы успели
Денег немного спасти и вещей различных и платья.
Думаю, этого хватит, покуда назад не вернемся».
Пастор не отступил и вложил ему в руку монету.
«В пору такую, — сказал он, — никто с подаяньем не мешкай,
Также никто не смей отклонять дающего руку,
Нынче никто и не знает, сколь прочно его достоянье:
Знает ли кто-нибудь, долго ль скитаться ему на чужбине,
Даже полоски земли не имея для существованья».
«Э, да позвольте, друзья, — озабоченно молвил аптекарь,—
Будь у меня в кармане деньжонки, я все бы их отдал,
Мелочь и крупные. Верно, они пригодились бы людям.
Кое-что все ж подарю, чтобы видели вы хоть желанье
Быть вам полезным; не важно, коль дар от желанья отстанет».
Так говоря, за тесемки он вытащил кожаный, прочный,
Бисером шитый кисет, где хранился табак, и любезно
Узел раздвинул, и стал оделять — нашлись там и трубки.
«Скуден подарок», — сказал он, судья же на это заметил:
«Все-таки добрый табак для путника вещь недурная».
Тотчас пустился аптекарь расхваливать всячески кнастер.
Пастор его прервал, и с судьею они распростились:
«Надо спешить, — сказал добронравный муж, — ожидает
Юноша нетерпеливо. Пускай же услышит скорее
Добрую весть». И они поспешили и юношу вскоре
Подле коляски нашли; прислонившись к липе, стоял он.
Лошади землю рыли, а Герман, сжимая поводья,
В даль пред собою глядел и друзей не заметил, покуда
Те, приближаясь к нему, не подали знака руками.
Издали начал еще аптекарь кричать, но поближе
Скоро они подошли, и священнослужитель, схвативши
За руку друга, сказал, прерывая его: «Благодатью,
Юноша, ты осенен! Не ошиблись ни глаз твой, ни сердце!
Благо тебе и твоей нареченной, юноша честный!
Да, вы друг друга достойны! Ландо поворачивай быстро,
Едем в деревню немедля, просватаем девушку эту
Тут же и с ней возвратимся домой, уже как с невестой».
Стоя в молчании, Герман, без признаков радости, слушал
Речи посланца, что были отрадны, как милость господня.
Тяжко вздыхая, сказал он: «Сюда мы приехали быстро,
Ну, а домой-то — с позором, быть может, тихонько поедем.
Ибо, покамест я ждал, на меня навалились заботы,
Ревность, сомненья и все, что влюбленное сердце терзает.
Что ж, полагаете вы, мы придем, и она согласится
Лишь потому, что бедна и без крова, а мы богатеи?
Бедность бывает горда, коль ничем не заслужена. Малым,
Кажется, девушка эта довольна и, значит, богата.
Что ж, полагаете вы, что с такой красотою и нравом
Девушка эта пленить не могла никого? Неужели
Сердце ее до сих пор не затронуто было любовью?
Не торопитесь в деревню, чтоб нашу коляску с позором
Нам не пришлось повернуть. Опасаюсь того, что, быть может,
Сердцем ее уж другой завладел, что, пожав ему руку,
Верность до самого гроба счастливцу она обещала.
Ах, и тогда перед ней я буду стоять пристыженный».
Юноше пастор собрался сказать слова утешенья,
Но перебил его тут же болтливый аптекарь: «Конечно,
Будь это в прежние годы, не знали бы мы затруднений.
Всякое дело тогда совершалось привычным порядком.
Только, бывало, невесту родители сыну присмотрят —
Тотчас к себе приглашают надежного друга семейства.
Он отправляется сватать к родителям девушки этой
Так, как приличье велит: нарядившись, идет в воскресенье
После обеда хотя бы к почтенному бюргеру в гости,
Дружески речи заводит о том и о сем для начала,
Ловко потом разговоры вокруг да около вертит
И, наконец, о невесте словечко похвальное молвит,
О женихе и о доме, откуда он сватом подослан,
Умные люди смекнут, в чем дело, а хитрый посланец,
Видя согласье прямое, свою продолжает беседу.
Если не ладилось дело, отказ огорчительным не был,
Если ж оно удавалось, то сват бывал неизменно
Гостем первейшим на каждом семейном празднике в доме,
Ибо всю жизнь не могли позабыть супруги, что эти
Ловкие руки скрепили навек их первые узы.
Нынче этот обычай, подобно другим превосходным,
Вышел из моды. Теперь поспешают свататься сами.
Ну и отказ получай самолично, дружок, если эта
Участь тебя ожидала, — красней, перед девушкой стоя».
«Будь что будет! — вскричал с непритворным отчаяньем Герман,
Речь дослушав едва и решенье в душе принимая.—
Сам я пойду и свой жребий узнаю сам от любимой
Девушки: ей доверяю всем сердцем, — сильнее едва ли
Мог бы влюбленный мужчина когда-либо женщине верить.
Все, что ни скажет она, хорошо, — убежден я заране.
Если ж в последний раз суждено мне встретиться с нею,
Я бы хотел еще глубиной этих глаз насладиться.
Если ж не суждено мне прижать ее к сердцу, то снова
Грудь увижу и плечи, которые жажду обнять я.
Пусть увижу уста, поцелуй которых иль слово
«Да» обещают мне счастье, а «нет» обрекает на муку.
Лучше оставьте меня, вам нечего ждать. Возвращайтесь
Прямо к родителям в дом и скажите, что сын их взаправду
В выборе прав был своем и девушка эта прекрасна.
Так что оставьте