Дружелюбнее всех должен бы принять нас физик, так как мы даем ему возможность излагать учение о цветах в ряду всех остальных элементарных явлений, пользуясь при этом единообразным языком, даже почти теми же словами и знаками, как в остальных рубриках…
Химик, обращающий внимание на цвета как на критерии, чтобы обнаружить более скрытые свойства тел, встречал до сих пор не мало препятствий при наименовании и обозначении цветов; при ближайшем и более тонком исследовании появилась даже склонность смотреть на цвет как на ненадежный и обманчивый признак при химических операциях. Мы надеемся, однако, нашим изложением и предложенной номенклатурой снова восстановить их честь и пробудить убеждение, что это возникающее и исчезающее, нарастающее, подвижное, способное оборачиваться явление не только пе обманчиво, а, напротив, в состоянии раскрыть самые топкие проявления природы.
Озираясь дальше вокруг, мы испытываем страх пе угодить математику. Благодаря удивительному стечению обстоятельств, учение о цветах было включено в царство математика, поставлено перед его трибуналом, где ему не место. Это случилось вследствие его родства с остальными законами зрения, разрабатывать которые собственно и был призвал математик. Это случилось также и потому, что великий математик взялся за обработку учения о цветах и, впав в ошибку в качестве Физика, пустил в ход всю силу своего таланта, чтобы придать своему заблуждению внутреннюю связность. Раз будет понято то и другое, всякое недоразумение должпо быстро рассеяться, и математик охотно станет номогать в обработке особенно Физического отдела учения о цветах [4]).
Кому наша работа должна быть безусловно желанной, так это технику, красильщику: как раз те, кто задумывался над явлениями окрашивания, были менее всего удовлетворены существующей теорией. Они были первые, заметившие недостаточность учения Ньютона. Большая ведь разница, с которой стороны подходишь к какой — нибудь отрасли знаний, к какой — нибудь науке, в какие ворота вступаешь в нее. Настоящий практик, Фабрикант, иа которого ежедневно властно напирают явления, который испытывает пользу или вред от применения своих убеждений, для которого не безразлична потеря времени и денег, который хочет итти «Перед, который должен добиваться достигнутого другими и перегонять их, — такой человек почувствует гораздо скорее всю пустоту и ложность какой — нибудь теории, чем ученый, который, в конце концов, принимает освященные традицией слова за чистую монету, чем математик, Формула которого остается правильной и тогда, когда матерьял, к которому она применяется, вовсе пе подходит к пей. А так как и мы подошли к учению о цветах со стороны живописи, со стороны эстетической окраски поверхностей, то больше всех должен быть благодарен нам живописец, если — в шестом отделе — мы попытались определить чувственное и нравственное влияние цвета и приблизить его таким образом к художественной практике. Если здесь, как и в других отделах, иное осталось всего лишь эскизом, то ведь все теоретическое должно, собственно говоря, только наметить основные черты, в пределах которых может затем проявиться живое дело, достигая законосообразного творчества.
Отношения к смежным областям
Отношение к философии
От Физика нельзя требовать, чтобы он был философом; но можно ожидать от него философского образования, достаточного для того, чтобы основательно отличать себя от мира и снова соединяться с ним в высшем смысле. Он должен образовать себе метод, согласный с наглядным представлением; он должен остерегаться превращать наглядное представление в понятия, понятие в слова и обходиться с этими словами так, словно это предметы; он должен быть знаком с работой философя, чтобы доводить Феномены вплоть до философской области.
От философя нельзя требовать, чтобы он был физиком, и тем пе менее его воздействие на область физики и необходимо, и желательно. Для этого ему пе нужны частности, нужно лишь понимание тех конечных пунктов, где эти частности сходятся.
Худшее, что только может постигнуть Физику, как и некоторые иные науки, получается тогда, когда производное считают за первоначальное, и так как второе пе могут вывести из первого, то пытаются об’яспить его первым. Благодаря этому, возникает бесконечная путаница, суесловие и постоянные усилия искать и находить лазейки, как только покажется где — нибудь истина, грозя приобрести власть.
Между тем как наблюдатель, естествоиспытатель бьется, таким образом, с явлениями, которые всегда противоречат мнению, философ может оперировать в своей сфере и с ложным результатом^ так как нет столь ложного результата, чтобы его нельзя было, как Форму без всякого содержания, так или иначе пустить в ход.
Но если физик в состоянии дойти до познания того, что мы назвали первичным Феноменом, — on обеспечен, а с ним и фило- сов. Физик — так как он убеждается, что достиг границы своей» науки, что он находится на той эмпирической высоте, откуда он, оглядываясь назад, может обозревать опыт на всех его ступенях, а оборачиваясь вперед, если не вступать, то заглядывать в царство теории. Философ обеспечен потому, что из рук Физика он принимает то последнее, что у него становится первым. Теперь оп имеет право пе заботиться о явлении, если понимать под последним все производное, как его можно найти в научно- сопоставленном материале, или как оно в рассеянном и спутанном виде предстает перед нашими чувствами в эмпирических случаях. Бели же он хочет пробежать и этот путь и не отказывается кинуть взгляд на единичное, он сделает это с удобством, тогда как при иной обработке он либо черезчур долго задерживается в промежуточных областях, либо слишком долго заглядывает туда, ие получая о них точного знания.
Сделать близким в этом смысле философу учение о цветах было желанием автора, и если при изложении это по многим причинам не удалось осуществить, то при пересмотре работы..» он еще вернется к этому вопросу.
Отношение к общей физике
… Верные наблюдатели природы, как бы разно они вообще ни мыслили, безусловно сойдутся в том, что все, являющееся нам, представляющееся в виде Феноменов, должно обнаруживать либо первоначальное раздвоение, способное к соедпненпю, либо первоначальное единство, которое может стать раздвоением, и что с помощью этих понятий можно все изобразить. Раз’единять соединенное, соединять раз’едипенпое — в этом жизнь природы; это — вечная систола и диастола, сжимание и расширение, вдыхание и выдыхание мира, в котором протекает наша жизнь, деятельность и бытие.
Что выраженное пами здесь в виде числа, в виде единого и раздвоенного, есть на деле нечто более высокое, это само собою разумеется, равным образом и то, что появление третьего, четвертого, развивающегося далее, нужно брать всегда в высшем смысле, но прежде всего полагать в основу всех этих выражений подлинное паглядпое представление.
Железо мы знаем как особое, отличное от всех остальных, тело; по тело это индифферентно, и только для нас оно замечательно во многих отношениях и для практических целен. Однако, как мало нужно, чтобы индифферентность эта исчезла! Происходит раздвоение, которое, стремясь снова соединиться и ища само себя, приобретает как бы магическое отношение к себе подобным, и распространяет это раздвоение, являющееся ведь новым соединением, на весь свой род. Здесь мы знаем это индифферентное существо, железо; мы видим, как возникает в нем раздвоение, как оно распространяется и исчезает и легко снова возбуждается: здесь, по нашему млению, первичный Феномен, который граничит непосредственно с идеей, и выше которого нет ничего земного [5]).
С электричеством дело обстоит тоже довольно своеобразно. Индифферентного электричества мы не знаем. Это для нас ничто, ноль, точка безразличия, лежащая, однако, во всех являющихся вам существах, и представляющая собою в то же время источник, из которого при малейшем поводе возникает двоякое явление, являющееся нам, однако, лишь постольку, поскольку оно исчезает. Условия, при которых оно выступает наружу, бесконечно различны сообразно со свойствами разных тел. Начиная от самого грубого механического трения весьма различных тел и кончая самым беззвучным соседством двух совершенно одинаковых тел, детерминация которых отличается меньше, чем па волосок, всевозможные случаи способны пробудить это явление, и в такой резкой, могучей, определенной и специфической Форме, что мы удобно и естественно можем применять к нему Формулы полярности, плюса и минуса, севера и юга, стекла и смолы.
Это явление, хотя и протекающее больше на поверхности тел, отнюдь не поверхностно. Опо действует па определение телеспых свойств и примыкает в непосредственном воздействии к тому великому двоякому явлению, которое так господствует в химии, к окислению и раскислению.
Поднять и включить в этот ряд, в этот круг, в ЭТОТ венок явлений также и явления цвета было целью наших усилий. Чтб нам не удалось, сделают другие. Мы нашли изначальную огромную противоположность света и тьмы, которую общёе можно выразить словами свет и не — свет; мы пытались связать оба конца и построить таким образом видимый мир из света, тепи и цвета, причем, для раскрытия явлений, мы пользовались различными Формулами, которые предлагают паи учение о магнетизме, электричестве, химизме. Но мы должны были пойти и дальше, так как мы находились в более высокой области, и нам предстояло выразить более многообразные отношения.
Если электричество и гальванизм своей всеобщностью и отделяются от специфического характера магнитных явлений, возвышаясь над ними, хо цветл хотя и подчиненный тем же законам, поднимается, можно сказать, гораздо выше и, действуя на благородное чувство зрения, раскрывает и свою природу с выгодной для себя стороны. Стоит только сравнить то разнообразие, которое возникает из интенсификации желтого и синего до красного, из слияния этих обоих высших концов в пурпур, из смешения обоих низших концов в зеленый цвет. Насколько разнообразнее вытекающая отсюда схема, чем та, с помощью которой можно понять магнетизм и электричество! Да и воббще эти последние явления стоят на более низкой ступени, так что, проникая и оживляя весь мир — до человека, они- все — же не могут подняться в более высоком смысле, чтобы он мог эстетически использовать их. Всеобщая простая Физическая схема должна еще быть сама в себе подпята и усложнена, чтобы служить высшим целям…
Отношение к учению о звуке
Цвет и звук совершенно несравнимы; но оба можпо свести к одной высшей Формуле, каждый из них можно вывести, но самостоятельно, из одной высшей Формулы… Оба — общие элементарные действия, согласно всеобщему закону разделения и соединения, колебания туда и сюда, но в совершенно различные стороны, различным способом, при помощи различных промежуточных Элементов, для различных чувств.
Заключительное замечание относительно языка и
