желает нечто как благо, ощущение утраты которого порождает страсть боли в чувственном желании.

Раздел 2. Является ли страдание тем же, что и боль?

Со вторым положением дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страдание не является болью. Так, Августин говорит, что «слово «боль» чаще употребляется в применении к телам»619. Но слово «страдание» чаще употребляется в применении к душе. Следовательно, страдание не является болью.

Возражение 2. Далее, ощущать боль можно только в связи с наличным злом. Но страдание может относиться также и к прошлому, и к грядущему злу; так, раскаяние – это страдание, относящееся к прошлому, а тревога – к будущему. Следовательно, страдание весьма отлично от боли.

Возражение 3. Далее, похоже на то, что боль последует исключительно чувству осязания. Но страдание может последовать любому чувству. Следовательно, страдание, которое простирается на гораздо большее количество объектов, не является тем же, что и боль.

Этому противоречит сказанное апостолом: «Великое для меня страдание и непрестанная боль сердца моего»620 (Рим. 9:2); таким образом, словами «страдание» и «боль» он обозначает одно и то же.

Отвечаю: удовольствие и боль могут восходить к двоякому схватыванию, а именно к схватыванию внешнего чувства и к внутреннему схватыванию ума, или представления. Но внутреннее схватывание простирается на большее количество объектов, нежели внешнее, поскольку все, что подпадает под внешнее схватывание, подпадает и под внутреннее, но не наоборот. Поэтому то удовольствие, которое обусловливается исключительно внутренним схватыванием, называется радостью (о чем уже было сказано (31, 1)), и точно так же та боль, которая обусловливается исключительно внутренним схватыванием, называется страданием. Таким образом, как то удовольствие, которое обусловливается внешним схватыванием, называется именно удовольствием, но никак не радостью, точно так же и та боль, которая обусловливается внешним схватыванием, называется именно болью, но никак не страданием. Следовательно, страдание является одним из видов боли, равно как и радость – одним из видов удовольствия.

Ответ на возражение 1. Августин в данном случае говорит об использовании слов; в самом деле, слово «боль» чаще употребляется в применении к телесным болям, которые гораздо более очевидны, чем душевные боли.

Ответ на возражение 2. Внешнее чувство воспринимает только настоящее, тогда как внутренняя познающая сила может воспринимать настоящее, прошедшее и будущее. Поэтому страдание может относиться к настоящему, прошедшему и будущему, тогда как телесная боль, которая последует схватыванию внешнего чувства, может относиться только к чему-то наличному.

Ответ на возражение 3. Осязательные ощущения бывают болезненными не только потому, что они не всегда адекватны схватывающей силе, но также и потому, что они иногда противны природе, в то время как объекты других чувств хотя и могут быть неадекватными схватывающей силе, но никогда не бывают противными природе, за исключением тех случаев, когда они зависят от чувства осязания. Поэтому один только человек, будучи животным с совершенным познанием, может непосредственно получать удовольствие от объектов других чувств, в то время как остальные животные, согласно сказанному в третьей книге «Этики»621, не получают от них никакого удовольствия иначе, как только через посредство соотнесения их с осязательными ощущения ми. Таким образом, если речь идет об объектах других чувств, то мы не говорим о боли, имея в виду, что она противоположна естественному удовольствию, но, скорее, о страдании, поскольку оно противоположно радости. Поэтому если под болью – как это бывает в большинстве случаев – понимать именно телесную боль, то тогда ее следует отличать от страдания согласно различию внутреннего и внешнего схватывания, притом что со стороны объектов удовольствие простирается на большее, нежели телесная боль. А если понимать боль в широком смысле слова, то в таком случае она является родом, к которому принадлежит страдание, о чем уже было сказано.

Раздел 3. Противоположно ли страдание, или боль, удовольствию?

С третьим положением дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страдание не противоположно удовольствию. В самом деле, одна из двух противоположностей не может являться причиной другой. Но страдание может являться причиной удовольствия, поскольку, согласно сказанному в Писании: «Блаженны плачущие – ибо они утешатся» (Мф. 5:4). Следовательно, они не противоположны друг другу.

Возражение 2. Далее, одна противоположность не может означать другую. Но иногда боль, или страдание, доставляет удовольствие; так, Августин говорит, что изображение в пьесе горестных событий доставляет зрителям удовольствие622; и еще, что «посевы горестей наших дают иногда сладкие всходы»623. Следовательно, боль не противоположна удовольствию.

Возражение 3. Далее, одна противоположность не может быть материей другой, поскольку противоположности не могут сосуществовать вместе. Но страдание может быть материей удовольствия; так, Августин говорит, что «кающийся должен страдать и радоваться своему страданию»624. С другой стороны, Философ говорит, что «порочный человек страдает из-за того, что получил удовольствие»625. Следовательно, удовольствие и страдание не противоположны друг другу.

Этому противоречит сказанное Августином о том, что «радость – это воля, сочувствующая тому, чего мы хотим, а страдание – воля, не сочувствующая тому, чего мы не хотим»626. Но сочувствие и не сочувствие – это противоположности. Следовательно, удовольствие и страдание являются противоположностями.

Отвечаю: как говорит Философ, противоположность – это различие с точки зрения формы627. Но форма страсти или движения связана с объектом или пределом. Поэтому, коль скоро объекты удовольствия и страдания, или боли, а именно наличное благо и наличное зло, противоположны друг другу, то, следовательно, боль и удовольствие также противоположны друг другу

Ответ на возражение 1. Ничто не препятствует тому, чтобы одна противоположность акцидентно обусловливала другую, и в этом смысле страдание может являться причиной удовольствия. Так, с одной стороны, из-за страдания от отсутствия чего-либо или от присутствия его противоположности некто может стремиться к чему-то приятному с особым тщанием; например, измученный жаждой человек настойчиво ищет питье как средство от испытываемой им боли. С другой стороны, страстное желание некоторого удовольствия может побуждать желающего не уклоняться от сопутствующей поискам этого удовольствия боли. Что касается страданий нынешней жизни, то они могут вести нас к радостям жизни грядущей обоими вышеуказанными путями. В самом деле, на основании одного того, что человек оплакивает свои грехи или отсрочивание блаженства, он удостаивается утешения в вечности. И точно так же человек заслуживает его, когда не уклоняется от трудностей и испытаний.

Ответ на возражение 2. Сама по себе боль может доставлять удовольствие акцидентно, а именно настолько, насколько она сопровождается удивлением, как это бывает в театре, или насколько она вызывает в памяти образ любимого объекта, побуждая тем самым вновь испытать чувство любви к тому, отсутствие кого причиняет боль. Ведь коль скоро приятна любовь, то боль и вообще все то, что связано с этой любовью, бывает приятным постольку, поскольку оно служит напоминанием о нашей любви. По этой причине нам может доставлять удовольствие даже та боль, которую изображают на сцене – ведь, наблюдая ее, мы начинаем испытывать некоторую любовь к тем, кого нам там представляют.

Ответ на возражение 3. Воле и разуму присуща рефлексия по отношению к собственным актам постольку, поскольку сами акты воли и разума рассматриваются под аспектом блага или зла. Таким образом, страдание может являться материей удовольствия и наоборот, но не сущностно, а акцидентно, то есть постольку, поскольку то или другое рассматривается под аспектом блага или зла.

Раздел 4. Противоположно ли всякое страдание всякому удовольствию?

С четвертым положением дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что всякое страдание противоположно всякому удовольствию. Ведь как белизна и чернота являются противоположными видами цвета, точно так же удовольствие и страдание являются противоположными видами душевных страстей. Но противоположность белизны и черноты друг другу универсальна. Следовательно, такова же противоположность удовольствия и страдания.

Возражение 2. Далее, противоположное изгоняется противоположным. Но всякое удовольствие, как говорит Философ, изгоняет любой вид страдания628. Следовательно, всякое удовольствие противоположно всякому страданию.

Возражение 3. Далее, противоположности препятствуют друг другу. Но всякое страдание препятствует любому виду удовольствия, что с очевидностью следует из сказанного в десятой книге «Этики»629. Следовательно, всякое страдание противоположно всякому удовольствию.

Этому противоречит следующее: одно и то же не может являться причиной противоположностей. Но радость от чего-либо и страдание от противоположного ему проистекают из одного и того же навыка; так, благодаря любви мы «радуемся с радующимися и плачем с плачущими» (Рим. 12:15). Следовательно, не всякое страдание противоположно всякому удовольствию.

Отвечаю: как сказано в десятой книге «Метафизики», противоположность – это различие с точки зрения формы630. Но форма бывает как родовой, так и видовой. Следовательно, вещи могут быть противоположными как с точки зрения родовой формы (например, добродетель и порок), так и с точки зрения видовой формы (например, справедливость и несправедливость).

Далее, следует иметь в виду, что некоторые вещи установлены в виде посредством абсолютных форм (например, субстанции и качества), в то время как другие вещи установлены в виде через посредство своего отношения к чему-либо внешнему (например, страсти и движения, которые получают свой вид от своих пределов или объектов). Поэтому, что касается тех вещей, которые установлены в виде посредством абсолютных форм, то в их случае бывает, что содержащиеся в противоположных родах виды не противоположны с точки зрения своей видовой природы и при этом никак не сходны и не соизмеримы друг с другом. Так, невоздержанность и справедливость, которые относятся к противоположным родам добродетели и порока, с точки зрения своей видовой природы не противоположны друг другу, хотя меж собой не сходны и друг с другом не соизмеримы. С другой стороны, что касается тех вещей, которые установлены в виде через посредство своего отношения к чему-либо внешнему, то в их случае бывает так, что принадлежащие к противоположным родам виды не только не противоположны друг другу, но даже обладают некоторым сходством и взаимной соизмеримостью. Причина этого состоит в том, что когда налицо одно и то же отношение к двум противоположностям, то возникает несовместимость (например, приближение к белому и приближение к черному несовместимы), тогда как при противоположном отношении к противоположным вещам возникает некоторая совместимость (например, удаление от белого и приближение к черному). Это наиболее очевидно в случае противоречия, которое является началом противоположения; в самом деле, противоположение состоит в утверждении и отрицании одного и того же, например, «белое» и «не белое», в то время как в утверждении одной противоположности и отрицании другой налицо соизмеримость и сходство, например, «черное» и «не белое».

Далее, удовольствие и страдание, будучи страстями, устанавливаются в виде посредством своих объектов. Согласно соответствующему им роду они противоположны друг другу, поскольку первое является своего рода «преследованием», тогда как второе – своего рода «бегством», что «со стороны желания есть то же, что со стороны ума – утверждение и отрицание»631. Следовательно, удовольствие и страдание, относящиеся к одному и тому же объекту, противоположны