и не испытывал внутренних нападений со стороны «порчи» греха, Он испытывал внешние нападения со стороны мира и диавола и, превозмогши их, заслужил венец победителя.
Раздел 3. Наличествовало ли в Христе неведенье?
С третьим положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что в Христе наличествовало неведенье. В самом деле, в Христе поистине есть то, что принадлежит Ему со стороны Его человеческой природы, даже если оно не принадлежит Ему со стороны Его божественной Природы, например страдание и смерть. Но неведенье принадлежит Христу со стороны Его человеческой природы, поскольку, по словам Дамаскина, «Христос воспринял естество, не обладавшее ведением и рабское»204. Следовательно, в Христе поистине наличествовало неведенье.
Возражение 2. Далее, о человеке говорят как о несведущем по причине изъяна в его знании. Но Христу недоставало некоторого знания, поскольку, по словам апостола, «не знавшего греха Он сделал для нас как имеющего грех» (2 Кор. 5:21). Следовательно, в Христе наличествовало неведенье.
Возражение 3. Далее, в Писании сказано: «Ибо прежде, нежели дитя будет уметь выговорить: «Отец мой! Мать моя!», богатства Дамаска… понесут» (Ис. 8:4). Следовательно, в Христе наличествовало неведенье относительно некоторых вещей.
Этому противоречит следующее: неведенье не устраняется неведеньем. Но Христос пришел, чтобы устранить наше неведенье, поскольку Он пришел «просветить сидящих во тьме и тени смертной» (Лк. 1:79). Следовательно, в Христе не было никакого неведенья.
Отвечаю: как явствует из вышесказанного (7, 9; 9), в Христе наличествовала не только полнота добродетели и благодати, но и полнота всяческого знания. И подобно тому, как полнота добродетели и благодати исключала в Христе «порчу» греха, точно так же полнота знания исключала в Нем противоположное знанию неведенье. Следовательно, в Христе не было ни «порчи» греха, ни какого бы то ни было неведенья.
Ответ на возражение 1. Принятое Христом естество можно рассматривать двояко. Во-первых, в его видовой природе, и в этом смысле Дамаскин говорит о нем как о «не обладавшем ведением и рабском», а вслед за тем добавляет: «Ибо человеческое естество в отношении к сотворившему его Богу является рабским и не обладает знанием будущего». Во-вторых, его можно рассматривать со стороны его соединения с божественной ипостасью, благодаря которому оно обладало полнотой знания и благодати, согласно сказанному в Писании: «Мы видели Его, как единородного от Отца, полного благодати и истины»205 (Ин. 1:14), и в этом смысле человеческое естество Христа не было поражено неведеньем.
Ответ на возражение 2. О Христе сказано, что Он не знал греха, потому что у Него не было опытного познания греха. Однако Он знал его посредством простого знания.
Ответ на возражение 3. Здесь пророк имеет в виду человеческое знание Христа, и потому говорит: «Прежде, нежели дитя (то есть в Своем человеческом естестве) будет уметь выговорить: “Отец мой!” (то есть Иосиф, которого считали Его отцом) “Мать моя!” (то есть Мария), богатства Дамаска… понесут». Поэтому нам надлежит понимать это не в том смысле, что некоторое время Он был не знавшим этого человеком, а в том, что «прежде, нежели Он будет уметь» (то есть прежде, чем Он как обладающий человеческим знанием человек), и далее – либо буквально: «Богатства Дамаска и добычи самарийские понесут пред царем ассирийским», либо духовно, как разъясняет эти слова глосса: «Прежде, чем Он родится, Он будет спасать людей Своих исключительно молитвой». Августин же, со своей стороны, утверждает, что здесь речь идет о поклонении волхвов. Так, он говорит: «Прежде, чем Он выговорил человеческие слова в человеческой плоти, Он получил богатство, которым хвалился Дамаск (ведь главным в богатстве почитается золото). Добычами же самарийскими были сами самаритяне. Действительно, словом «Самария» обозначается идолопоклонство, поскольку эти люди, отвратившись от Господа, обратились к поклонению идолам. Поэтому они были первыми добычами, которые дитя отняло у господствующего там идолопоклонства». Таким образом, слова: «Прежде, нежели дитя будет уметь выговорить», могут означать: «Прежде, нежели Он явит Себя как умеющего выговорить».
Раздел 4. Была ли душа Христа подвержена страстям?
С четвертым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что душа Христа не была подвержена страстям. В самом деле, претерпевают только оттого, что сильнее, как это явствует из слов Августина, сказавшего, что «то, что производит, превосходнее того, из чего оно что-нибудь производит»206, и Философа207. Но нет такой твари, которая была бы сильнее души Христа. Поэтому душа Христа не могла претерпевать от какой-либо твари и, следовательно, она не был подвержена страстям – ведь при невозможности от чего-либо пострадать, претерпевающая способность бесполезна.
Возражение 2. Далее, Туллий называет душевные страсти недугами. Но душа Христа не имела никакого недуга, поскольку недуги души являются следствиями греха, как это явствует из слов Писания: «Исцели душу мою – ибо согрешил я пред Тобою» (Пс. 40:5). Следовательно, в душе Христа не было никаких страстей.
Возражение 3. Далее, душевные страсти, похоже, суть то же, что и «порча» греха, по каковой причине апостол называет их «страстями греховными» (Рим. 7:5). Но ранее (2) мы показали, что в Христе не было «порчи» греха. Таким образом, похоже на то, что в Его душе не было никаких страстей и, следовательно, Его душа была бесстрастной.
Этому противоречит сказанное в Писании от имени человека Христа: «Душа моя насытилась бедствиями» (Пс. 87:4), – не грехами, а человеческими бедствиями, то есть, как разъясняет глосса, «страданиями». Следовательно, душа Христа была подвержена страстям.
Отвечаю: помещенная в тело душа может страдать двояко: во-первых, со стороны телесного претерпевания; во-вторых, со стороны животного претерпевания. Она страдает со стороны телесного претерпевания по причине причиняемого телу вреда; ведь коль скоро душа является формой тела, душа и тело обладают общим им бытием, вследствие чего при претерпевании тела от какой-либо телесной страсти душа тоже претерпевает в том своем бытии, которое она разделяет с телом. Следовательно, поскольку тело Христово, как было показано выше (14, 2), было страдательным и смертным, Его душа в указанном смысле тоже необходимо должна была быть страдательной. Но душа страдает и со стороны животного претерпевания, осуществляя те свои деятельности, которые либо присущи душе, либо же связаны с ней таким образом, что больше относятся к ней, чем к телу. И хотя о душе, как было показано выше (ИИ-И, 22, 3; ИИ-И, 41, 1), говорят, что она страдает от «ощущения» и «мышления», однако правильнее всего называть страстями души претерпевания чувственного пожелания. Но и они наличествовали в Христе, равно как и все остальное, что приличествует человеческой природе. Поэтому Августин говорит, что «Господь, благоволивший проводить человеческую жизнь в образе раба, имел эти расположения в тех случаях, в каких полагал должным их иметь. И не было ложным человеческое чувство в Том, в Ком были истинное тело человека и истинная человеческая душа»208.
Однако тут надлежит заметить, что страсти наличествовали в Христе иначе, чем в нас, причем трояко. Во-первых, со стороны объекта, поскольку нас эти страсти нередко склоняют к тому, что незаконно, чего никак нельзя сказать о Христе. Во-вторых, со стороны начала, поскольку в нас эти страсти подчас опережают суждение разума, тогда как в Христе все движения чувственного пожелания брали свое начало в расположении разума. Поэтому Августин говорит, что «Христос посредством неизменного произволения воспринял эти движения Своей человеческой душой, когда восхотел, так же, как сделался человеком, когда восхотел»209. В-третьих, со стороны следствия, поскольку в нас эти движения не всегда остаются в чувственном пожелании, но склоняют разум, что не могло произойти с Христом – ведь Он был расположен так, что те движения, которые естественным образом привходят в человеческую плоть, оставались в чувственном пожелании и никоим образом не препятствовали разуму оставаться правым. Поэтому Иероним комментируя слова из евангелия от Матфея (Мф. 26:37) говорит, что «Господь, являя действительность принятой им человечности, несомненно «скорбел», однако же так, что эта страсть не господствовала в Его душе. Поэтому то, что Он, как сказано, “начал скорбеть и тосковать”, можно назвать пристрастьем (ведь совершенная “страсть» овладевает душой, то есть разумом, тогда как “пристрастье”, зачавшись в чувственном пожелании, далее не идет)».
Ответ на возражение 1. Душа Христа посредством божественной силы могла воспрепятствовать этим страстям привходить в нее, однако Он Сам восхотел подчинить Себя этим телесным и животным страстям.
Ответ на возражение 2. В настоящем случае Туллий высказывает мнение стоиков, которые называли страстями только неупорядоченные движения чувственного пожелания. Но очевидно, что такого рода страсти отсутствовали в Христе.
Ответ на возражение 3. «Страстями греховными» являются движения чувственного пожелания, которые склоняют к незаконным вещам. Но таковых в Христе не было, равно как не было в Нем и «порчи» греха.
Раздел 5. Наличествовала ли в Христе чувственная боль?
С пятым положением дело обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что в Христе не было никакой настоящей чувственной боли. Так, Иларий говорит: «Поелику вместе с Христом имела умереть самая Жизнь, какая еще была нужна боль для страданий в таинстве смерти Того, Кто дарует жизнь умирающим в Нем?». И несколько ниже он продолжает: «Единородный принял человеческую природу, не прекративши быть Богом, и хотя Его били, ранили, бичевали и распяли, все это, усиливая действенность страстей, не причиняло боли, как пробивающее воду копье»210. Следовательно, в Христе не было никакой настоящей чувственной боли.
Возражение 2. Далее, похоже, что зачатой в первородном грехе плоти присуще испытывать боль. Но плоть Христова была зачата не в грехе, а Святым Духом в утробе Девы. Следовательно, нет никакой необходимости в том, чтобы она испытывала страдания от боли.
Возражение 3. Далее, наслаждение от созерцания божественного притупляет чувственную боль, по каковой причине мученики мужественно принимали страдания, думая о божественной любви. Но душа Христа, как уже было сказано (9, 2), обладала совершенством видения Бога, Которого созерцала в Его сущности. Следовательно, Он не испытывал боли.
Этому противоречит сказанное в Писании: «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни» (Ис. 53:4).
Отвечаю: как явствует из вышесказанного (ИИ-И, 35, 7), для истинности телесной боли необходимы телесный ущерб и схватывание ущерба чувством. Но телу Христа, которое, как было показано выше (14, 1), было страдательным и смертным, мог быть причинен ущерб. Не было оно лишено и могущего схватывать ущерб чувства, поскольку душа Христа совершенным образом обладала всеми естественными способностями. Следовательно, нет никаких сомнений в том, что в Христе наличествовала истинная боль.
Ответ на возражение 1. Этими и подобными им словами Иларий желал исключить необходимость боли, а не ее действительность. Поэтому еще ниже он добавляет: «Ни тогда, когда Он жаждал, ни – когда алкал, ни – когда печалился, Господь не испытывал ни жажды, ни голода, ни печали. Телесные обычаи были приняты для того, чтобы доказать
