Внебрачная дочь
тайное свиданье.
Не сравнивай мгновенный пыл юнца,
Перегорающий в обьятьях страсти,
С отцовским чувством, с нежным восхищеньем
Следящего за тем, как детский лик
Приобретает прелесть четких линий,
Как зреют чувства и взрослеет ум.
Страсть юноши живет насущным счастьем,
Грядущее принадлежит отцу:
Его владенья — радужные дали
И всходы юных сил ты потерял.
Как? Потерял?.. Заговорив о ней,
Забылся я… вдруг счел ее живою…
Но нет! Я потерял ее. Ты прав,
Несчастный! Все вокруг твердят одно;
«Ее ты потерял!» Так хлыньте, слезы!
Размойте стены моего дворца,
Который столько выстоял невзгод!
Мне ненавистен уцелевший мир,
Все, что кичится прочностью своей!
Мне любо то, что рушит и крушит,
Вы, реки, затопите берега!
Нагряньте, орды яростных врагов,
Пусть молнии с безоблачных небес
Ударят в главы башен и церквей,
Порушат и сожгут их, и пожар
Пусть гонят в тесных улиц лабиринт —
Мог примириться с участью своей.
Нежданное несчастие тебя
В бездонное отчаянье повергло.
Нежданное? Нет! я был упрежден:
В моих руках посланец горних сил,
Поправши смерть, вернул ее к живущим
И показал мне — походя, но зримо —
Ужасное, что совершилось днесь.
Ее ни смерти, ни увечьям; твердо
Ей запретить взлетать крылатой птицей
На гребни гор и выступы утеса.
Ты знал, отвага сходит многим с рук,
Несчастье я предчувствовал в тот час,
Я роковое слово произнес,
Которым омрачен мой страдный путь…
О, если б я хотя бы только раз
Несчастье это, убедил ее,
Уговорил бы бешеной езде
Не предаваться больше так бездумно.
Но встретиться мне с нею не пришлось,
И я утратил милое дитя!
Нет, нет ее… Та призрачная смерть
Лишь приумножила ее отвагу!
С наставницей она уж не считалась…
Каким рукам я клад доверил мой?
Услужливым рукам неумной бабы!
Да, дочь не знала над собою власти,
Способной направлять ее шаги
Разумно к предназначенной ей цели.
Ей предоставили свободу: всё,
Что в ум взбредет, дерзать и совершать…
Я это видел, но не сознавал,
Не осуждай, злосчастную, ее!
Объята горем, скорбная, она
Бог весть где бродит. Ибо кто дерзнет
Взглянуть в глаза тебе и в них прочесть
Дай мне винить других несправедливо,
Кто, как не я, безумною затеей
Навлек погибель на ее главу?
Во всем ее хотел я видеть первой,
И рок мою гордыню покарал.
В седле кто мог идти в сравненье с ней?
Кто правил тверже резвыми конями?
Когда она ныряла в бурных хлябях,
Казалось, Галатея ожила.
Я думал, в смелых играх закалясь,
Она снесет опасности любые…
К безвременной кончине привело
Ее высокое сознанье долга.
Я огорчу тебя
Ее поступком детски благородным:
Живет вблизи от города, в посаде,
Она одна была его отрадой
Ее отлучкам частым мы сочли
Она прогулок утренних часы
Использовать решила для свиданий
С несчастным старцем, быстрою ездой
По горным тропам скрадывая время,
Был в эту тайну ею посвящен
Все это лишь догадки наши: он
Также, как та, злосчастная, бежал,
Гонимый страхом. Их и след простыл.
Счастливые! Они бояться могут!
Их жалость к ней и к бедному отцу,
Все потерявшему, снедает трусость:
А у меня — ни страха, ни надежд!
Я все готов услышать. Сообщай
Подробности любые! Всё снесу.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
В предвиденье желанья твоего
Я задержал в прихожей человека,
Подавленного участью твоей.
Нещадной смерти дочь твою приял
И, убедясь, что врач ей не поможет,
Ее с сырой землею обручил.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Великий муж, питал я с давних пор.
Мечта моя сбылась. Увы! в безмерно
Тяжелый час разлуки с незабвенной.
Ты мне желанен, вестник нежеланный!
Тускнеющий ее постиг душой,
Последние слова ее услышал
Скажи, что удалось ей прошептать?
Отца хоть — вспомнила? Из уст ее
Ты мне принес последнее прости?
Желанен нам посланец нежеланный,
Надеждам и благим предположеньям.
Возговоривший, он отвратен нам.
К тому, что мне известно? — Умерла!
В глухом гробу — ни слез, ни воздыханий,
Ее страданиям пришел конец,
Черед моим настал. Возговори!
И дочь твоя — увы нам! — не избегла.
А как она ушла из жизни в вечность,
Не всем из нас нетрудный переход
В немое царство теней уготован;
Увечий и ранений суждено.
Она страдала?
Тяжко, но не долго.
И все же был такой предсмертный миг,
Когда она о помощи взывала! А я?
А я — где был? Каким трудом,
Какой забавой был я увлечен?
Ничто не возвещало об ужасном
В тот миг, когда лишился я всего.
Ни крика я не слышал, ни беды
Не чуял, сокрушившей жизнь мою!
Общенье близких душ на расстоянье —
Пустая басня. Тупо пригвожден
К насущной жизни, чует человек
Лишь близкую усладу или боль,
И даже любящим помехой даль.
Словами страстотерпца не утешить.
Слова нас чаще ранят, чем целят,
И повтореньем сетований горе
Напрасно тщится счастье воскресить.
Так не нашлось ни мудрых рук, ни средств
Разжечь заглохшую в ней искру жизни?
Что ты испробовал, предпринял что
Ее спасти? Я верю, ты из тех,
Чей разум бодр и ясен.
Ни над чем
Ужель приговорен я потерять
Ее бесследно? Дай мне скорбь свою
Ее сберечь. Пойдем к ней! Где она?
Ее стоит вблизи от алтаря
За золотой решеткою. Пока
Я жив, молиться буду ежедневно.
Пойдем! Веди меня туда. Пусть с нами
Поедет лучший из моих врачей,
Попробуем от тленья упасти
Настоянной на аравийских травах,
Мы атомы спасем, что эту плоть
Божественную дивно составляли,
Распаду их свершиться не дадим.
Что я скажу? Как от тебя я скрою
Ужасное? Разъята красота!
А это и чужому видеть страшно,
Тем более тебе, отцу… Нет, нет!
Избави бог! О том не смей и думать!
Какая пытка мне грозит еще?
Не оскорбить сердец, ее любивших.
Дай скрыть от всех, как, свергнувшись, она
Сквозь заросли, о ребра скал нещадных
Разбившаяся, с рассеченным лбом
К ногам моим свалилась бездыханно.
Вот тут-то я, слезами обливаясь,
Отрекся я от счастья быть отцом.
О да! Отцом ты не был. Знаю, ты
Принадлежишь к постылым себялюбцам,
Что жизнь свою в бесплодии влачат,
Отвратен мне!
Другого я не ждал!
Кто благосклонен к вестнику такому…
(Хочет уйти.)
Прости меня! Останься! Ты не знал
В котором ты повторно ожил вновь.
Тебе случалось это наблюдать?
О, если бы случалось! Образ той,
Которая и мне и всем на радость
Была живым единством чудных черт,
Ты не решился бы порвать на части
И памяти б ее не осквернил.
Тебя ко гробу, чуждыми слезами
Политому, когда я рухлый прах,
Собравши в раку, тленью предавал?
Молчи, бесчувственный! Ты боль мою
Не врачевать пришел, а приумножить!
Увы! Слепые силы естества,
Лишенные главенствованья духа,
В борьбе друг с другом рушат красоту.
В былые дни восторг отца витал
Над неустанным таинством творенья.
В отчаянье распад и тленье видит.
То на?прочно хранит безмолвный гроб.
Как мудр обычай был великих древних;
Неспешно сотворенное природой
Божественное тело в час, когда
Дух зиждущий его навек покинет,
Без промедленья предавать огню.
И если пламя сотней языков
Взвивалось к небу и, меж туч и дыма,
Плыло, крылам орлиным уподобясь,
Родных и близких, устремляясь ввысь,
Следил, как новый бог вступает в мир
Заоблачных просторов олимпийских.
Чтоб я осиротелыми руками
К груди бы мог, нетерпеливо ждущей
Хотя бы этих горестных объятий.
Излишней скорбью обостряешь боль.
О, если б я принес хоть горстку пепла
В котомке, как паломник многогрешный,
К полянке той, где мы тогда расстались.
Там — мертвою — ее держал в руках я
И там же преисполнился надеждой,
Что мне удастся удержать ее
Здесь, на земле. Но нет! Ее не стало.
Вот где я мог бы скорбь увековечить!
В дни радости я думал Храм спасенья
Уже наметил мудрою рукой,
Где проложить тропинки и дорожки
Где наш король к груди ее прижал,
Все было предусмотрено с любовью,
Но начатого руки не продолжат;
Все прервано, как план моих реформ.
Но памятник я все ж воздвигну там,
Из грузных, необтесанных камней,
В кремнистом царстве, сам окаменелый,
Там буду жить, пока следы былого
Великолепья не разрушит время
И, сер и сир, не рухнет замок мой.
Деревья сучья с встречными скрестят,
Берез плакучих ветви в грунт врастут,
Кустарник превратится в лес мачтовый,
Лохматый мох прильнет к стволам дубов!
Что мне до времени? Ее уж нет,
Чьим ростом исчислять привык я годы.
Бежать таинственных приманок жизни,
В бесплодное уйти уединенье
Возможно ль человеку, кто привык
Разумным предаваться увлеченьям;
Тяжелым грузом на тебя налег?
Прочь, с быстротою взмахов орлих крыльев,
Отсюда — в чужедальные края,
Калейдоскопом мира насладиться!
Что делать в чужедальней мне стране,
Когда ее со мною там не будет,
Единственной услады глаз моих?
Что мне холмы и реки, дол и лес,
И эти скалы в их докучной смене,
Когда они одно твердят: а где
Она, кого напрасно ищешь всюду?
К чему мне эта роскошь естества,
Росы алмазы и морская ширь,
Глаголющие: ты ее утратил!
Но сколько же откроется глазам!
Природы пренебрегнутую прелесть,
Когда мое былое изумленье
Из детских уст нежданно прозвучит.
Вот почему мечтал я города,
Леса, поля, все реки королевства
Объездить с ней — вплоть до морских границ,
С безбрежною любовью наблюдать.
Поскольку ты и в дни безбедной жизни,
Великий муж, не предавался неге
Безделия, а ревностно служил,
У трона стоя, многим сотням тысяч,
Усугубив достоинство породы
Своей высоким званьем «человек»,
Взываю вкупе я со всем народом
К тебе: мужайся! Предоставь другим
Унынье, изнурившее тебя!
Трудом, радением о благе общем
Померкшей жизни мощь ее верни!
О, как пуста и как постыла жизнь,
Когда она проходит в тусклой смене
Тревог, трудов и сызнова тревог,
И не предвидишь вожделенной цели.
В ней только я и видел эту цель
И радовался, ей гнездо свивая,
Тем я и счастлив был, доступный всем,
Ее отец им дорог, думал я.
Они мне
Гёте Иоганн Вольфганг
