на частности.
Возражение 5. Кроме того, согласно Философу, «слова выражают мысли ума»480. Но часто случается так, что человек, находясь в состоянии страсти, тем не менее, сознает, что избранное им в данном конкретном случае является злом. Следовательно, он обладает знанием даже о частном.
Таким образом, похоже на то, что страсти не могут склонить разум вопреки универсальному знанию, поскольку невозможно иметь одновременно знание об общем и противоположное ему частное суждение.
Этому противоречит сказанное апостолом: «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного» (Рим. 7:23). Но находящийся в членах закон суть вожделение, о котором мы уже рассуждали выше. И коль скоро вожделение – это страсть, то похоже на то, что страсть склоняет разум вопреки знанию.
Отвечаю: по словам Философа, Сократ утверждал, что знание никогда не может быть преодолено страстью, поскольку, по его мнению, всякая добродетель есть своего рода знание, а всякий грех – своего рода неведенье481. В этом он был отчасти прав: действительно, коль скоро объектом воли является благо или то, что кажется таковым, она никогда не подвигнет к злу иначе, как только если то, что не есть благо, не представится разуму благом в некотором отношении, то есть воля никогда бы не склонялась к злу, если бы в разуме никогда не было никакого неведения или заблуждения, в связи с чем читаем в Писании: «Не заблуждаются ли умышляющие зло?» (Прит. 12:22).
Однако опыт показывает, что многое делается вопреки имеющемуся знанию, о чем свидетельствует и авторитет Святого Писания, в котором читаем: «Раб же тот, который знал волю господина своего… и не делал по воле его, бит будет много» (Лк. 12:47); и еще: «Кто разумеет делать добро и не делает, тому – грех» (Иак. 4:17). Следовательно, Сократ не был абсолютно прав, и нам, как указывает Философ, необходимо проводить различение482. В самом деле, коль скоро человек определяется к правильному действию двояким знанием, а именно универсальным и частным, то изъяна в любом из них может оказаться достаточно для того, чтобы, как было показано выше (76, 1), воспрепятствовать правоте воли и поступка. Ведь бывает же так, что человек, обладая неким знанием об общем, например, что любое прелюбодеяние беззаконно, тем не менее в конкретном случае может не знать, что этот вот акт, который является прелюбодеянием, никоим образом нельзя исполнять, и этого оказывается достаточно для того, чтобы воля не следовала универсальному знанию разума. Опять же, должно иметь в виду, что ничто не препятствует тому, чтобы вещь, которая известна по навыку, не подвергалась при этом актуальному рассмотрению, и потому человек, обладающий правильным знанием не только об общем, но также и о частном, вполне может не рассматривать свое знание актуально. И в таком случае отнюдь не кажется нелепым, что человек может действовать наперекор тому, что он не рассматривает актуально. Затем, то, что человек подчас не подвергает частному рассмотрению известное ему по навыку, может происходить вследствие простого недостатка внимания; так, например, знаток геометрии может не уделять внимания исследованию геометрических заключений, которые он готов исследовать в любое время. Иногда же человек оказывается не в состоянии актуально рассматривать известное ему по навыку из-за некоторого сопутствующего препятствия, такого, например, как какая-то внешняя занятость или телесная немощь, и в таком случае находящийся в состоянии страсти человек может оказаться неспособным рассматривать в частности то, что он знает в общем, а именно настолько, насколько этому рассмотрению будет препятствовать страсть, каковое препятствование может происходить трояко. Во-первых, посредством отвлечения, о чем было сказано выше (1). Во-вторых, посредством противоположения, поскольку страсть часто склоняет человека к чему-либо вопреки его универсальному знанию. В-третьих, посредством телесного превращения, в результате которого разум оказывается так или иначе скованным и неспособным действовать свободно, как это бывает во сне или в состоянии опьянения, когда определенные телесные изменения препятствуют пользованию разумом. То, что подобное имеет место в случае страстей, очевидно из того факта, что иногда, когда страсти накалены до предела, человек полностью утрачивает способность использовать разум; так, многие сошли с ума из-за избытка любви или гнева. Таким вот образом страсть может склонять разум к частному суждению, которое противоположно его универсальному знанию.
Ответ на возражение 1. Обладающее наибольшей несомненностью универсальное знание в случае действия не является определяющим – скорее таковым является частное знание, поскольку действие связано с единичностями. Поэтому нет ничего необычного в том, что когда во время действия рассмотрение частного знания оказывается недостаточным, страсть противостоит универсальному знанию.
Ответ на возражение 2. То, что нечто представляется разуму неким частным благом, не будучи при этом таковым, является следствием страсти, и при этом указанное частное суждение противоположно универсальному знанию разума.
Ответ на возражение 3. Невозможно в одно и то же время обладать актуальным знанием или истинным мнением относительно универсального утвердительного суждения и ложным мнением относительно частного отрицательного суждения, или наоборот. Но нет ничего несообразного в том, что человек обладает истинным знанием по навыку относительно универсального утвердительного суждения и актуально ложным мнением относительно частного отрицательного, поскольку акт непосредственно противоположен не навыку, а другому акту.
Ответ на возражение 4. Тот, кто обладает знанием об общем, может столкнуться со страстью, препятствующей ему рассуждать об этом общем с целью получения заключения, и он рассуждает в отношении другого общего суждения, предложенного склоняющей страстью, из которого он и выводит свое заключение. В самом деле, как говорит Философ, у силлогизма невоздержанного человека есть четыре посылки, две частные и две общие, и одна из каждых двух принадлежит разуму, например: «Всякое прелюбодеяние беззаконно», а другая – страсти, например: «Нужно преследовать непосредственное удовольствие»483. Таким образом, страсть сковывает разум и препятствует ему рассуждать и приходить к заключению согласно первой посылке, и пока длится эта страсть, разум рассуждает и приходит к заключению согласно второй.
Ответ на возражение 5. Как пьяный подчас придает большое значение произносимым им словам, хотя его опьянение препятствует ему выносить о них верное суждение, точно так же и тот, кто охвачен страстью, действительно может на словах осуждать свои действия, но при этом его внутренняя мысль подсказывает ему, что нужно их продолжать, о чем читаем в седьмой книге «Этики»484.
Раздел 3. МОЖНО ЛИ НАЗЫВАТЬ СОВЕРШЕННЫЙ ИЗ-ЗА СТРАСТИ ГРЕХ ГРЕХОМ ПО СЛАБОСТИ?
С третьим положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что совершенный из-за страсти грех не должно называть грехом по слабости. Ведь страсть, как уже было сказано (1), это неистовое движение чувственного желания. Но неистовость движения свидетельствует скорее о силе, чем о слабости. Следовательно, совершенный из-за страсти грех не должно называть грехом по слабости.
Возражение 2. Далее, наиболее слабо в человеке то, что наиболее преходяще. Но такова плоть, в связи с чем читаем: «Он помнил, что они – плоть» (Пс. 77:39). Следовательно, грехами по слабости должны быть названы, пожалуй, те грехи, которые следуют из телесных изъянов, а не те, которые совершаются из-за страсти.
Возражение 3. Далее, похоже, что человек не является слабым в отношении тех вещей, которые подчинены его воле.
Но будет ли человек делать или не делать то, к чему его страсть склоняет его, зависит от человеческой воли, согласно сказанному в Писании: «Желание твое влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним»485 (Быт. 4:7). Следовательно, совершенный из-за страсти грех не является грехом по слабости.
Этому противоречит мнение Цицерона, который полагал страсти болезнями души486. Но слабость – это другое имя болезни. Следовательно, тот грех, который последует страсти, можно называть грехом по слабости.
Отвечаю: причину греха надлежит усматривать со стороны души, в которой по преимуществу и коренится грех. Затем, душе можно усваивать слабость по аналогии со слабостью тела. В самом деле, о человеческом теле говорят как о слабом тогда, когда оно повреждено или встречает препятствие на пути выполнения надлежащего действия вследствие некоторой неупорядоченности его частей, а именно когда жидкости и члены человеческого тела перестают подчиняться своим управляющим и движущим силам. Таким образом, тот или иной член тела называется слабым, когда он не способен исполнять функции здорового члена, например, глаз – когда он не может ясно видеть. Поэтому и слабость души проявляется в том, что душа встречает препятствие на пути выполнения надлежащего ей действия вследствие неупорядоченности в ее частях. Далее, как о частях тела говорят как о находящихся вне порядка тогда, когда они оказываются не в состоянии подчиняться порядку природы, точно так же о частях души говорят как о неупорядоченных тогда, когда они не подчиняются порядку разума, поскольку разум является управляющей силой частей души. Поэтому когда вопреки порядку разума на вожделеющую или раздражительную способность воздействует какая-либо страсть, то в результате этого на пути выполнения надлежащего человеку действия возникает препятствие (а как именно – об этом уже было сказано), что и принято считать грехом по слабости (в связи с чем Философ сравнивает невоздержанного человека с эпилептиком, члены которого движутся вопреки его намерению487).
Ответ на возражение 1. Как в случае тела – чем сильнее противное порядку природы движение, тем слабее оказывается тело, точно так же чем сильнее противное порядку разума движение страсти, тем слабее оказывается душа.
Ответ на возражение 2. Грех надлежит усматривать в первую очередь в акте воли, для которого слабость тела не является препятствием; в самом деле, слабый телом может быть готовым к действию со стороны воли, хотя при этом и наталкиваться на препятствие со стороны страсти, о чем уже было сказано (1). Поэтому когда речь идет о грехах по слабости, то в первую очередь надлежит обращать внимание на слабость не тела, а души. Впрочем, порою слабость души называют слабостью плоти, а именно постольку, поскольку она является следствием состояния плоти – ведь страсти души возникают в нас через посредство чувственного желания, которое является использующей телесный орган способностью.
Ответ на возражение 3. Соглашаться или нет на то, к чему склоняет нас страсть, зависит от воли, и в этом смысле о нашем желании говорят как о том, над чем мы господствуем; однако это согласие или несогласие воли может встречать препятствие, а как – уже было разъяснено (1).
Раздел 4. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ СЕБЯЛЮБИЕ ПЕРВОПРИЧИНОЙ ВСЯКОГО ГРЕХА?
С четвертым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что себялюбие не является первопричиной всякого греха. В самом деле, то, что само по себе благо и правильно, не может являться надлежащей причиной греха. Но любовь к себе сама по себе блага и правильна, по каковой причине человеку предписывается любить ближнего своего как самого себя (Лев. 19:18).
