во внешних вещах, которыми пользуется человек, а в самом человеке, который пользуется ими неблагоразумно. Эта недостаточность благоразумия может иметь место двояко. Во-первых, с точки зрения обычаев тех, с кем живёт человек, в связи с чем Августин говорит: «Нарушений принятых норм нравственности следует избегать как у себя, так и в чужой стороне, стараясь во всём следовать законам и обычаям государства или народа. Ибо всякая часть, которая не сообразована с целым, отвратительна»633. Во-вторых, недостаточность благоразумия при пользовании этими вещами может являться следствием неупорядоченной привязанности к ним пользующегося, как когда человек подчас получает избыточное удовольствие от пользования ими независимо от того, делает ли он это в соответствии с обычаями тех, с кем он живёт, или вопреки им. Поэтому Августин говорит: «До?лжно избегать чрезмерного удовольствия от пользования вещами, поскольку оно ведёт не только к порочному злоупотреблению обычаями тех, с кем нам доводится жить, но часто превышает общепринятые нормы и, сбросив с себя все установленные нравственностью ограничения, в самом неприглядном свете обнаруживает внутреннее уродство»634.
Что касается избыточности, то неупорядоченная привязанность бывает троякой. Во-первых, когда человек уделяет излишне много внимания своему одеянию ради славы, поскольку одежда и подобные ей вещи являются своего рода украшением. В связи с этим Григорий говорит: «Иные полагают, что во внимании к нарядным и роскошным одеждам нет никакого греха. Но если нет, то зачем Слово Божие упомянуло о том, что мучившийся в аду богач одевался в порфиру и виссон? Воистину, кто бы прельстился роскошным нарядом»,– а именно таким, который ему не по карману,– «если бы не тщеславие?»635. Во-вторых, когда человек уделяет излишне много внимания своему одеянию ради чувственного удовольствия в той мере, в какой одежда определена к удобству тела. В-третьих, когда внимание к внешнему облачению свидетельствует о том, что человек слишком заботится о временном.
Поэтому в отношении внешнего облачения Андроник усматривает три добродетели, а именно «смирение», которое исключает стремление к славе, в связи с чем говорит, что «смирение есть навык к избеганию чрезмерных трат и выставления себя напоказ»; «удовлетворённость», которая исключает стремление к чувственным удовольствиям, в связи с чем говорит, что «удовлетворённость есть навык, который делает человека довольным тем, что ему подобает, и позволяет ему определить, что именно приличествует его образу жизни», согласно сказанному апостолом: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1 Тим. 6:8); и «простоту», которая исключает излишнюю заботу о подобных вещах, в связи с чем говорит, что «простота есть навык, благодаря которому человек довольствуется тем, что имеет».
Что касается недостаточности, то неупорядоченная привязанность бывает двоякой. Во-первых, когда человек пренебрегает тем, чтобы вообще как-либо заботиться о своём внешнем виде. В связи с этим философ говорит, что «изнеженный волочит плащ, чтобы не пострадать от усилия его подтянуть»636. Во-вторых, когда он в этой недостаточности внимания к внешнему облачению ищет славы. Поэтому Августин говорит, что «не только блеск и великолепие внешних вещей, но также грязь и скорбный вид могут быть показными, тем более опасными, что здесь обман скрыт под маской благочестия». И философ говорит, что «как излишек, так и нарочитый недостаток могут быть хвастливыми»637.
Ответ на возражение 1. Хотя внешнее одеяние не является естественным, тем не менее, благоразумие в отношении него присуще именно естественному разуму, и потому мы по природе склонны к той добродетели, которая делает нас благоразумными в отношении внешних одежд.
Ответ на возражение 2. Высокопоставленные особы и служители алтаря облачаются в более дорогие одежды, чем остальные, не ради собственной славы, а для того, чтобы обнаружить превосходство своего положения или служения, и потому это не вменяется им в грех. В связи с этим Августин говорит: «Всякий, кто при использовании внешних вещей выходит за пределы норм, соблюдаемых теми добродетельными людьми, с кем ему доводится жить, либо делает это ради того, чтобы этим что-либо обозначить, либо же виновен в грехе, поскольку пользуется этими вещами ради чувственного удовольствия или хвастовства»638.
И точно так же возможен грех со стороны недостаточности, хотя ношение одежд более грубых, чем носят другие, не всегда является грехом. В самом деле, если за этим стоят хвастовство и гордыня, желающие превозношения над другими, то тогда налицо грех суеверия, в то время как если это делается ради обуздания плоти или смирения духа, то тогда налицо добродетель благоразумия. В связи с этим Августин говорит: «Всякий, кто при пользовании преходящими вещами ограничивает себя больше, чем принято, или благоразумен, или суеверен»639. Более же всего ношение грубых одежд подобает тем, кто словом и примером призывает других к покаянию, как это делали пророки, о которых сказаны вышеприведённые слова апостола. Поэтому глосса на слова Писания (Мф. 3:4) говорит: «Проповедующему покаяние приличествуют покаянные одежды».
Ответ на возражение 3. Внешнее облачение свидетельствует о состоянии человека, и потому его избыточность, недостаточность и середина могут быть отнесены к добродетели правдивости, которую философ усваивает словам и поступкам640, тоже свидетельствующим о том, что связано с состоянием человека.
Раздел 2. МОЖНО ЛИ ПОЛАГАТЬ УКРАШЕНИЕ ЖЕНЩИН СВОБОДНЫМ ОТ СМЕРТНОГО ГРЕХА?
Со вторым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что украшение женщин не свободно от смертного греха. В самом деле, всё, что противно предписанию божественного Закона, является смертным грехом. Но украшение женщин противно предписанию божественного Закона, о чём читаем: «Да будет украшением вашим», то есть женским, «не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде» (1 Петр. 3:3). В связи с этим Киприан в своей глоссе говорит: «Облачающиеся в шелка и пурпур не могут искренне облачиться во Христа, украшающие себя золотом, жемчугами и безделицами утрачивают украшения ума и тела». Но всё это делается не без смертного греха. Следовательно, украшение женщин не свободно от смертного греха.
Возражение 2. Далее, Киприан говорит: «Я полагаю, что не только девицы и вдовы, но также и жёны и все без разбору женщины должны знать, что им никоим образом не дозволено обезображивать сотворённое и созданное Богом, образованный Им прах при помощи жёлтых пигментов, чёрных порошков, румян и каких-либо иных красителей, которые изменяют природные свойства». И несколько ниже он добавляет: «В своём стремлении преобразовать то, что образовал Бог, они покушаются на Бога, оскорбляют произведение Божие, извращают истину. Как ты узришь Бога, когда очи твои уже не те, какими их соделал Бог, а те, какими их переделал дьявол? Гореть тебе вместе с тем, от кого у тебя это украшательское искусство». Но всё это может быть сказано только о смертном грехе. Следовательно, украшение женщин не свободно от смертного греха.
Возражение 3. Далее, женщине не подобает неупорядоченно себя украшать точно так же, как ей не подобает носить мужскую одежду. Но последнее является грехом, в связи с чем читаем: «На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье» (Вт. 22:5). Следовательно, похоже, что чрезмерное украшение женщин является смертным грехом.
Возражение 4. Этому противоречит то, что если бы дело обстояло именно так, то изготовители таких украшений совершали бы смертный грех.
Отвечаю: говоря об украшении женщин, мы должны иметь в виду как те общие замечания, которые были сделаны нами выше (1) в отношении внешнего облачения, так и кое-что сверх того, а именно, что одеяние женщины может распалять в мужах похоть, согласно сказанному в Писании: «И вот, навстречу к нему – женщина в наряде блудницы, с коварным сердцем» (Прит. 7:10).
Однако женщина может использовать подобные средства для угождения своему мужу, чтобы тот не стал её презирать и не впал в прелюбодеяние. Поэтому апостол говорит, что «замужняя заботится о мирском (как угодить мужу)» (1 Кор. 7:34). Следовательно, если замужняя женщина украшает себя ради угождения своему мужу, то в этом нет никакого греха.
Те же женщины, которые не имеют мужа, не желают его иметь или находятся в том состоянии жизни, которое несовместимо с замужеством, не могут безгрешно желать разжигать похоть у наблюдающих за ними мужчин, поскольку это есть не что иное, как побуждение их к греху. Так что если они украшают себя с намерением возбудить в других похоть, то они совершают смертный грех, но если они поступают так по легкомыслию или тщеславию ради хвастовства, то тогда в большинстве случаев их грех является не смертным, а простительным. То же самое в этом отношении можно сказать и о мужчинах. Поэтому Августин говорит: «Не стоит спешить с тем, чтобы запрещать носить украшенные золотом или драгоценностями одежды. Ибо те, которые не состоят в браке и не желают в него вступать, должны заботиться о том, как угодить Господу, тогда как другим дозволено заботиться о мирском: мужу – как угодить жене, а жене – как угодить мужу. Единственно, что не подобает замужней, так это открывать свои волосы, поскольку апостол предписывает ей покрывать голову». Однако и в этом случае некоторые могут быть прощены, если они поступают так не из тщеславия, а по причине существующего обычая, хотя такой обычай и заслуживает порицания.
Ответ на возражение 1. Как говорит глосса на эти слова, «жёны тех, кто пребывал в бедственном положении, презирали их и украшали себя, чтобы угодить другим», а это запрещено апостолом. Киприан говорит в том же смысле, поскольку не запрещает замужним украшать себя для того, чтобы угождать своим мужьям и не давать им повода грешить с другими женщинами. Поэтому апостол говорит: «Чтобы также и жёны, в нарядном одеянии, со стыдливостью и целомудрием, украшали себя не плетением волос, не золотом, не жемчугом, не многоценною одеждою»641 (1 Тим. 2:9), из чего следует, что женщинам дозволено украшать себя сдержанно и благоразумно, но им запрещено делать это неумеренно, бесстыдно и безрассудно.
Ответ на возражение 2. Киприан говорит о женщинах, которые красятся, что является своего рода искажением образа, которое не может быть свободным от греха. Поэтому Августин говорит: «Раскрашивать себя, чтобы выглядеть румяней или бледней, означает совершать подлог. Я не уверен, желают ли быть обманутыми ими даже их мужья, единственно ради которых им дозволено, а не запрещено, себя украшать». Однако такое раскрашивание не всегда обусловливает смертный грех, но – только тогда, когда оно делается ради чувственного удовольствия или из презрения к Богу, и именно к этим случаям относится сказанное Киприаном.
Впрочем, до?лжно иметь в виду, что одно дело подделывать красоту, которой нет, и совсем другое – скрывать вызванное болезнью или какой-либо иной причиной уродство. Последнее является совершенно законным, поскольку, по словам апостола, «которые нам кажутся менее благородными в теле, о тех более прилагаем попечение» (1 Кор. 12:23).
