и самонадеянностью. Точно так же и вера является серединой между противоположными ересями, поскольку, по утверждению Боэция, «веруя в одно Лицо и две природы Христа, мы блюдем середину между ересью Нестория, который настаивал на существовании двух лиц и двух природ, и ереси Евтихия, который заявлял об одном лице и одной природе»271. Следовательно, теологическая добродетель блюдет середину.

Этому противоречит следующее: в случае тех добродетелей, которые блюдут середину, всегда возможен грех вследствие избыточности или недостаточности. Но перед Богом, Который является объектом теологической добродетели, невозможно согрешить вследствие избыточности, в связи с чем в Писании сказано: «Прославляя Господа, превозносите Его, сколько можете, но и затем Он будет превосходнее» (Сир. 43:32). Следовательно, теологическая добродетель не блюдет середины.

Отвечаю: как уже было сказано (1), середина добродетели зависит от соответствия правилу добродетели, или мере, поскольку эта мера может быть превышена или не достигнута. Затем, мера теологической добродетели может быть двоякой. Во-первых, ее можно возводить к природе добродетели, и в таком случае мера и правило теологической добродетели – это Сам Бог, поскольку правилом нашей веры является божественная истина, любви – Его совершенство, надежды – беспредельность Его всемогущества и благодатной любви. Эта мера превосходит любую человеческую способность, и потому мы никогда не сможем ни любить Бога настолько, насколько Его должно любить, ни верить и надеяться на Него настолько, насколько должно. Следовательно, во всем этом нет и не может быть никакой избыточности. Поэтому благо таких добродетелей состоит не в середине, а в постоянном возрастании, тем большем, чем более мы восходим к высшим степеням.

Во-вторых, правило или меру теологической добродетели можно рассматривать в отношении нас; в самом деле, хотя мы и не можем восходить к Богу настолько, насколько должно, тем не менее, мы должны, веря, надеясь и любя, восходить к Нему согласно мере нашего состояния. Следовательно, акцидентно и в отношении нас в теологической добродетели можно различать середину и крайности.

Ответ на возражение 1. Благо умственных и нравственных добродетелей состоит в середине в смысле соответствия разума мере, которая может быть превышена. Однако для теологической добродетели как таковой подобного превышения быть не может, о чем уже было сказано.

Ответ на возражение 2. Нравственные и умственные добродетели совершенствуют наши ум и желание в отношении сотворенных меры и правила, тогда как теологические добродетели совершенствуют их в отношении несотворенных правила и меры. Следовательно, приведенная аналогия неуместна.

Ответ на возражение 3. Надежда блюдет середину между самонадеянностью и отчаянием в отношении нас, а именно постольку, поскольку человек, так сказать, бывает самонадеян в надежде получить от Бога превосходящее его состояние благо или бывает отчаявшимся вследствие утраты надежды на то, на что он в своем состоянии мог бы надеяться. Но не бывает и не может быть никакого избытка надежды в отношении Бога, совершенство Которого бесконечно. И подобным же образом вера является серединой между противоположными ересями не в отношении объекта, т.е. Бога, в Которого мы не можем излишне верить, а в отношении правильного человеческого суждения, которое является серединой между противоположными мнениями, что уже было разъяснено.

Вопрос 65. О ВЗАИМОСВЯЗИ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ

Теперь нам надлежит исследовать взаимосвязь добродетелей, под каковым заглавием наличествует пять пунктов: 1) связаны ли нравственные добродетели друг с другом; 2) могут ли существовать нравственные добродетели без любви; 3) может ли существовать без них любовь; 4) могут ли существовать вера и надежда без любви; 5) может ли существовать без них любовь.

Раздел 1. СВЯЗАНЫ ЛИ НРАВСТВЕННЫЕ ДОБРОДЕТЕЛИ ДРУГ С ДРУГОМ?

С первым положением дело обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что нравственные добродетели не связаны друг с другом. В самом деле, как показано во второй книге «Этики», нравственные добродетели подчас обусловливаются теми или иными поступками272. Но человек может совершать поступки, связанные с одной добродетелью, и при этом не совершать поступки, связанные с какой-либо иной добродетелью. Следовательно, можно обладать одной нравственной добродетелью и при этом не обладать какой-то другой.

Возражение 2. Далее, великолепие и величавость – это нравственные добродетели. Но человек может обладать многими нравственными добродетелями, не будучи при этом ни великолепным, ни величавым. Так, Философ говорит, что «бедняк не сможет быть великолепным»273, но при этом у него могут иметься другие добродетели; а еще он говорит, что «достойный малого и считающий себя достойным малого благоразумен, но не величав»274. Следовательно, нравственные добродетели не связаны друг с другом.

Возражение 3. Далее, как нравственные добродетели совершенствуют желающую часть души, точно так же умственные добродетели совершенствуют умственную часть. Но умственные добродетели не связаны друг с другом, поскольку мы можем обладать одним знанием и не обладать каким-то другим. Следовательно, и нравственные добродетели не связаны друг с другом.

Возражение 4. Кроме того, взаимосвязь нравственных добродетелей, если бы таковая имела место, могла бы осуществляться только через посредство их соединения в рассудительности. Но последняя не может соединить в себе все нравственные добродетели. В самом деле, похоже на то, что можно быть рассудительным в отношении того, что делается в связи с одной добродетелью, и при этом не быть рассудительным в отношении того, что делается в связи с другой, что подобно тому, как можно владеть искусством создания одних вещей, не владея при этом искусством создания других. Но рассудительность – это правильное суждение о вещах, которые будут выполнены. Следовательно, нравственные добродетели не обязательно связаны друг с другом.

Этому противоречит следующее: Амвросий, комментируя слова Луки (Лк. 6:20), говорит, что «добродетели соединены и связаны вместе таким образом, что если в ком-либо усмотришь одну из них, значит, вскоре обнаружишь еще несколько»; и Августин говорит, что «сущие в человеческой душе добродетели никоим образом не отделяются друг от друга»275; и Григорий говорит, что «одна добродетель без другой или вообще ничего не стоит, или же крайне несовершенна»276; и Цицерон говорит, что «если согласишься с тем, что у тебя нет какой-то частной добродетели, то из этого с необходимостью будет следовать, что ты не обладаешь ни одной»277.

Отвечаю: нравственную добродетель можно рассматривать или как совершенную, или как несовершенную. Несовершенная нравственная добродетель, например, благоразумие или мужество, является только некоторой склонностью совершать добрые поступки, и такая склонность может возникнуть в нас или по природе, или по навыку. Если мы рассматриваем нравственные добродетели именно так, то они не связаны; например, есть люди, которые по природе или по навыку склонны к щедрости, но не склонны к скромности. А вот совершенная нравственная добродетель – это навык, который склоняет нас совершать добрые поступки правильно, и если мы рассматриваем нравственные добродетели в этом отношении, то нам надлежит утверждать, что они связаны приблизительно так же, как согласовываются слова в выражении.

По этим двум упомянутым причинам многие авторы указывают нам на различия главных добродетелей, хотя и говорят об этом по-разному В самом деле, как было показано выше (61, 3), некоторые различают их в соответствии с наиболее общими свойствами добродетелей, говоря, например, что какой бы случай мы ни взяли, все равно рассудительности будет свойственна осмотрительность, правосудности –долженствование, благоразумию – умеренность, а мужеству – сила воли. При таком подходе взаимосвязь очевидна: ведь, например, сила воли вряд ли может считаться добродетелью, если ей не сопутствуют умеренность, долженствование и осмотрительность. Рассуждая подобным образом, Григорий указывает на эту взаимосвязь, говоря, что «добродетель не может быть истинной», т.е. совершенной, «если она существует отдельно от других», и потому «не существует истинной рассудительности без благоразумия, правосудности и мужества», и далее он продолжает в том же духе о других добродетелях278. И Августин приводит точно такие же доводы279.

Другие, впрочем, различают эти добродетели со стороны материи, и именно в этом видит причину их связи Аристотель280. В самом деле, как было показано выше (58, 4), никакая нравственная добродетель не может существовать без рассудительности, поскольку нравственной добродетели надлежит делать правильный выбор, а рассудительность как раз и является навыком к выбору. В самом деле, для правильного выбора необходима не только интенция к надлежащей цели, каковая интенция является прямым следствием нравственной добродетели, но еще и правильный выбор средств для достижения цели, каковой выбор осуществляется рассудительностью, которая решает, судит и распоряжается тем, что служит достижению цели. Подобным же образом нельзя быть рассудительным, не обладая при этом нравственной добродетелью; в самом деле, «рассудительность – это правильное суждение о вещах, которые будут выполнены», а началом суждения является цель, ради которой будет выполнена вещь, к каковой цели человек правильно располагается нравственной добродетелью. Следовательно, как мы, не обладая знанием начал, не можем обладать и созерцательной наукой, точно так же мы не можем обладать и рассудительностью, не обладая нравственной добродетелью, из чего с очевидностью следует, что нравственные добродетели связаны друг с другом.

Ответ на возражение 1. Некоторые нравственные добродетели совершенствуют человека с точки зрения его состояния в целом, иными словами, в отношении тех вещей, которые касаются каждого человека. В таком случае человеку необходимо упражняться в том, что касается одновременно всех нравственных добродетелей. И если он упражняется посредством добрых дел во всех такого рода вещах, то он приобретет навыки ко всем нравственным добродетелям. Но если он упражняется посредством добрых дел в отношении чего-то одного, а в отношении чего-то другого – нет, например, поступает правильно в том, что касается гнева, а в том, что касается вожделения – нет, то он, конечно, приобретает некоторый навык к тому, чтобы сдерживать свой гнев, но этому навыку недостает природы добродетели из-за отсутствия рассудительности в вопросах, связанных с вожделением. Подобным же образом при недостатке рассудительности не будут в полной мере добродетельными и естественные склонности.

С другой стороны, существуют такие нравственные добродетели, которые совершенствуют человека в отношении некоторого особого его состояния, например, великолепие и величавость, и коль скоро далеко не все имеют возможность упражняться в делах, связанных с такого рода добродетелями, то нет ничего несообразного в том, что человек, актуально не обладая навыками к таким добродетелям, в полной мере обладает другими нравственными добродетелями (это, по крайней мере, справедливо в тех случаях, когда речь идет о приобретенных добродетелях). Тем не менее, человек, обладающий остальными (т.е. «общими») добродетелями, самым ближайшим образом в возможности обладает и этими (т.е. «особыми»). В самом деле, когда небогатый человек посредством практических дел становится щедрым в малом, он, разбогатев, без особых усилий приобретает и навык к великолепию, что подобно тому, как геометру не составит труда посредством небольшого обучения приобрести научное знание в отношении некоторого умозаключения, которым он никогда прежде не обладал. Впрочем, в настоящем случае под обладанием вещью мы понимаем именно факт обладания ею, не забывая при