ужé заранее иметь понятие о справедливом и добром; 2) следовательно, если бы мы захотели придерживаться того, что обычное течение вещей показывает в качестве имеющего именно такое значение, то у нас не получилось бы ничего определенного. Все зависело бы, если говорить о результатах, об опыте, который мы приобретаем, от точки зрения. В обычном течении вещей именно потому, что оно само и есть вот это разнообразие событий, каждый может найти подтверждение для своей субъективной точки зрения, как бы она ни отличалась от других.
Но существует, кроме того, также и внутренний опыт в отношении справедливого, доброго и религиозного. При посредстве чувства мы высказываем суждение, что вот в таком-то образе действий есть нечто доброе или злое; есть у нас и религиозное чувство, религия нас волнует. Одобрение или неодобрение, выражаемое чувством, не содержит в себе ничего, кроме непосредственного высказывания, уверения, что нечто является именно таким или таким не является. Чувство не указывает оснований и не руководствуется основаниями. Какое чувство у нас, чувство одобрения или неодобрения, – это фактически только опыт души. Но чувство вообще непостоянно и изменчиво. Сейчас оно такое, потом – иное. Чувство по сути дела есть нечто субъективное. Каков предмет в чувстве, таков он только во мне как особенном индивиде. Если я говорю: я чувствую нечто вот так или: таким представляется нечто моей душе, то этим я говорю, что оно таково только во мне. Я оставляю нерешенным, таково ли оно и в других людях. Если я в чем-то ссылаюсь только на свое чувство, значит, я не хочу утруждать себя рассмотрением оснований и, стало быть, не хочу согласиться со всеобщим. Я ухожу в этом случае в себя и выражаю только то, какова вещь во мне, а не то, какова она сама по себе объективно и вообще. Объективное, всеобщее есть нечто относящееся к рассуждению (Verständige), или, лучше сказать, понятие.
Если действительно хочешь узнать, что такое роза, гвоздика, дуб и т.д., иначе говоря, хочешь постигнуть их понятие, то прежде нужно постигнуть более высокое понятие, лежащее в их основе, здесь, следовательно, понятие «растение», а чтобы в свою очередь постигнуть понятие «растение», опять-таки нужно постигнуть более высокое понятие, от которого зависит понятие «растение», а именно – понятие «органическое тело». – Чтобы иметь представление о телах, поверхностях, линиях и точках, нужно иметь представление о пространстве, потому что пространство есть всеобщее, тела же, поверхности и т.д. суть только особенные определения в пространстве. Таким же образом будущее, прошедшее и настоящее предполагают в качестве своего всеобщего основания время, и точно таким же образом обстоит дело с правом, долгом и религией, ибо они являются особенными определениями сознания, а сознание – их всеобщим основанием.
§ 3
Сознавая, мы обычно имеем перед собой предмет, иначе говоря, знаем только о предмете и не знаем о себе. Но в нас-то главным образом и существует Я. Если мы представляем себе всего-навсего лишь предмет, то мы сознаем, и сознаем именно предмет. Если же мы представляем себе сознание, то мы сознаем то, как мы сознаем, иначе говоря, мы обладаем тогда сознанием своего сознания. – В своей повседневной жизни мы хотя и обладаем сознанием, но не сознаем того, что мы есть сознание; многим, начиная с присущего нашему телу, мы обладаем бессознательно; например, жизненные отправления, необходимые для нашего самосохранения, мы совершаем и тогда, когда об их характере у нас нет еще сколько-нибудь точного представления, последнее мы приобретаем лишь в науке. Духовно мы тоже суть многое такое, чего мы не знаем. Внешние предметы нашего сознания – это такие предметы, которые мы отличаем от себя и которым приписываем независимое от нас существование. Внутренними же предметами называются определения, иначе говоря, способности, силы нашего Я. Они не существуют вне друг друга, а то, в чем они существуют, как раз и есть Я. – Сознание бывает либо теоретическим, либо практическим.
§ 4
Теоретическое сознание рассматривает то, что есть, и оставляет все это так, как есть. Практическое же сознание является деятельным, оно не оставляет того, что есть, таким же, а совершает в нем изменения и само создает определения и предметы. – В сознании, таким образом, налицо Я и предмет, при этом либо Я бывает определено предметом, либо предмет мною. В первом случае я действую теоретически. Я беру определения предмета в том виде, как они есть. Я оставляю предмет таким, каков он есть, и стараюсь привести свои представления в соответствие с ним. У меня свои определения, у предмета свои. Каков предмет, таким должно быть и содержание моего представления. Определения предмета, как таковые, являются тут для меня правилами. Истина моих представлений в том и состоит, что они согласуются с характером и определениями самого предмета. Закон нашего сознания, поскольку оно выступает как теоретическое сознание, состоит не в том, чтобы воспринимать предметы совершенно пассивно, а в том, что оно должно для того, чтобы воспринимать предметы, направить на это свою деятельность. Мы можем нечто воспринимать и тем не менее не сознавать воспринимаемого, если не направим на это своей деятельности. Эта активность в восприятии есть внимание.
§ 5
Представления, приобретаемые нами благодаря вниманию, мы приводим внутри нас в движение посредством воображения, деятельность которого состоит в том, что оно, когда мы созерцаем какой-нибудь предмет, вызывает в нас образ другого предмета, который как-то связан или был связан с первым. Совсем не обязательно, чтобы предмет, с которым воображение связывает образ другого предмета, был непосредственно перед нами, он может быть перед нами хотя бы только в нашем представлении. Самым распространенным созданием воображения является язык. Язык состоит из внешних знаков и звуков, посредством которых мы и сообщаем то, что думаем, чувствуем или ощущаем. Язык состоит из слов, слова же представляют собой не что иное, как знаки мыслей. Для этих знаков письмо в свою очередь дает знаки, составляемые из букв. Оно позволяет нам сообщать свои мысли, не прибегая к разговору. Иероглифическое письмо отличается от буквенного письма тем, что оно непосредственно заключает в себе целые мысли. В речи чувственно присутствует определенный ряд звуков. Мы обладаем в ней созерцанием ряда звуков. Но мы не останавливаемся на этом впечатлении, наше воображение связывает с ним представление о некотором неприсутствующем предмете. Здесь, таким образом, налицо два момента: чувственное определение и связанное с ним иное представление. Представление выступает здесь исключительно как сущность и как значение предмета, присутствующего в чувстве, каковой вследствие этого является просто знаком. Здесь данное нам содержание противостоит содержанию, которое создано нами.
§ 6
В повседневной жизни представление и мышление путают друг с другом и называют мышлением даже то, что является лишь представлением воображения. Представляя, мы имеем перед собою вещь также и по ее несущественному внешнему существованию. Мысля же, мы отделяем от вещи все несущественное, чисто внешнее и сосредоточиваем внимание только на ее существенных чертах. Мышление через внешнее явление добирается до внутренней природы вещи и делает ее своим предметом. Все случайное оно опускает. Оно берет вещь не такой, какова она как непосредственное явление, а отделяет несущественное от существенного и, следовательно, абстрагируется от несущественного. Созерцая, мы имеем перед собой единичные предметы. Мышление соотносит их друг с другом, иначе говоря, сравнивает их. Сравнивая, оно отмечает общее между ними, а то, чем они отличаются друг от друга, опускает и, таким образом, получает всеобщие представления. Всеобщее представление содержит меньше определенности, чем единичный предмет, входящий в эту всеобщность, ибо всеобщее как раз и получают только путем опускания единичного. Зато охватывает собой всеобщее больше, т.е. имеет гораздо больший объем. В том случае, когда мышление создает всеобщий предмет, мышлению принадлежит деятельность абстрагирования, а вместе с ней и форма всеобщности, как, например, во всеобщем предмете «человек». Содержание же всеобщего предмета мышлению как абстрагированию не принадлежит, а дано мышлению и существует вне и независимо от него.
Мышлению принадлежат, кроме того, многочисленные определения, выражающие ту взаимосвязь между различными явлениями, которая всеобща и необходима. Взаимосвязь между явлениями, как она дана в чувственном созерцании, – это лишь внешняя, случайная взаимосвязь, которая может быть такой или же не такой. Например, камень, упав на мягкую массу, оставляет на ней отпечаток. В чувственном созерцании дано падение камня и то, что вслед за этим по времени появилось углубление в том месте массы, где ее коснулся камень. Оба этих явления – падение камня и углубление в массе – следовали друг за другом во времени. Однако взаимосвязь эта еще не содержит в себе необходимости; не исключено, что одно, как говорится, «при тех же самых условиях» произошло бы, а другого за ним не последовало. Напротив, если взаимоотношение этих двух явлений определяется как взаимосвязь причины и действия, т.е. как каузальность, то такая взаимосвязь необходима, иначе говоря, является взаимосвязью рассудка. Для нее характерно, что, когда при тех же самых условиях происходит одно, другое ужé содержится в нем.
Определения эти суть формы мышления. Дух устанавливает их, повинуясь только самому себе (aus sich selbst), но это одновременно и определения сущего. Лишь путем размышления мы открываем, что такое основание и следствие, внутреннее и внешнее, что существенно и что несущественно. Дух при этом не сознает того, что эти определения он устанавливает произвольно, напротив, он высказывает в них нечто существующее вне и независимо от него.
§ 7
Собственно говоря, поскольку речь идет о том, что дух получает определения, неопределенность Я, или духа, заранее предполагается. Определения духа принадлежат ему даже в том случае, если он получил их от других предметов. Если в нем и есть что-то, что, будучи независимым от него содержанием, создано не им, то все же форма при этом всегда принадлежит ему; например, действуя как воображение, дух черпает материал из созерцания, форма же при этом заключается в ином соединении этого материала по сравнению с тем, каким материал этот был первоначально в созерцании. Во всяком чистом представлении, например в чистом представлении о животном, определенное содержание принадлежит опыту, но всеобщее в таком представлении – это форма, создаваемая духом.
Эта форма есть, следовательно, то, что дух устанавливает сам. При теоретической деятельности, и в этом состоит ее существенное отличие, дух устанавливает только форму, при практической же – он является творцом также и содержания. Содержанием права, например, является личная свобода. Она присуща духу. Практическая способность признает определения своими, собственно говоря, тогда, когда она их хочет. Если они и являются чужими или, лучше сказать, данными мне определениями, то они,