потому, что в них самих мы обретаем своего рода зачатки того счастья, которое, как уже было сказано (3, 6), заключается в познании истины.
Ответ на возражение 2. Причина, по которой о человеке говорят как о хорошем в связи с нравственной, а не в связи с умственной добродетелью, та, что желание, как уже было сказано, подвигает другие способности к их актам. Поэтому приведенный аргумент всего лишь доказывает, что нравственная добродетель является лучшей относительно.
Ответ на возражение 3. Рассудительность определяет нравственные добродетели не только к выбору средств, но также и к выбору цели. В самом деле, целью любой нравственной добродетели, как сказано в «Этике»299, является достижение середины того, что подпадает под действие этой добродетели, каковая середина назначается правильно руководствующей рассудительностью.
Раздел 4. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ПРАВОСУДНОСТЬ ГЛАВЕНСТВУЮЩЕЙ НАД НРАВСТВЕННЫМИ ДОБРОДЕТЕЛЯМИ?
С четвертым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что правосудность не главенствует над нравственными добродетелями. В самом деле, лучше отдать кому-то свое, нежели оплатить то, что должно. Но первое принадлежит щедрости, а второе – правосудности. Следовательно, щедрость является более главной добродетелью, чем правосудность.
Возражение 2. Далее, главным качеством вещи является, по-видимому, то, в котором она наиболее совершенна. Но, как сказано в Писании, «терпение же должно иметь совершенное действие» (Иак. 1:4). Следовательно, похоже на то, что терпение главнее правосудности.
Возражение 3. Далее, как сказано в четвертой книге «Этики», «величавость – это украшение всех добродетелей»300. То есть она возвеличивает в том числе и правосудность. Следовательно, она главнее правосудности.
Этому противоречит сказанное Философом о том, «правосудность является величайшей из добродетелей»301.
Отвечаю: добродетель, рассматриваемая в своем виде, может быть большей или меньшей либо просто, либо относительно. Как уже было сказано (1), о добродетели говорят как о тем большей просто, чем на большее количество разумных благ она простирается. В этом смысле правосудность, будучи более других причастной разуму, является самой превосходной из всех нравственных добродетелей. Это легко увидеть, если рассмотреть ее субъект и объект: субъект – поскольку им является воля, а воля, как уже было сказано (8, 1; 26, 1), является разумным желанием; объект, или материю, – поскольку им является деятельность, посредством которой человек соотносится не только с собой, но и с другими. По этой причине «правосудность является величайшей из добродетелей». Что же касается других нравственных добродетелей, которые связаны со страстями, то чем более их материя, в которой происходит движения желания, подчинена разуму, тем более она и превосходна, поскольку в таком случае эта добродетель простирается на большее количество разумных благ. Затем, из всего, что связано с человеком, главнейшим является его жизнь, от которой зависит все остальное. Таким образом, первое место среди относящихся к страстям нравственных добродетелей по праву занимает мужество, которое подчиняет движение желания разуму в вопросах жизни и смерти, но при этом оно зависит от правосудности. Поэтому Философ говорит, что «коль скоро добродетель есть способность оказывать благодеяния, то величайшими из добродетелей необходимо будут те, которые наиболее полезны для других. Вследствие этого наибольшим почетом пользуются люди правосудные и мужественные, потому что мужество приносит пользу людям во время войны, а правосудность – и на войне, и в мирное время»302. За мужеством следует благоразумие, которое подчиняет желание разуму в том, что напрямую касается жизни либо одного индивида, либо одного вида, а именно в вопросах, связанных с питанием и размножением. Таким образом, эти три добродетели вместе с рассудительностью называются главными добродетелями еще и по причине своего превосходства.
О добродетели говорят как о большей относительно постольку, поскольку она укрепляет или украшает главную добродетель, что подобно тому как хотя сущность и превосходнее акциденции просто, тем не менее, некоторая частная акциденция может быть превосходнее этой сущности в той мере, в какой она совершенствует сущность в некотором акцидентном модусе бытия.
Ответ на возражение 1. Акт щедрости должен основываться на акте правосудности, поскольку «щедрость сказывается именно при возможности распоряжаться своим добром»303. Поэтому без правосудности, различающей «мое» и «твое», щедрость невозможна, тогда как правосудность может существовать и без щедрости. Следовательно, правосудность больше щедрости просто, поскольку она является главной и более универсальной добродетелью, в то время как щедрость больше относительно, поскольку она украшает и дополняет правосудность.
Ответ на возражение 2. О терпении говорят, что оно «имеет совершенное действие», поскольку оно стойко претерпевает зло, тем самым исключая не только несправедливую месть, которую исключает и правосудность; не только ненависть, которую сдерживает и любовь; не только гнев, который усмиряет и кротость; но также и чрезмерное страдание, которое является корнем всего вышеперечисленного. Поэтому оно, обращаясь к корням, является в данном случае и наиболее совершенным и превосходным. Тем не менее, оно не является совершеннейшей из добродетелей просто. В самом деле, мужество не только позволяет невозмутимо сносить несчастья, но еще и противостоять им. Следовательно, мужественный всегда терпелив, но терпеливый – не всегда мужественен, поскольку терпение – это часть мужества.
Ответ на возражение 3. Как сказано в четвертой книге «Этики», величавость невозможна без других добродетелей304. Следовательно, она сопоставима с ними как их украшение и потому может быть больше их только относительно, но никак не просто.
Раздел 5. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ МУДРОСТЬ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ИЗ УМСТВЕННЫХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ?
С пятым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что мудрость не является величайшей из умственных добродетелей – ведь тот, кто отдает распоряжения, больше, чем тот, кто их исполняет. Но рассудительность, похоже, отдает распоряжения мудрости, поскольку, как сказано в первой книге «Этики», наука о государстве, которая принадлежит рассудительности, «устанавливает, какие науки нужны в государстве, а также какие науки и в каком объеме должен изучать каждый»305. И коль скоро мудрость – это одна из наук, то похоже на то, что рассудительность больше мудрости.
Возражение 2. Далее, добродетель по своей природе такова, что она располагает человека к счастью, поскольку добродетель, как сказано в седьмой книге «Физики», это «расположение совершенной вещи к тому, что является наилучшим»306. Но рассудительность – это правильное суждение о вещах, которые будут выполнены, что, собственно, и располагает человека к счастью, в то время как мудрость не уделяет внимания человеческим действиям, посредством которых человек достигает счастья. Следовательно, рассудительность является большей добродетелью, чем мудрость.
Возражение 3. Далее, чем совершеннее знание, тем оно, похоже, и больше. Но знанием человеческих действий, которые являются субъектом науки, мы обладаем более совершенно, нежели знанием божественных вещей, которые являются субъектом мудрости (именно такое различение приводит нам Августин307), поскольку божественные вещи непостижимы, согласно сказанному в Писании: «Вот, Бог – велик, и мы не можем познать Его» (Иов. 36:26). Следовательно, наука является большей добродетелью, чем мудрость.
Возражение 4. Кроме того, знание начал превосходнее знания умозаключений. Но мудрость, как и другие науки, выводит умозаключения из недоказуемых начал, которые являются объектом добродетели мышления. Следовательно, мышление является большей добродетелью, чем мудрость.
Этому противоречит сказанное Философом о том, что из всех умственных добродетелей мудрость является «заглавной»308.
Отвечаю: как уже было сказано (3), величина добродетели со стороны вида зависит от ее объекта. Но объект мудрости превосходнее объектов всех остальных умственных добродетелей, поскольку мудрость, как сказано в начале «Метафизики», исследует Первую Причину, т.е. Бога. И коль скоро по причине мы судим о следствиях и по более высокой причине – о более низких следствиях, то, таким образом, именно мудрость выносит суждение обо всех других умственных добродетелях и созидает их.
Ответ на возражение 1. Коль скоро рассудительность направлена на человеческие действия, а мудрость – на Первую Причину, то невозможно, чтобы рассудительность была большей добродетелью, чем мудрость, поскольку, как сказано в шестой книге «Этики», «человек не есть высшее из всего в мире»309. Поэтому должно утверждать, что, как сказано в той же книге, не рассудительность распоряжается мудростью, а наоборот, поскольку «духовный судит о всем – а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2:15). Действительно, рассудительности нет никакого дела до высших материй, которые являются объектом мудрости, и ее распоряжения касаются вещей, которые направлены на мудрость, а именно на то, каким образом люди могут обрести мудрость. Поэтому рассудительность и политическая наука находятся в услужении у мудрости, проторяя ей путь, как привратник отворят двери царю.
Ответ на возражение 2. Рассудительность исследует средства для достижения счастья, а мудрость исследует сам объект счастья, а именно Высшее Умопостигаемое. И так как мудрость исследует более совершенный объект, то и акт мудрости несет в себе более совершенное счастье, однако поскольку в этой жизни акт мудрости несовершенен с точки зрения своего основного объекта, а именно Бога, то из этого следует, что акт мудрости – это только начало или причастность к грядущему счастью. Но по совокупности причин мудрость все же более близка к счастью, нежели рассудительность.
Ответ на возражение 3. Как сказал Философ, «одно знание выше другого либо по степени совершенства, либо потому что оно суть знание о более возвышенном объекте»310. Следовательно, если объекты являются в равной степени благими и возвышенными, то большей будет та добродетель, которая обладает более конкретным знанием. Но добродетель, которая обладает менее точным знанием относительно более возвышенного и благого объекта, предпочтительнее той, которая обладает более конкретным знанием относительно менее возвышенного объекта. Поэтому Философ говорит, что «познание чего-либо из того, что связано с небесными сущностями, вызывает величайшие затруднения, хотя бы речь шла лишь о вероятностном и частичном решении этих вопросов»311. И еще, что «лучше знать немногое о возвышенном, чем многое о посредственном»312. Таким образом, та мудрость, которой принадлежит полное знание о Боге, недостижима для человека, особенно в этой жизни, поскольку «Бог один имеет этот дар»313. Тем не менее, даже небольшое знание о Боге, которым мы можем обладать благодаря мудрости, предпочтительнее всякого другого знания.
Ответ на возражение 4. Истина и познание недоказуемых начал основывается на осмыслении условий, ибо как только мы познаем, что есть целое и что есть часть, мы сразу же познаем и то, что всякое целое больше своей части. Затем, осмысление бытия и не-бытия, целого и части и других последующих бытию вещей, которые являются условиями, на которых основываются недоказуемые начала, является функцией мудрости, поскольку универсальное бытие является непосредственным следствием Первой Причины, каковая суть Бог. И потому мудрость использует являющиеся объектом мышления недоказуемые начала не только для того, чтобы, подобно другим наукам, выводить из них умозаключения, но также и для того, чтобы выносить о них свои суждения и приводить доказательства против мнения тех, кто их отрицает. Следовательно, мудрость является большей добродетелью, чем мышление.
Раздел 6. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ЛЮБОВЬ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ИЗ ТЕОЛОГИЧЕСКИХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ?
С шестым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1.
