И набожной рукою поселянин

Меня предаст возлюбленной земле.

(Делает несколько шагов.)

Иду!

(Запнувшись.)

         Иль мне уж неподвластны ноги?

Что с места мне препятствует сойти?

Ужели недостойною любовью

К постылой жизни я пригвождена?

Изгнанье, Смерть, Бесчестье заключили

Меня в нерасторжимое кольцо, —

Куда ни глянешь, чудища повсюду,

И отвернувшись, их не избежать!

Ужели нет ни на земле, ни в небе

Спасенья от бессчетных этих мук?

О, если б долетело до меня

Из чьих-то уст пророческое слово

Иль птица мира моего плеча

Наставнически перышком коснулась!

Безропотно я покорюсь судьбе,

Как только знак она мне явит зримый,

Священный знак! — Любую я приму

Доверчиво, исполнена надеждой.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Евгения. Монах.

 

Евгения

(некоторое время стоит, вглядываясь в даль и вдруг завидев монаха)

Я спасена! Грешно тому не верить.

Вот он, моленный вестник, кто меня

Освободит от тягостных раздумий

И верный путь перстом укажет мне.

Ему открыться я во всем готова!

(Идет ему навстречу.)

Отец мой! Дай мне это обращенье,

Столь непривычным ставшее, теперь

Перенести с любовью на тебя!

Я о себе немногое скажу.

И не как умудренному годами,

А как посланцу присносущих сил

Тебе повем гнетущую печаль.

Откройся мне во всем чистосердечно!

Страдальца сводит промысел порой

С тем, в долг кому господь вменил — смягчать,

По мере сил, страдания людские.

Евгения

Не жалобы услышишь ты — загадку,

Оракул нужен мне, а не совет.

К двум целям ненавистным два пути

Открыты мне; один ведет направо,

Другой — налево. Так каким идти мне?

Не искушай меня! Негоже быть

Безвестным жребием.

Евгения

                                        Нет — богоданным!

Насколько понял я тебя, твой взор

Возносится из бездны мрака к небу:

Иссякла воля в искрушенном сердце,

И ты решенья ждешь от горних сил.

Бывает так, что зиждущая мощь,

Для всех незримо, как бы ненароком,

На благо нам сплетает нить судеб,

Таинственно свою внушает волю

И неприметно к цели нас ведет.

Стократ блажен, кто это испытал!

Но требовать чудес — великий грех.

Нам бог велит хранить надежду в бедах.

О, если б я был послан божеством

Тебе поведать, в чем твое спасенье!

Но голос сердца моего молчит.

И если ты мне больше ничего

Не скажешь, наша встреча бесполезна.

Евгения

Корабль разбит. Страшась свирепых хлябий,

За щепку я хватаюсь. Вопреки

Неверию в спасенье — доскажу:

Я княжеского рода, а меня

Изгнанницей на острова увозят,

Коль скоро я не соглашусь на брак,

Лишающий меня высокой доли.

Ну, как теперь? Что скажет голос сердца?

Он промолчит, покуда трезвый разум

Свое бессилье не признает сам.

Ты краткие мне сведенья дала,

А потому ответ мой будет краток:

Два ненавистных жребия тебе

Даны на выбор. Взвесь их беспристрастно

И предпочти тот, что тебе простор

Дарует больший для достойных дел

И не стеснит стремленья твоего

Высокому призванию отдаться.

Евгения

Ты в брак мне не советуешь вступать?

В брак против совести и чувства — нет.

Ужель священник брак благословит,

Когда невесте он — что лечь в могилу?

Не вправе пастырь воссоединять

Несродное для непрерывных распрей.

Стремленье двух сердец в едином чувстве

Взаимную любовь навечно слить,

Пресуществлять порыв мгновенный в вечность —

Таков священника отрадный долг.

Евгения

Так за море на муки мне отбыть?

На утешенье страждущим, как ты.

Евгения

К лицу ли безутешной утешать?

Отвагу, твердый разум, светлый дух

Мне удалось прочесть в твоих чертах.

Они помогут и тебе и присным

Свой крест нести. И если бог сподобит

Тебя чужие искупать грехи

Безвинностью младенческой твоей,

Как существо из горних сфер, ты всюду

Внесешь отраду, где б ты ни была.

Плыви бесстрашно к островам. Спустись

К погрязшим во грехах, ободри их

Высоким подвигом долготерпенья.

Могучим словом и усердным делом

Вдохни надежду в робкие сердца.

Объедини блуждающих в пустыне

Друг с другом и сплоти их вкруг себя.

Восстанови, чего лишилась здесь,

Свой род, свой край и княжество свое.

Евгения

Ты в силах сделать, что повелеваешь?

Я это сделал! — К диким племенам

Я в юности поплыл по доброй воле.

Я кротость внес в суровые их нравы,

Бессмертие — в глухую пропасть: в смерть.

О, если б не поддался я желанью

Напрасному — отечеству служить,

Я мерзости б не встретил запустенья,

Утонченного блуда в стогнах града,

Преступного разгула себялюбья!

Я к месту дряхлой немощью прикован.

Привычкой давней, роком, может быть,

Не пощадившим старости моей.

Ты молода, от всех свободна уз;

Беги от места гиблого! Что днесь

Несчастьем ты считаешь, то поздней

Воспримешь ты как благо. Но спеши!

Евгения

Скажи ясней, чего страшишься ты?

Грядущее нам предстаёт в ночи.

Ближайшего и то нельзя прозреть

При свете дня ни глазом, ни умом.

Когда я прохожу в дневное время

Неспешно по роскошным площадям,

Гляжу на башни грозные, на храмы

Священные, на мачты кораблей,

Стоящих на причале в людном порте,

Мне кажется: всё это на века

Построено и пригнано. И толпы,

Снующие в трудолюбивом рвенье,

Мне представляются все тем же людом,

Незыблемо в бессчетных обновленьях

Хранящим свой, нам всем знакомый, лик.

Но только в час полуночный в моем

Сознании встает виденье града,

Как тут же вихри подымают вой,

Земля дрожит, шатаются твердыни,

Каменья падают из прочных стен,

И в крошево, в зыбучий прах времен

Распался город. Те, что уцелели,

Взбираются на вновь возникший холм,

И под любой развалиной — мертвец.

Стихию обуздать невмоготу

Согбенной, обезлюдевшей стране,

И хляби, набегая вновь и вновь,

Песком и илом засыпают бухту!

Евгения

Обезоружив человека сном,

Пустым виденьем ночь его пугает.

Ах! Слишком скоро на злосчастья наши

Направит солнце помутневший взор!

А ты беги! Тебя твой добрый гений

От здешних бед упас. Но поспеши!

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Евгения

(одна)

Мою беду не ставя ни во что,

Предсказывают мне иные беды.

Но разве беды, родине любимой

Грозящие, нам чужды? Так к моим

Насущным мукам страх перед грядущим

Прибавился, мне сердце отягчая

Заботой новой. Значит, правда то,

Что мне шептали в детстве, а потом

Мне довелось от моего отца

И, вслед за тем, от короля услышать?

Итак, в отечестве нам надо ждать

Крушенья строя. Зиждущие силы

Великой родины разобщены,

Не связаны их единившей целью,

Как было некогда, спокон веков.

Распались связи! Каждый помышляет

Лишь о себе одном. Где грозных предков

Могучий дух, который единил

Между собой враждующие силы

И исстари великому народу

Являвшийся в обличье короля,

Властителя, отца и государя?

Сей дух пропал бесследно! Нам остался

Лишь чахлый призрак власти, безуспешно

Стремящийся былое удержать.

И мне уплыть с такой тревогой в сердце

В разгар опасности, грозящей всем?

Мне упустить возможность славным предкам

Явить былой отваги образец

И устыдить гонителей моих,

Придя на помощь им в тяжелый час?

Теперь-то ты и стала мне святыней,

Земля родимая! Теперь-то я

И осознала святость наших уз!

Любую связь с отечеством моим

Отныне почитаю я священной.

Где тот великодушный человек,

Мне бескорыстно предложивший руку?

Ему-то и доверюсь я! Он будет

Хранить меня, как чистый талисман.

Не иначе вершатся чудеса

Здесь, на земле, как по наитью сердца!

Опасностей грядущих не страшусь

И слабости своей я не смущаюсь:

Я верю в благосклонную судьбу,

Ведущую меня к желанной цели!

И ежели отец мой и король

Меня отвергли в час обетованный,

Теперь они воочью убедятся,

Что уцелевшая высоких прав

Достойной оказалась в лихолетье.

Вот он идет! Его я благосклонной

Улыбкой встречу. Ищет он меня,

Чтоб попрощаться, — я останусь с ним.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Евгения. Судья. Мальчик (с красивым ларцом).

 

Один корабль уходит за другим

Из гавани. Боюсь, что и тебя

Окликнут вскоре. Так прими мое

Сердечное «прости» и малый дар,

Чтоб скоротать безрадостное время.

Прощай! Взываю к небу, чтоб меня

Ты в черный час не вспомнила с тоскою.

Евгения

Я с радостью приму твои дары —

Залог любви, залог твоей заботы;

Но отошли свой погребец домой.

И если чувств ко мне не изменил ты,

И если можешь сестринскою дружбой

Моей довольствоваться, я — твоя.

(после недолгого молчания дает мальчику знак удалиться)

Возможно ли? В такой короткий срок

Твои ко мне переменились чувства?

Евгения

Они переменились! Но не страх

Толкнул меня тебе в объятья. Чувство

Высокое — о нем пока ни слова! —

На родине остаться мне велит.

Ну, а теперь скажи: способен ты

Безгрешной, чисто братскою любовью

Откликнуться на девичью любовь

И сестринскую преданность? Способен

Защитником мне быть? Мне предоставить

Надежный кров для безмятежной жизни?

Я все готов снести, за исключеньем

Лишь одного — утраты той, что мне

Дарована судьбой. Сочту за благо

Жить близ тебя, тобою любоваться,

Служить тебе. Пусть назначает сердце

Твое условья нашего союза.

Евгения

Тебе лишь ведомая, я должна,

Таясь от света, жить в глухом затворе.

Найдется ли усадьба у тебя,

В которой я могла бы поселиться?

Есть у меня усадебка глухая,

Но слишком ветх и непригляден дом.

Но по соседству расположен замок,

Пустующий уже который год.

Евгения

Нет, поселюсь в запущенном твоем,

Он больше к настроенью моему,

Пожалуй, подойдет. Когда ж воспряну

Я духом, будет чем заняться мне.

Как только я твоею назовусь,

Отправь меня с слугой надежным в глушь

И там на срок меня похорони,

Пока для лучшей жизни не воскресну.

Когда тебя я мог бы посетить?

Евгения

Покорно жди, пока не позову я.

Придет и этот день и, может быть,

Соединит теснее нас обоих.

Не легкий искус, что и говорить!

Евгения

Исполни обязательства свои

Передо мной. Свои я помню твердо.

Ты, руку предложив мне, посягнул

На многое и можешь пострадать,

Когда меня досрочно обнаружат.

Строжайшее молчание храни.

Кто и откуда я — о том ни слова!

И с теми, кто мне дороги, я буду

Лишь мысленно общаться. Ни письма,

Ни вестника я не пошлю туда,

Где, может быть, уж искра счастья брезжит.

Запутанное дело! Что тут скажешь?

В любви безумной наглые уста

Клянутся часто, хоть на дне души

У них дракон лежит, коварно скалясь.

Любовь лишь делом можно подтвердить.

Стремясь к тебе, я должен поступиться

Всем, даже счастьем быть с тобою? Пусть!

Какою в первый миг ты мне открылась,

Такой ты и осталась — существом,

Достойным преклонения. Я стану

Жить для тебя, служить тебе одной.

Как набожный священник день за днем

Пред божеством склоняется незримым,

Ему открывшимся в счастливый миг

Как совершенства высший образец,

Так и меня ничто не отвратит

Служить тебе, хотя бы и заочно.

Евгения

Чтоб доказать тебе, как верю я

Словам твоим и доброму лицу,

Как чувствую, какой ты человек —

Правдивый, чуткий, искренний, надежный,

Я подтвержу признанье образцом,

Едва ль не высшим, женского доверья.

Я не колеблюсь, я спешу сказать:

Веди меня сегодня ж к алтарю!

Комментарии

В автобиографических «Анналах» Гете записал под датой 1799: «Мемуары Стефании де Бурбон Конти возбудили во мне замысел «Внебрачной дочери». Ф. Шиллер первый указал Гете на появление двухтомных записок французской аристократки, вышедших в Париже в 1798 году. Мемуаристка принадлежала по крови к высшей французской знати. Она была побочной дочерью принца Конти (1734–1814), отличившегося в Семилетней войне. Он представил дочь ко двору и просил Людовика XV узаконить ее положение. Однако мать девочки, опасавшаяся за свою репутацию и положение при дворе, стала чинить этому всякие препятствия. Девочку заточили в монастырь, затем отцу было послано ложное сообщение о ее смерти. Подделав документ и выдав ее за восемнадцатилетнюю, ее усыпили и в бессознательном состоянии обвенчали с адвокатом Билле, впоследствии истязавшим свою жену, которая отказывала ему в возможности воспользоваться ее спорными привилегиями. В конце концов ей удалось бежать. Новый король, Людовик XVI, приветливо принял ее, но ничего для нее не сделал. Когда началась революция, Стефания-Луиза Бурбон-Конти продолжала безуспешно бороться за свои попранные права. Жизнь ее, полная бедствий и страданий, закончилась в 1825 году. Зная, что она жива, Гете, работая над драмой, изменил имя героини, а остальные действующие лица обозначил лишь титулами и званиями.

 

Работа над пьесой длилась с перерывами около трех лет. Она была закончена в первые месяцы 1803 года. 2 апреля того же года в Веймарском театре состоялась премьера. Первое печатное издание вышло в том же году.

 

«Внебрачная дочь» была задумана Гете как первая часть трилогии, однако написал он лишь эту пьесу. Сохранившаяся схема продолжения и отдельные заметки позволяют