Прежде двух или трех недель мне не удастся побывать в городе и освободиться от множества домашних дел, доселе меня не выпускающих из деревни нашей, находящейся под Тулою.

Р. S. Письмо это еще не было отослано на почту, когда я случайно встретил одного из самых образованных духовных лиц наших; он прочел ваше сочинение и хотя вообще не согласен с вами и упрекает вас (не знаю основательно ли) в том, что вы придаете слову Кафоличество слишком географическое значение, однако мне приятно передать вам, с какою похвалою и с каким уважением он отзывался о вашем труде. Он особенно восхищался тем ясным разграничением, которое положено вами между вопросами догмата и вопросами, касающимися обряда Я радовался, слушая столь благоприятный и вполне чистосердечный отзыв о труде, крайне меня интересующем, тем более, что отзыв этот был высказан лицом, принадлежащим к духовному званию.

20 Декабря 1852.

394

К ПАЛЬМЕРУ: VIII

М. г.

Я только что получил ваше письмо от пятого июля и спешу ответом. Прежде всего, скажу вам, что письму этому я тем более обрадовался, что, соображая некоторые обстоятельства, я боялся, как бы мои письма или ваши ответы не залежались в каком-нибудь почтамте, что случается нередко. Во-вторых, я очень рад, и притом в весьма многих отношениях, что вы на некоторое время оставили Восток, который, я думаю, успел порядочно принаскучить вам.

С другой стороны, я с большим огорчением вижу, сколько затруднений и печалей сопровождает каждый шаг, делаемый вами с целью открыть прямой и истинный путь в важнейшем вопросе о вере. Позвольте мне однако ближе войти в рассмотрение вашего настоящего положения: вы конечно не сомневаетесь в том, что я в это дело внесу глубокое к вам сочувствие; но в тоже время, мне удастся, быть может, сделать это с большим спокойствием, чем сколько по всем вероятностям это возможно для вас самих.

Отчего положение ваше так затруднительно? Если бы вы действовали как частное лицо, ищущее истины для себя одного, то, кажется, тут бы не встретилось никаких затруднений. Я далеко не оправдываю восточных патриархов и не одобряю их упрямства; но все же вы должны признаться, что так как обряд перекрещивания в первобытной Церкви, в отношении к одним и тем же ересям и расколам, был поочередно и принимаем и отвергаем, то упрямство Греческих епископов хотя и может быть порицаемо, но не подает еще повода к каким либо важным против них обвинениям. Обрядовая жизнь целой местной Церкви не может быть подвергаема изменениям ради одного лица даже в та-

395

ком случае, когда бы предлагалась перемена к лучшему. Дело иное, ежели вы действуете как представитель мнения, разделяемого некоторым числом ваших соотечественников (что я охотно готов принять). В таком случае упорство Греческой Церкви становится оскорбительным и указывает, кажется, на недостаток любви и рвения к распространению царства истинной веры. Но если вы действительно согласитесь со мною в этом и признаете, что действуете не как частный человек, а как представитель многих других: то вы конечно не станете отвергать также и чрезвычайной важности как всякого вашего успеха, так и неудачи в этом деле, и тогда вы легко вместе с тем убедитесь, что вам невозможно было не встретить важных и даже совершенно неожиданных препятствий. Так всегда бывало в минуты, когда решался вопрос о духовной будущности целых обществ; так всегда будет и впредь. В такие минуты могучие силы восстают на борьбу с истиною и воздвигают великие препятствия, и Бог допускает это с целью испытать и наше терпение, и нашу веру.

Позвольте мне объяснить вам мой взгляд на ваше положение в отношении к Римской и к Восточной Церквам и рассмотреть обвинения ваши против той и другой. Конечно, находясь под влиянием собственных убеждений, я могу быть пристрастным — никто не может за себя отвечать: но за одно ручаюсь — я буду выражать свое мнение также искренно, как будто бы я обращался к собственной совести, перед лицом видимой славы Божией.

Начну с Рима. Вы не соглашаетесь со многими из оснований его учения. Я не скажу, что вы совершенно правы; но мое личное мнение в вопросе, вас касающемся, есть дело постороннее; главное дело то, что вы очевидно не можете присоединиться к учению, с которым вы в душе не соглашаетесь. Единственный ответ на ваши сомнения Римских друзей ваших есть тот, что должна же существовать видимая Церковь, и что эта Церковь должна быть Церковь свободная. С этим я согласен безусловно, но прибавлю только: Церковь свободная по своим началам, хотя бы и не всегда свободная в своих действиях и проявлениях, неизбежно подчиняющихся весьма часто влиянию обстоятельств совершенно случайных. Но я оставляю это в стороне и продолжаю. «Церковь Римская, говорят вам, одна свободна; следовательно —

396

она одна есть истинная Церковь, и потому все сомнения должны умолкнуть». Такое умозаключение кажется мне ложным. Вы не доверяете личному вашему разуму в оценке оснований веры. Положим, вы в этом правы. Но почему же не усомнитесь вы в хваленой свободе Римской Церкви? Мне кажется, что здесь есть место для стольких же, если не для больших еще сомнений. Я готов признать свободу папы и иерархии, но разве этим исчерпывается понятие о необходимой для Церкви духовной свободе? Мне кажется, мнение прямо противоположное было бы ближе к истине. И может ли такое сомнительное доказательство, которое притом не имеет никакой для себя опоры в первых веках Христианства, взять перевес над убеждениями, основанными на зрелом рассмотрении церковного учения, как оно передано нам древнейшими отцами Церкви? Я готов признать, что Римская Церковь независима; но я безусловно отрицаю, чтоб она обладала чем либо похожим на церковную свободу — на свободу духа. Вам, чтоб выпутаться из вашего затруднительного положения, удастся, быть может, усыпить ваши убеждения, осудить их на молчание, даже поработить их; но вам невозможно будет их искоренить; Вы присоединитесь к Римскому исповеданию с душою раздвоенною; тут не будет даже ничего похожего на надежду обрести блаженный мир во Христе посредством веры, не допускающей сомнения. Простите, что я пишу вам с такою откровенностью, но пример Ньюмана и Аллайса мне представляется крайне убедительным. Они конечно были в начале лучшими христианами, чем какими стали в последствии: прямодушие их исчезло навсегда; все они, вместо того чтобы развиться, болезненно замкнулись и скорчились душою. Что касается до меня, то скажу вам прямо: как бы ни был я счастлив воссоединением с Церковью даже самого малого числа Англичан, но я не порадовался бы обращению в Православие даже и целой Англии, если бы обращенная Англия должна была внести в Православный мир дух, раздвоенный сомнениями и внутренними противоречиями. Прошу вас, скажите мне: начинался ли когда какой либо символ веры словами: «я буду верить» (или не стану сомневаться)? Не все ли начинаются словом: «верую».

Теперь обратимся к Греции и России. Здесь вам не нужно говорить: я буду верить; ибо вы уже и теперь всем сердцем говорите: я точно верую, что основания их учения согласны во всех отношениях с древнею верою и преданиями Цер-

397

кви Вселенской. В этом-то, мне кажется, и состоит весь вопрос. Но, вместе с тем, вы обвиняете обе ветви Православной Церкви: одну в недостатке любви, другую в отсутствии в ней свободы. В отношении к первому упреку скажу, что заблуждение в деле, вас касающемся, произошло скорее от невежества, чем от равнодушия. Что это действительно так было, это, по моему мнению, вполне объясняется известным, крайним упрямством патриархов. Вы, может быть, слышали (хотя вы еще до этого оставили Восток), что Цареградский синод чуть было не произнес отлучения Русской Церкви за то, что она принимает католиков и протестантов без предварительного перекрещивания. Дело зашло было весьма далеко, хотя, кажется, принимает ныне более мирный оборот. Это событие было для многих моих соотечественников поводом к соблазну и скорби; я также немало этим смущался, но скоро душа моя успокоилась. Такой поступок бедного порабощенного общества относительно сильной империи, в помощи которой оно беспрестанно нуждается, изобличает присутствие энергического начала, хотя и худо направленного. Я уважаю это чувство! Заблуждение скоро рассеется; притом, само по себе взятое, оно против нас ничего не доказывает: местные Церкви нередко впадают во временные ошибки, от которых они спасаются тем, что принадлежат к соборному единению. Я даже радуюсь тому, что вы подали повод к этому недоразумению. Вопрос должен непременно получить и получит надлежащее разрешение: или Греки, по убеждению, примут безусловно наши правила, и тогда все дело выиграно; или они объявят, что различие в обрядах и внешних церковных постановлениях не нарушает церковного единства, и даже такое решение было бы весьма важно, особенно для обстоятельств будущего времени. Конечно, в этом последнем случае, ваше личное дело останется все-таки как бы не разрешенным. Во всяком случае, в этом деле заблуждение было, или даже и доныне есть, последствием невежества и не доказывает отсутствия любви. Впрочем, я готов сознаться, что и сам не вполне доверяю Грекам. У них нет недостатка ни в благочестивом рвении, ни в чувстве свободы (в отсутствии коих укоряет их Римская партия), но они не могут освободиться от опасного наследия, завещанного им древностью. Они христиане, но они (быть может и бессознательно) слишком гордятся тою пользою, которую принесли делу

398

Церкви. Вера христианская сделалась слишком как бы исключительным достоянием их народной истории, их племени; сердца их не чужды некоторого не-христианского аристократическая чувства, которое заставляет их смотреть свысока на все другие христианские, даже Православные народы и обращаться с ними как с низшими. Это чувство сродно с тем, из которого возникло Римское похищение власти (usurpation). Хотя оно здесь умеряется более глубоким знанием учения и потому не может дойти до тех крайностей, до которых оно дошло на Западе, но все же оно не совершенно искоренено у Греков и придает им характер той неприветливости, того неуклонного упорства, который вы заметили и испытали. Тем не менее, покуда чувство это не проявилось в незаконных требованиях первенства и власти, до того времени нельзя признать, чтоб им, хотя бы в самомалейшей степени, нарушался Православный характер Греции.

Теперь обратимся к России. Я допускаю, что Церковь Русская не настолько независима от государства, насколько бы следовало; но рассмотрим беспристрастно и искренно, до какой степени эта зависимость действительно вредит характеру Церкви, и вредит ли она ему в самом деле? Вопрос так важен, что, даже в продолжении нынешнего года, многие серьезные люди обсуждали его и, как кажется, довели до удовлетворительного разрешения. Общество может находиться