душевном подъеме, который противоположен подавленности. Следовательно, подавленность не является следствием страдания.

Возражение 2. Далее, страдание противоположно удовольствию. Но следствие удовольствия – расширение, противоположностью которого является не подавленность, а сокращение. Следовательно, подавленность не может рассматриваться в качестве следствия страдания.

Возражение 3. Далее, страдание снедает того, кто его испытывает, о чем свидетельствуют слова апостола: «Дабы он не был поглощен чрезмерною печалью» (2 Кор. 2:7). Но отягченным полагают не то, что снедаемо, а то, что подавляется чем-то тяжелым, притом что снедаемое попадает внутрь снедающего. Следовательно, подавленность не должно рассматривать в качестве следствия страдания.

Этому противоречит сказанное Григорием Нисским667 и Дамаскином668 о «подавляющем страдании».

Отвечаю: следствия душевных страстей порой именуются метафорически, по аналогии с чувственными телами, на том основании, что движения животного желания подобны склонностям естественного желания. И в этом смысле жар приписывается любви, расширение – удовольствию и подавленность – страданию. В самом деле, о человеке говорят как о подавленном тогда, когда нечто тяжелое препятствует ему в его собственном движении. Но из всего вышесказанного (23, 4; 25, 4; 36, 1) очевидно, что страдание обусловливается неким наличным злом, и что это зло, будучи противным движению желания, отягчает душу, поскольку препятствует ей наслаждаться тем, чем она желает наслаждаться. И если причиняющее страдание зло не настолько сильно, чтобы лишить страдающего надежды на избавление от него, то хотя душа и пребывает в подавленности, лишившись возможности схватывать предмет своего вожделения, однако при этом она сохраняет то движение, посредством которого она способна противостоять этому злу. Если же, с другой стороны, сила зла такова, что исключает всяческую надежду на избавление, то возникает абсолютное препятствие даже для внутреннего движения обремененной души, в результате чего она утрачивает способность избирать для себя тот или иной путь (как бывает и в том случае, когда внешнее движение тела полностью парализовано и человек впадает в ступор).

Ответ на возражение 1. Указанная подавленность души обусловлена страданием ради Бога, которое дарует надежду на прощение греха.

Ответ на возражение 2. С точки зрения рассматриваемого нами движения желания, сокращение и подавленность относятся к одному и тому же, поскольку душа, будучи подавлена настолько, что утрачивает способность свободно сосредотачиваться на внешних вещах, замыкается в себе и тем самым как бы сокращается.

Ответ на возражение 3. О страдании говорят как о снедающем человека тогда, когда сила сокрушающего зла не оставляет никакой надежды на избавление, и в таком случае страдание одновременно подавляет и снедает. В самом деле, определенные вещи, понимаемые в метафорическом смысле, порой подразумевают друг друга, хотя при буквальном понимании они друг друга исключают.

Раздел 3. Ослабляет ли страдание, или боль, деятельность в целом?

С третьим положением дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страдание не ослабляет деятельность в целом. Так, согласно вышеприведенным словам апостола (2), страдание обусловливает усердие. Но усердие споспешествует добрым делам, о чем читаем у апостола: «Старайся представить себя Богу достойным, делателем не укоризненным…» (2 Тим. 2:15). Следовательно, страдание не является помехой для дел, напротив оно споспешествует добрым делам.

Возражение 2. Далее, как сказано в седьмой книге «Этики», страдание обусловливает разнообразные желания669. Но желание стимулирует деятельность. Следовательно, стимулирует ее и страдание.

Возражение 3. Далее, как радости свойственны некоторые виды деятельности, точно так же некоторые свойственны и печали, например, соблюдение траура. Но любая деятельность улучшается тем, что ей свойственно. Следовательно, благодаря страданию определенные виды деятельности становятся не хуже, а лучше.

Этому противоречат слова Философа о том, что «удовольствие делает деятельность совершенной» а, с другой стороны, «страдание ей препятствует»670.

Отвечаю: как уже было сказано (2), страдание не всегда настолько обременяет и снедает душу, что она замыкается и устраняется от всяческого движения, внутреннего или внешнего, но что порою само страдание обусловливает те или иные движения. Таким образом, деятельность относится к страданию двояко. Во-первых, как объект страдания, и в этом смысле страдание препятствует любой деятельности, поскольку мы никогда не делаем то, что делается со страданием, столь же хорошо, как то, что делается с удовольствием или без страдания. И так это потому что причиной человеческой деятельности является воля и, следовательно, когда мы делаем что-либо из того, что доставляет боль, деятельность в результате этого по необходимости ослабевает. Во-вторых, деятельность относится к страданию как его начало и причина, и такая деятельность благодаря страданию по необходимости становится лучше; так, чем более кто-либо печалится по поводу той или иной вещи, тем сильней его стремление избавиться от страдания (в том конечно случае, когда у него есть основания на это надеяться; в противном случае из такого страдания вообще не следует никакого движения или деятельности).

Из сказанного очевидны ответы на все возражения.

Раздел 4. Является ли страдание более пагубным для тела, чем все остальные душевные страсти?

С четвертым положением дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что страдание не является наиболее пагубным для тела. В самом деле, страдание существует в душе духовно. Но то, что обладает исключительно духовным бытием, не обусловливает телесных изменений, что очевидно на примере восприятия цвета, каковой цвет находится в воздухе и не окрашивает тел. Следовательно, страдание не пагубно для тела.

Возражение 2. Далее, если оно пагубно для тела, то только потому, что с ним связано телесное изменение. Но, как уже было сказано (22,3), телесное изменение сопутствует всем душевным страстям. Следовательно, страдание не является более пагубным для тела, чем все остальные душевные страсти.

Возражение 3. Далее, Философ говорит, что «ярость и похоть у некоторых вызывают помешательство»671, которое, похоже, является страшнейшей пагубой, поскольку разум – это лучшее, что есть в человеке. Кроме того, и отчаяние, являющееся причиной страдания, представляется куда боле пагубным, чем само страдание. Следовательно, страдание не является более пагубным для тела, чем все остальные душевные страсти.

Этому противоречит сказанное в Писании: «Веселое сердце – благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости» (Прит. 17:22); и еще: «Как моль – одежде и червь – дереву, так печаль вредит сердцу человека» (Прит. 25:20); и еще: «От печали бывает смерть» (Сир. 38:18).

Отвечаю: из всех душевных страстей наиболее пагубным для тела является страдание. Тут причину надлежит усматривать в том, что страдание противно человеческой жизни с точки зрения видов его движения, а не просто с точки зрения его меры или количества, как это имеет место в случае других душевных страстей. В самом деле, человеческая жизнь состоит в некотором движении, которое берет начало в сердце и распространяется к другим частям тела, и это движение приличествует человеческой природе в определенной установленной мере. Таким образом, если указанное движение происходит не в соответствии с надлежащей мерой, то оно является противным человеческой жизни с точки зрения меры количества, но не с точки зрения своего видового признака, а если оно встречает препятствие на пути своего следования, то тогда оно является противным жизни с точки зрения своих видов.

Затем, должно иметь в виду, что в случае любых душевных страстей выступающие в качестве их материального элемента телесные изменения являются соразмерными и адекватными выступающему в качестве формального элемента движению желания, что подобно тому, как любая материя адекватна своей форме. Поэтому те страсти, которые предполагают движение желания в сторону достижения чего-либо, не противны жизненному движению в том, что касается вида, хотя и могут быть противны ему в том, что касается меры, и таковы любовь, радость, влечение и тому подобные. Такого рода страсти как правило бывают полезны для тела, хотя в случае их чрезмерности могут быть для него и вредны. С другой стороны, те страсти, которые указывают на такие движения желания, как избегание или сокращение, противны движению жизни не только в том, что касается меры, но также и в том, что касается вида; то есть они, попросту говоря, вредны, и таковы страх, отчаяние и, в первую очередь, страдание, которое угнетает душу в связи с существующим злом, которое впечатляет куда как сильнее, нежели зло грядущее.

Ответ на возражение 1. Коль скоро душа по природе движет тело, духовное движение души по природе обусловливает телесные изменения. И нет ничего общего с духовными образами, поскольку они по природе не определены к движению тех тел, которые по природе не движутся и душой.

Ответ на возражение 2. Другие страсти предполагают телесное изменение, которое соразмерно движению жизни, тогда как страдание предполагает изменение, которое ему противно, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 3. Причина, препятствующая пользованию разумом, куда менее значительна, чем та, которая уничтожает жизнь; так, случается видеть, как множество болезней лишают возможности пользоваться разумом больного прежде, чем он расстается с жизнью. Впрочем, страх и гнев причиняют немалый вред организму, хотя и он связан с предполагаемым ими страданием, вызванным отсутствием желаемой вещи. Кроме того, страдание и само иногда лишает человека возможности использовать разум, как это бывает у тех страдальцев, которые впадают в меланхолию или безумие.

Вопрос 38. О средствах от страдания или боли

Теперь мы исследуем средства от боли, или страдания, под каковым заглавием будет рассмотрено пять пунктов: 1) можно ли, испытывая страдание, или боль, найти утешение в любом удовольствии; 2) можно ли найти утешение в слезах; 3) можно ли найти утешение в сочувствии друзей; 4) можно ли найти утешение в созерцании истины; 5) ослабляется ли страдание сном или посещением бань.

Раздел 1. Можно ли испытывать страдание, или боль, найти утешение в любом удовольствии?

С первым положением дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что далеко не всякое удовольствие является утешением при любом страдании, или боли. В самом деле, удовольствие может утешить в страдании только в том случае, если оно ему противоположно, поскольку «средство от чего-либо по природе этому противоположно»672. Но, как уже было сказано (35, 4), не всякое удовольствие противоположно всякому страданию. Следовательно, не всякое удовольствие утешает во всяком страдании.

Возражение 2. Далее, причиняющее страдание никак не может утешить. Но некоторые удовольствия причиняют страдание, поскольку, как сказано в девятой книге «Этики», «дурной человек страдает оттого, что получил удовольствие»673. Следовательно, не всякое удовольствие утешает в страдании.

Возражение 3. Далее, Августин говорит, что он сбежал из отечества, где слишком много связывало его с умершим другом, поскольку хотел «уйти от себя, чтобы не встретиться с собою»674. Таким образом, из сказанного можно заключить, что объединяющее нас с нашими умершими или отсутствующими друзьями становится обременительным, когда мы оплакиваем их смерть или отсутствие. Но ничто не объединяет нас больше, чем удовольствия, которыми мы наслаждались совместно. Поэтому именно эти удовольствия и становятся обременительными для нас во время нашего траура. Следовательно, не всякое удовольствие утешает во всяком страдании.

Этому противоречит