/>Юношу, что и меня одевать и кормить согласился.
Вы, — продолжала она, обращаясь к почтенному старцу,—
Мне заменили отца, и признательна вам бесконечно».
К ложу больной Доротея склонилась; у женщины доброй
Слезы сверкнули в глазах и уста прошептали молитву.
«Друг мой, — юноше молвил почтенный судья, — ты по виду
Можешь быть смело причислен к хозяевам благоразумным,
Что для ведения дома достойных людей выбирают.
Часто случалось мне видеть: овцу, иль другую скотину,
Или же лошадь с разбором берут при обмене иль купле,
А человека, что все сбережет, будь он дельный и честный,
Или своим небреженьем расстроит, растратит впустую,—
Этого могут нанять, полагаясь на счастье иль случай,
Чтобы потом себя укорять за поспешный поступок.
Впрочем, ты взвесил все это, и девушка взятая, чтобы
Матери тягот посбавить, и впрямь оказалась достойной.
Другом ей стань и, покуда останется в доме, не будешь
Чувствовать — нету сестры у тебя, у родителей — дочки».
Подле роженицы много собралось друзей и знакомых.
Ей приношенья несли и жилье предлагали получше.
Новость уже разнеслась, и окидывал Германа каждый
Многозначительным взором, исполненным тайного смысла.
Даже одна из соседок другой на ушко прошептала:
«Если просватает он Доротею, не быть ей внакладе».
За руку девушку взял и промолвил Герман: «Пойдемте,
Вечер уже наступил, а до города путь не короткий».
В кучу женщины сбились, спеша с Доротеей проститься,
Герман ее торопил, но обняться-то с каждою надо.
Тут подоспели и дети, за платье ее уцепились,
Мать вторую никак отпустить от себя не желая.
Но вразумительно им сказала одна из соседок:
«Детки, пустите; она принесет вам из города много
Разных сластей и печений, заказанных братцем, покуда
Утром ранним с ним пролетел над кондитерской аист.
Их в золотистых кульках и должна прихватить Доротея».
Девушку дети тогда отпустили: ее из объятий
Вырвав, Герман увел, хоть платочки еще развевались.
МЕЛЬПОМЕНА
ГЕРМАН И ДОРОТЕЯ
Вот и пошли они тропкой навстречу закатному солнцу,
Что в облака грозовые упряталось и временами,
В дымке неясной сквозя, то сбоку, то сзади бросало
Редкий свой луч, озаряя поля зловещим сияньем.
«Только бы, — молвил Герман, — грозою с градом и ливнем
Буря не разрешилась, — ведь жатва поспела на славу!»
Оба они любовались высокой волнистою рожью,
Им достававшей до плеч, хоть шедшие рослыми были.
Верному спутнику тихо сказала тогда Доротея:
«Добрый мой друг, кому я, по счастью, обязана ныне
Хлебом и кровом, — меж тем как изгнанников ждет непогода,—
Прежде всего расскажите о нраве родителей ваших,
Коим усердно служить я готова, сил не жалея.
Кто господина узнал, угодить ему легче сумеет,
Приноровляясь к тому, что всего превыше он ценит,
С чем его разум и сердце сроднились за долгие годы,—
Как же мне сделаться, друг мой, родителям вашим угодной?»
Юноша благоразумный ей тотчас на это ответил:
«Правильно ты поступаешь, достойная девушка, если
Заблаговременно хочешь узнать родителей норов.
К слову сказать, и поныне отцу угодить я не в силах,
Даром что в доме его, как в своем, тружусь неустанно,
Только и знаю: с зари до зари виноградник да поле…
Матери я угождаю, и, добрая, мне благодарна,
Так же и ты ей казаться отличной девушкой будешь,
Ежели, как за своим добром, за домом присмотришь.
Батюшка мой не таков, — подавай ему внешнего лоску!
Славная девушка, ты не подумай, что я бессердечен,
При посторонней открыто родного отца упрекая,
Но уверяю тебя, что впервой столь дерзкие речи
С губ, не привыкших злословить, сорвавшись, нынче слетели,
Ибо в душе у меня пробудить ты сумела доверье.
Добрый отец мой склонен к известной красивости в жизни,
Требует он и любви, и почтенья сугубого также,
Он-то и худшим слугой доволен останется, если
Этот к нему подольстится, а к лучшему будет придирчив».
Радостно девушка тут отвечала, невольно удвоив
Легкий шаг по тропинке, уже неприметной для взора:
«Право, надеюсь, что мне угодить им обоим удастся,
Нравом своим точь-в-точь похожу на матушку вашу,
Ну, а манер утонченность мне сызмала вовсе не диво.
Наши соседи, французы, еще недавно учтивость
Ставили выше всего. Дворянин, мещанин и крестьянин
Ею владели, стараясь другим внушить ее тоже.
Так повелось потом и у немцев, что малые дети
Утром родителям ручки целуют и делают книксен
«С добрым приветом» и день свой проводят столь же пристойно.
Всем, чему научилась, к чему сызмальства привыкла,
Я старику угождать от чистого сердца готова.
Но у кого я спрошу, как должна обходиться с тобою,
Кто, унаследовав дом, полновластным хозяином станет?»
Девушка смолкла. Они подошли тем временем к груше.
Полного месяца диск засиял на стемневшем востоке.
Ночь приближалась. Погасло последнее пламя заката.
Перед глазами у них, отделяясь резко, лежали
Полосы ясного света и сумерек черные тени.
Дружеский этот вопрос с удовольствием Герман услышал,
Здесь, под навесом груши, на том же излюбленном месте,
Бывшем только недавно свидетелем тайной обиды.
Тут на скамью присесть потянуло обоих, и Герман
Милую за руку взял и сказал ей проникновенно:
«Сердцу внемли своему и веленью его повинуйся!»
Больше не смел говорить он, хоть благоприятной минута
Для объясненья казалась. И «нет» он услышать боялся,
И золотое колечко на пальце также смущало.
Так вот они и сидели в молчанье друг подле друга.
Молвила девушка вдруг: «Поглядите, как льется спокойно
Месяца полного свет, — словно день, он ясен и ярок.
Четко я в городе дальнем дворы и дома различаю.
Вон и окно под крышей, в нем каждое стеклышко видно».
«То, что ты видишь вдали, — обходительный юноша молвил,—
Это наш дом, куда привести тебя собираюсь.
Ну, а под крышей окно от моей комнатушки. Быть может,
Станет она твоей. Ведь такая в дому перемена.
Это пажити наши, — заутро жатва начнется,
Здесь отдыхать мы будем, — не правда ль, прекрасное место?
Но поспешим пройти виноградник и сад, погляди-ка,
Близится к нам гроза, полыхнула зарница над полем,
Туча большая заходит, — вот-вот в ней сокроется месяц».
Встали они со скамейки и в поле спустились, шагая
Вдоль колосящейся ржи, наслаждаясь прозрачностью ночи,
И, в виноградник вступив, в темноту окунулись густую.
Вниз он повел ее по нетесаным плитам, лежавшим
В виде неровных ступеней вдоль крытой садовой аллеи.
Медленно шла Доротея, ему на плечо опираясь.
Призрачным светом луна сквозь листву пробиралась за ними,
Тут надвинулась туча, обоих мраком окутав.
Девушке быть опорой надежной Герман старался,
Но, по ступенькам грубым идя тропой незнакомой,
Вдруг оступилась она и, ногу свихнув, пошатнулась.
Мигом догадливый парень раскинул руки и ловко
Милую перехватил, заключив осторожно в объятья.
Грудь касалась груди, и щека к щеке прикасалась.
Он изваяньем застыл, своему воспротивясь желанью.
Не прижимал ее крепче, а только удерживал тяжесть.
Чувствовал ношу свою дорогую, — биенье сердца
И аромат, исходивший из уст, в лицо ему веял,—
Тайную женскую прелесть угадывал сильный мужчина.
Все же, скрывая боль, Доротея шутливо сказала:
«Это недобрый знак, — говорят бывалые люди,—
Если оступишься ты перед самым порогом жилища.
Правду сказать, для себя я получше приметы желаю.
Дай-ка помедлим немного, не то с колченогой служанкой
Ты в представленье отца неудачным хозяином будешь».
УРАНИЯ
ПЕРСПЕКТИВА
Музы, что были доселе к чудесной любви благосклонны,
Вы, пролагавшие путь добронравному юноше, сами
Милую к сердцу его прижавшие до обрученья,
Так же усердно и впредь поспособствуйте счастью влюбленных.
Тучи, готовые ныне его омрачить, разгоните.
Только поведайте прежде о том, что в дому происходит.
Вот уж и в третий раз поднялась в боковушку к мужчинам
Мать — в нетерпенье, в тревоге, недавно лишь выйдя оттуда,
Речь завела о грозе, обещавшей вот-вот разразиться,
Долгом отсутствии сына, а также опасностях ночи
И пожурила соседей, что, с девушкой слова не молвив
И не сосватав ее, на дороге оставили сына.
«Брось, и без этого тошно, — воскликнул отец недовольный,—
Видишь, и нам не сидится, все ждем не дождемся развязки».
Но продолжал сосед разглагольствовать с видом спокойным:
«Вечно в минуту волненья от всей души поминаю
Добрым словом отца. Во мне, еще малом ребенке,
Нетерпеливость до корня последнего вырвать сумел он.
Вряд ли мудрейший из мудрых способен, как я, дожидаться».
«Как же, — священник спросил, — ваш родитель добился такого?»
«Что ж, расскажу вам охотно, пусть каждый запомнит на случай,—
Начал аптекарь. — Однажды, мальчишкой еще, в воскресенье
Я с нетерпеньем большим дожидался кареты, в которой
Ехать мы собирались в тот день к водоему под липы.
Где-то она задержалась, а я, как хорек, поминутно
Мчался туда и сюда, от окошка к двери метался.
Кончики пальцев зудели, столы я ногтями царапал,
Куксился, топал ногами, вот-вот разреветься готовый.
Батюшка все это видел; когда же совсем по-дурацки
Стал я себя вести, он схватил меня за руку молча,
Тихо подвел к окошку и многозначительно молвил:
«Вот погляди, сынок, на замке мастерская сегодня,
Завтра ее отопрут, и усердно пила и рубанок
Будут с зари до заката ходить, ни на миг не стихая.
Только попомни: однажды настанет урочное утро,
Мастер-столяр и его подмастерья возьмутся за дело,
Гроб для тебя приготовят, работая быстро и ловко,
Да и притащат оттуда сей дом деревянный, в котором
Вынесен будет равно терпеливый и нетерпеливый,
Чтобы покой он обрел под дубовою крышкой тяжелой».
Тотчас детскому взору представилась эта картина —
Будто сколочены доски и черною краской покрыты.
Тут, присмирев, я стал ожидать терпеливо кареты.
Если в пустом нетерпенье другие кругом суетятся,
Лица перекосив, я сейчас же гроб вспоминаю».
Пастор с усмешкой сказал: «Не смущается образом смерти
Мудрый, и для людей добродетельных смерть — не кончина:
Первого к жизни она зовет, в нем дух укрепляя,
А у второго в душе пробуждает веру в спасенье.
Жизнью для них, для обоих, становится смерть, и напрасно
В смерти на смерть указал егозе-мальчугану родитель.
Юноше ты покажи благородную, светлую старость,
Старости — юность живую, чтоб вместе они любовались
Круговоротом извечным, и жизнь восполнялась бы жизнью».
Тут отворилась дверь, и возникла чудесная пара,
И удивились друзья, удивились родители тотчас,
Видя, что облик невесты с обличьем юноши сходен.
Низкой дверь показалась, когда на пороге явились
Оба они, выделяясь сложеньем и ростом высоким.
Девушку Герман представил родителям с речью крылаток:
«Гляньте, она перед вами! Такую вы в доме хотели!
Батюшка, будьте к ней добры, ведь девушка