то время как имена, прилагаемые к Богу метафорически, подразумевают и обозначают телесность в выраженной ими вещи.
Раздел 4. Являются ли имена, приписываемые Богу, синонимами?
С четвертым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что имена, приписываемые Богу, суть синонимы. Ведь синонимичными мы называем имена, которые обозначают одно и то же. Но те имена, что приписываются Богу, обозначают в Боге одно и то же, ибо благость Божия – это Его сущность, и подобным же образом – Его мудрость. Следовательно, эти имена суть синонимы.
Возражение 2. Далее, если скажут, что эти имена обозначают в действительности одну и ту же вещь, но отличаются друг от друга в идее, можно возразить, что идея, которой не соответствует никакая действительность, излишня. Значит, если в настоящем случае допустить, что идей много, а вещь – одна, то может статься, что все эти идеи попросту излишни.
Возражение 3. Далее, вещь, которая суть одна равно в действительности и в идее, в большей мере едина, нежели та, что одна в действительности и многообразна в идее. Но Бог един высочайшим образом. Следовательно, похоже, что Он – не таков, что один в действительности и многообразен в идее; но если так, то имена, приписываемые Богу, не выражают различные идеи; значит, они суть синонимы.
Этому противоречит следующее: любые синонимы, объединенные друг с другом, образуют избыточность, как например когда мы говорим: «одевать одежду». Следовательно, если бы все имена, приписываемые Богу, были синонимами, было бы ошибкой говорить: «Бог благ», или что-нибудь еще в том же роде; тем не менее, в Писании сказано: «Боже великий, сильный, Которому имя – Господь Саваоф» (Иер. 32:18).
Отвечаю: имена, сказываемые о Боге, не суть синонимы. Это будет нетрудно понять, если вспомнить: эти имена используются для того, чтобы передать или выразить отношение причины к сотворенному; а из этого следует, что многоразличие идей связано или с разнообразием вещей, проистекающих от Бога, или с разнообразием дополнительных следствий. Но даже и в связи с тем, что было сказано выше (2), а именно что эти имена выражают божественную субстанцию, хотя и несовершенно, также вполне понятно, почему они имеют разнообразные значения. Ведь идея, выраженная именем, суть представление в уме о вещи, выраженной этим именем. Но так как наш ум познает Бога через сотворенное, то чтобы понять Бога, формирует представления, соразмерные тем совершенствам, кои проистекают от Бога к тварям, каковые совершенства имеют свое предбытие в Боге единовидно и просто, в то время как в тварях они обретают разделенность и множественность. Поэтому: как различные совершенства сотворенного соотносятся с одним простым началом, многообразно и как бы по частям представленным посредством самых различных совершенств сотворенного, так и различные и множественные представления нашего ума соотносятся с одним целокупно простым началом, кое согласно этим самым представлениям разумеется несовершенно. Следовательно, хотя имена, приписываемые Богу, выражают одну и ту же вещь, однако, поскольку они выражают ее согласно многим и различным аспектам, они не синонимичны.
Отсюда явствует ответ на возражение 1, ибо синонимы – это то, что выражает одну и ту же вещь согласно одному и тому же аспекту; ведь слова, выражающие различные аспекты некоей одной вещи, не выражают эту одну вещь первичным и безусловным образом, ибо посредством терминов мы выражаем вещь только в смысле представления о ней нашего ума. о чем было сказано выше.
Ответ на возражение 2. Многие аспекты этих имен отнюдь не излишни, ибо они соотносятся с одной простою действительностью, передаваемой ими многоразлично и несовершенно.
Ответ на возражение 3. Всесовершенное единство Бога означает, что то, что в остальном существует сложно и разделенно, в Нем существует просто и единовидно. Отсюда и получается так, что хотя Он в действительности и один, в идее Он – множественен; это связано с тем, что наш ум воспринимает Его настолько многообразно, насколько многообразно Он представляем посредством множества сотворенных вещей.
Раздел 5. Верно лм, что сказываемое о Боге и тварях суть соименные предикаты?
С пятым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что приписываемые Богу и тварям вещи соименны. Ведь все одноименные термины сводятся к соименным, подобно тому, как многое сводится к единому; так например, если имя «собака» одноименно предицируется как лающей собаке, так и рыбе-собаке, оно необходимо должно сказываться о чем-то соименно, а именно – обо всех лающих собаках; в противном случае этот ряд одноименных предикатов мог бы продолжаться до бесконечности. Затем, существуют как соименные действователи, которые совпадают со своими следствиями равно по имени и по дефинициям (так, человек рождает человека), так и одноименные действователи (так, солнце порождает жару, хотя назвать солнце «жаром» можно только в одноименном смысле). Следовательно, похоже, что первый действователь, к которому сводятся все прочие действователи, является действователем соименным; поэтому то, что говорится о Боге и тварях, сказывается соименно.
Возражение 2. Далее, между одноименными вещами не наблюдается никакого подобия. Поскольку же твари некоторым образом уподоблены Богу, согласно словам книги Бытия: «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему» (Быт. 1:26), похоже, что кое-что может сказываться о Боге и тварях соименно.
Возражение 3. Кроме того, мера однородна с измеряемой ею вещью. Но Бог – первая мера всего сущего. Следовательно, Бог однороден с сотворенным; таким образом, слово может прилагаться к Богу и тварям соименно.
Этому противоречит следующее: все, что сказывается о различных вещах под одним и тем же именем, но не в одном и том же смысле, сказывается одноименно. Но ни одно имя не прилагается к Богу в том же самом смысле, в каком оно прилагается к тварям; например, мудрость тварного суть качество, а мудрость Бога – нет. Затем, изменение рода привносит изменение в сущность, поскольку род – это часть определения; и то же самое можно сказать и о некоторых других вещах. Следовательно, то, что говорится о Боге и тварях, сказывается одноименно.
Далее, Бог более удален от тварей, чем какие бы то ни было твари – друг от друга. Но иные из тварей настолько удалены друг от друга, что сказываться соименно о них нельзя, как например в тех случаях, когда вещи не принадлежат к одному и тому же роду Следовательно, тем более никак нельзя сказываться соименно о Боге и тварях; поэтому в данном случае речь может идти только об одноименной предикации.
Отвечаю: сказываться соименно о Боге и тварях невозможно по той причине, что каждое следствие, которое суть неадекватный результат действия силы производящей причины, уподоблено действователю не в полной мере, но в усеченной, так, чтобы то, что разделено и составлено в следствиях, пребывало в действователе просто и едино. Это подобно тому, как, например, солнце действием единой силы производит многосложные и разнообразные формы во всех нижайших вещах. Точно так же, о чем было сказано в предшествующем разделе, все совершенства, которые разделены и составлены в тварях, единовидным образом предбытийствуют в Боге. Таким образом, когда какое-либо слово, выражающее совершенство, прилагается к твари, оно выражает совершенство, отличное в идее от других совершенств; так, например, когда мы говорим о человеке, что он «мудр», мы выражаем этим некоторое совершенство, отличное от сущности человека, от его силы, бытия и тому подобного, тогда как, говоря то же самое о Боге, мы не имеем в виду обозначить что-либо, отличное от Его сущности, силы или бытия. Кроме того, приложенное к человеку слово «мудрый» в определенном смысле ограничивает и служит постижению обозначенной им вещи, в то время как будучи сказанным о Боге, напротив, оно оставляет обозначенную им вещь непостижимой и превышающей выраженное именем. Следовательно, очевидно, что понятие «мудрый» не прилагается к Богу в том же смысле, что и к человеку. То же правило распространяется и на другие имена. Следовательно, ни одно из имен не сказывается о Боге и тварях соименно.
С другой стороны, однако, ошибаются и те, которые утверждают, что имена, прилагаемые равно к Богу и тварям, сказываются о них исключительно в одноименном смысле. Ибо если бы дело обстояло именно так, из этого бы следовало, что через тварное ровным счетом ничего не могло бы быть познано или доказано относительно Бога, поскольку в этом случае любые рассуждения носили бы относительный характер. Такая точка зрения направлена как против философов, доказавших многие положения, касающиеся Бога, так и против сказанного апостолом Павлом: «Невидимое Его… чрез рассматривание творений видимо» (Рим. 1:20). Следовательно, должно говорить, что эти имена сказываются о Боге и тварях аналогически, то есть – согласно соотнесенности.
Затем, такого рода имена прилагаются двояко: либо согласно соотнесенности многого с одним (так, например, как о «здоровом» можно говорить о медицине и моче в смысле их соотнесенности со здоровьем тела, причем первая будет выступать причиной сохранения здоровья, а последняя – признаком), либо согласно соотнесенности двух вещей друг с другом (так, как о «здоровом» можно говорить о медицине и животном, ибо медицина – причина сохранения здоровья в теле животного). И таким-то образом некоторые вещи и сказываются о Боге и сотворенном аналогически, а отнюдь не исключительно одноименно или исключительно соименно, поскольку мы даем имена Богу только от сотворенного. Значит, сказываемое о Боге и тварях сказывается сообразно отношению сотворенного к Богу как к началу и причине, в которой все совершенства вещей имеют свое всесовершенное предбытие. Но такой модус общности в идее есть нечто среднее между чистой одноименностью и простой соименностью. Ведь в аналогии идея и не едина, как это имеет место в случае соименной предикации, и не абсолютно различна, как в случае предикации одноименной; но используемое в данном случае слово в многообразных смыслах выражает различные соотнесенности с некоторой одной вещью; так, когда словом «здоровое» определяется моча, этим выражается признак здоровья животного, а это же слово сказанное о медицине выражает причину сохранения того же самого здоровья.
Ответ на возражение 1. Хотя одноименная предикация и должна сводиться к соименной, однако что касается действий, тут несоименный действователь должен предшествовать действователю соименному. Ведь несоименный действователь суть всеобщая причина для всех видов (например, солнце – причина рождения всех людей), тогда как соименный действователь не может выступать в качестве всеобщей порождающей причины для всех видов (в противном случае он был бы и причиной самого себя, поскольку и он – один из видов), но – только в качестве частной причины этой вот частной вещи, относящейся к тому же самому виду в силу причастности. Следовательно, всеобщая причина для всей совокупности видов – это несоименный действователь; всеобщая же причина предшествует причине частной. Однако этот всеобщий действователь, не будучи
