простого представления: «У меня еще нет никакой идеи об этой тяжбе, об этом здании, об этой местности» — означает только, что у меня нет о них представления. Кант реабилитировал выражение «идея» как понятие разума. — Понятие же разума есть, согласно Канту, понятие о безусловном, а в отношении явлений оно трансцендентно, т. е. оно не может иметь адекватного ему эмпирического применения. Понятия разума, по Канту, служат для понятийного постижения (Begreifen), а понятия рассудка — для понимания (Verstehen) восприятии. — На самом же деле, если понятия рассудка действительно понятия, то они понятия (Begriffe) посредством их постигают (wird begriffen), и понимание восприятии посредством понятий рассудка будет постижением. Если же понимание есть только акт определения восприятии посредством таких определений, как, например, целое и части, сила, причина и тому подобное, то оно означает лишь акт определения посредством рефлексии, так же как и под пониманием можно подразумевать всего лишь определенный акт представления совершенно определенного чувственного содержания; так, если, описывая человеку дорогу, говорят, что она в конце леса поворачивает налево, и он, скажем, отвечает: «понимаю», то это «понимание» не означает ничего другого, кроме схватывания [сказанного] представлением и памятью. — «Понятие разума» тоже несколько нескладное выражение; ведь понятие — это вообще нечто относящееся к разуму; а поскольку разум отличают от рассудка и от понятия, как такового, он тотальность понятия и объективности. — В этом смысле идея есть разумное; она необусловленное потому, что лишь то имеет условия, что существенно соотносится с объективностью, но не с такой объективностью, которая определена им самим, а с такой, которая еще имеется по отношению к нему в форме внешности и безразличия, как это еще имело место во внешней цели.

Так как выражение «идея» сохраняется для [обозначения]

объективного или реального понятия и его отличают от самого понятия а тем более от простого представления, то следует, далее еще в большей мере отвергнуть ту оценку идеи, согласно которой ее принимают за нечто лишь недействительное, и об истинных мыслях говорят, что они только идеи. Если мысли суть нечто чисто субъективное и случайное, то они, разумеется, не имеют никакой иной ценности, но в этом отношении они стоят не ниже преходящих и случайных действительностей (Wirklichkeiten), которые равным образом не имеют никакой другой ценности, кроме ценности случайностей и явлений. Если же полагают, что идея, наоборот, не имеет ценности истины потому что она в отношении явлений трансцендентна, что в чувственном мире ей не может быть дан совпадающий с ней предмет 61, то это — странное недоразумение, ибо идее отказывают в объективной значимости потому, что ей недостает-де того, чтб составляет явление, неистинное бытие объективного мира. В отношении практических идей Кант признает, что «нет ничего более вредного и менее достойного философа, чем невежественные ссылки на мнимо противоречащий идее опыт. Самого опыта вовсе не было бы, если бы, например, государственные учреждения были созданы в свое время согласно идеям и если бы вместо них грубые понятия не сделали тщетными все благие намерения именно потому, что они были заимствованы из опыта» . Кант считает идею чем-то необходимым, целью, которую следует ставить себе как прообраз для некоего максимума, стремясь как можно больше приблизить к ней состояние действительности.

Но так как выяснилось, что идея есть единство понятия и объективности, [т. е. ] истинное, то ее следует рассматривать не только как цель, к которой надлежит приближаться, но которая сама всегда остается чем-то потусторонним, а так, что все действительное есть лишь постольку, поскольку оно имеет внутри себя идею и выражает ее. Предмет, объективный и субъективный мир не только должны вообще совпадать с идеей, но сами суть совпадение понятия и реальности; реальность, не соответствующая понятию есть просто явление, нечто субъективное, случайное, произвольное, что не есть истина. Когда говорят, что в опыте нет ни одного предмета, который всецело совпадал бы с идеей , то идея противопоставляется действительному как некий субъективный масштаб. Но чем поистине должно было бы быть нечто действительное, если в нем нет его понятия и его объективность вовсе не соответствует этому понятию, — этого никто не скажет, ибо такое действительное было бы ничто. Механический и химический объект, равно как и субъект, лишенный духа, и дух, сознающий лишь конечное, а не свою сущность, имеют, правда, в самих себе каждый сообразно своей природе — свое понятие существующим не в своей собственной свободной форме. Но они вообще могут быть чем-то истинным, лишь поскольку они суть соединение их понятия и реальности, их души и их тела. Такие целостности, как государство, церковь, перестают существовать, когда разрушается единство их понятия и их реальности; человек (и живое вообще) мертв, когда в нем отделяются друг от друга душа и тело. Мертвая природа механический и химический мир (если под мертвым понимают именно неорганический мир, иначе оно не имело бы никакого положительного значения), мертвая природа, если ее разделяют на ее понятие и ее реальность, есть не более как субъективная абстракция мыслимой формы и бесформенной материи. Дух, который не был бы идеей, единством самого понятия с собой, понятием, имеющим своей реальностью само понятие, был бы мертвым духом, лишенным духа, материальным объектом.

Бытие достигло значения истины, поскольку идея есть единство понятия и реальности; бытием обладает теперь, следовательно, лишь то, что есть идея. Поэтому конечные вещи конечны, поскольку они в самих себе имеют реальность своего понятия не полностью, а нуждаются для этого в других, — или, наоборот, поскольку они предполагаются как объекты и тем самым имеют в самих себе понятие как внешнее определение. Самое высшее, чего они достигают со стороны этой конечности, — это внешняя целесообразность. В том, что действительные вещи не совпадают с идеей, выражается их конечность, неистинность, в соответствии с чем объекты определены механически, химически или внешней целью каждый сообразно своей сфере и в присущих объективности отношениях. Возможность того, что идея не вполне выработала свою реальность, не полностью подчинила ее понятию, основывается на том, что у нее самой ограниченное содержание, что так же как она по существу своему есть единство понятия и реальности, точно так же она по существу своему и их различие, ведь только объект есть непосредственное, т. е. лишь в-себе-сущее, единство. А если бы какой-нибудь предмет, например государство, вовсе не соответствовал своей идее, т. е., вернее, если бы оно вовсе не было идеей государства, если бы его реальность — наделенные самосознанием индивиды совершенно не соответствовала понятию, то это означало бы, что отделились друг от друга его душа и его тело; душа отлетела бы в отдаленные сферы мысли, а тело распалось бы на отдельные индивидуальности. Но, составляя по существу своему их природу, понятие государства есть в них столь могущественный импульс, что они вынуждены придавать ему реальность (хотя бы лишь в форме внешней целесообразности) и принимать его таким, какое оно есть, иначе они должны были бы погибнуть. Самое плохое

государство, реальность которого менее всего соответствует понятию, поскольку оно еще существует, все еще есть идея;

индивиды еще повинуются властвующему понятию.

Но идея имеет не только более всеобщий смысл истинного бытия единства понятия и реальности, но и более определенный смысл единства субъективного понятия и объективности. Ведь понятие как таковое, само уже есть тождество себя и реальности;

ибо неопределенное выражение «реальность» не означает вообще ничего другого, кроме определенного бытия; а таким бытием понятие обладает в своей особенности и единичности. Далее, объективность равным образом есть тотальное понятие, перешедшее из своей определенности в тождество и слившееся с самим собой В указанной выше субъективности определенность или различие понятия есть видимость, которая непосредственно снята и возвращена в для-себя-бытие или в отрицательное единство есть приписываемый предикат. А в этой объективности определенность положена как непосредственная тотальность, как внешнее целое Идея теперь оказалась понятием, снова освободившимся от непосредственности, в которую оно было погружено в объекте, освободившимся, чтобы обрести свою субъективность и отличающим себя от своей объективности, которая, однако в равной мере определяется этим понятием и лишь в нем имеет свою субстанциальность. Это тождество было поэтому правильно определено как субъект-объект б4; оно столь же формальное или субъективное понятие, сколь и объект как таковой. Но это следует понять более определенно. Понятие, достигнув поистине своей реальности, есть абсолютное суждение, субъект которого как соотносящееся с собой отрицательное единство отличает себя от своей объективности и есть ее в-себе-и-для-се-бя-бытие, но по существу своему соотносится с ней через само себя и есть поэтому самоцель и импульс; именно в силу этого субъект не имеет объективности непосредственно в самом себе, иначе субъект был бы лишь утраченной в ней тотальностью объекта как такового; нет, его объективность есть реализация цели объективность, которая положена деятельностью цели и как положенность имеет свою устойчивость и свою форму лишь как проникнутые ее субъектом. Как объективность она имеет в самой себе момент внешности понятия и есть поэтому вообще сторона конечности, изменчивости и являемое исчезающая оттого, что возвращается в отрицательное единство понятия; отрицательность, в силу которой ее безразличная вне положность обнаруживает себя чем-то несущественным и положенностью, есть само понятие. Поэтому идея, несмотря на эту объективность, совершенно проста и имматериальна, ибо внеш ность лишь определена понятием и принята в его отрицательное единство; поскольку идея наличествует (besteht) как безразличная внешность, она не только вообще подвержена механизму, имеется лишь как преходящее и неистинное. — Следовательно, хотя идея имеет свою реальность в той или иной материальности, однако последняя не абстрактное, в противоположность понятию для себя устойчиво наличествующее (bestehendes) бытие, а выступает только как становление, через отрицательность безразличного бытия, как простая определенность понятия.

Отсюда вытекают следующие более точные определения идеи. — Она, во-первых, простая истина, тождество понятия и объективности как всеобщее, в котором отношение противоположности и устойчивое наличие особенного разрешены в его тождественную с собой отрицательность и выступают как равенство с самим собой. Во-вторых, идея есть соотношение для-себя-сущей субъективности простого понятия и его отличенной от нее объективности: субъективность эта есть существенно импульс (Trieb) к снятию этого разделения, а объективность — безразличная положенность, нечто в себе и для себя маловажное (das an und fur sich nichtige Bestehen). В качестве этого соотношения идея есть процесс, в котором она расщепляется на индивидуальность и на ее неорганическую природу, вновь приводит эту неорганическую природу под власть (Gewalt) субъекта и возвращается к первой простой всеобщности. Тождество идеи с самой собой