противоречие в понятиях, но не разрешает их.

Общий ход диалектического развития категорий таков. Категория бытия, наполняясь содержанием, остается еще, однако, в своей непосредственности, т. е. в неразличимости внешнего и внутреннего, основного и производного. В ней различается одно от другого, но это различение не проникает внутрь ее, в ней нет самоуглубления мысли. Всему кругу таких непосредственных определений Гегель дает наименование бытия в широком смысле этого слова, отличая его от того более узкого понятия бытия, с которого начинает логика, и которое противоположно и вместе тожественно понятию ничто. Ступени развития этого бытия в широком смысле слова суть качество, количество и мера. А именно, противоречие бытия в тесном значении этого слова разрешается в понятии становления, перехода из небытия в бытие, и обратно, т. е. происхождения и уничтожения. Противоречие происхождения и уничтожения разрешается через объединение их в таком сущем, в котором бытие и ничто суть уже совместно данные, покоящиеся определения, в определенном бытии или существовании. Этому определенному бытию или качеству противостоит уже не ничто, но другое определенное бытие, т. е. возникают понятия нечто и другого. Ограничение нечто через другое есть конечность, но так как это другое отличается от нового другого и т. д., то получается качественная бесконечность, сначала как ложная (schlechte) или отрицательная бесконечность. Но эта бесконечность, будучи незаконченною, осуществляется лишь в конечном, каждый член ее конечен, и вместе с тем он, как стремящийся перейти в другой член, сам лишен конечности[4 — Этот переход не есть переход самого качества в другое качество, ибо на данной ступени развития мысли качество совпадает с бытием, т. е. есть неизменная принадлежность нечто; переход же происходит лишь в понятии. Этим отличается качественная бесконечность от количественной, состоящей в изменении самого количества.]. Таким образом, в бесконечном процессе конечное бесконечно, а бесконечное конечно, что противоречиво. Разрешением этого противоречия служит истинная или утвердительная бесконечность, т. е. законченный, возвращающийся в себя ряд; Гегель поясняет это различие ложной и истинной бесконечности различием прямой линии и круга. Бытие в тесном значении этого слова, бытие в себе, становясь определенным бытием или качеством, определяется через это другое, и именуется поэтому бытием для другого. Понятие истинной качественной бесконечности дает третье определение бытия, ибо в этом понятии мыслится возврат другого в себя, бытие для себя. Бытие для себя, снимая различие другого, уничтожает определенность или содержательность бытия, обращая его в отвлеченное одно. Как бытию противоположно ничто, нечто противоположно другое, так одному противоположно многое, и здесь совершается переход от качества к количеству. Количество есть нечто безразличное к качественной определенности, т. е. то, граница чего поставляется нами произвольно. Поставленное в границы, хотя и произвольные, количество есть определенное количество, в частности число. Но определенное количество, поскольку за его границею мыслится снова количество и так далее до бесконечности, опять приводит к ложной бесконечности, уже не качественной, а количественной, противоречие которой опять-таки разрешается в истинной бесконечности, в возврате количества в себя. Этот возврат состоит в том, что произвол мысли в установлении количественной границы прекращается, т. е. количество определяется отношением к другому количеству и в конечном результате — в понятии степени — отношением к самому себе. Тем самым в количество вносится уже не произвольная, а имманентная определенность, т. е. качественность; получается единство качества и количества или мера. Но в «мере» это единство не достигает своего полного осуществления, так как нарастание количества приводит к изменению качества, и последовательность таких изменений образует собою ложную бесконечность, уничтожающую меру, превращающую ее в безмерность. Вместе с мерою снимается и непосредственное единство качества и количества, а, следовательно, вообще категория существование, которое состоит не в чем ином, как в таком непосредственном единстве. Является вообще необходимость возвыситься над непосредственными определениями, мыслить за бытием некоторую его основу или сущность, относительно которой качество, количество и мера суть лишенные самостоятельности состояния.

Учению о сущности посвящен второй отдел первой части логики. Определения этой части суть не непосредственные, но рефлективные. Рефлексия есть отражение себя в другом, как в своей видимости или явлении; поэтому все рефлективные определение двусторонни: вместе с положением одного ему противополагается другое; это не переход одного определения в другое, какой имеет место в категориях бытия, но сохранение себя в другом, в своей отрицательности.

«Истина бытия, говорит Гегель, есть сущность. Бытие есть непосредственное. Так как познание хочет познать истину того, что такое бытие в себе и для себя, то познание не останавливается на непосредственном и его определениях, но проникает через них, в предположении, что за этим бытием есть еще нечто иное, чем самое бытие, что эта основа составляет истину бытия… Лишь поскольку знание углубляется из непосредственного бытия во внутрь, лишь через это опосредование находит оно сущность».

Для облегчения понимания той точки зрения, на которой стоит гелево учение о сущности, полезно сообразить, чему в реальном мире соответствует логическое понятие о бытии и о сущности. Гегель сам дает нам такое сопоставление. Науки, рассматривающие осуществление этих понятий в реальной сфере, суть психология, феноменология духа и философия природы, предметы которых суть душа, сознание и природа. В душе бытию соответствует чувство (ощущение) и воззрение, а сущности — представление. Соответствующая бытию ступень сознания есть чувственное сознание, сущности — воспринимающее сознание. В природе бытию соответствует пространство и время, сущности — неорганическая природа. Отличие представления от ощущения, восприятия от чистой чувственности, неорганической природы от ее пространственно-временной формы состоит именно в том, что первые наполняют непосредственно данное нам некоторым существенным содержанием, рефлективно противополагают их вторым; представлению и восприятию даны полагаемые за чувственностью предметы, неорганическая природа есть пространство и время, наполненные материею.

Логика рассматривает сущность отвлеченно, независимо от ее реализации в мире; следовательно, эта сущность не имеет ни физических, ни психических определений, не есть сущность ни материальная, ни духовная. С другой стороны, она лишена атрибутов и непосредственной качественности и количественности. Нельзя понимать ее и как нечто непознаваемое, как некоторую самостоятельно сущую вещь в себе[5 — Правда, у Гегеля развитие понятия сущности приводит и к понятию вещи в себе. Но это понятие есть у Гегеля пустая отвлеченность от всякого определения: «отвлеченность вещи, как чистой вещи в себе, оказалась ложным определением».], ибо признание такой вещи противоречило бы отожествлению абсолютного с мыслию. Остается признать, что сущность есть ничто, и что движение рефлексии совершается в сфере такого ничто. Ближайшим образом Гегель определяет рефлексию, как движение от ничто к ничто в противоположении существенного и несущественного, сущности в тесном смысле этого слова и видимости, ибо бытие, как видимость, есть уничтожение бытия; с другой стороны, видимость есть видимость самой сущности, в последней нет ничего, кроме видимости, стало быть, видимость есть уничтожение самой сущности: рефлексия есть движение от ничто к ничто. Но если разобрать дальнейшие категории сущности у Гегеля кроме категорий сущности в тесном смысле этого слова и видимости, то всем им свойствен такой же характер бессодержательности, как бы они у него ни назывались; ибо во всех них положение оказывается лишь отрицанием противоположения, а противоположение — лишь отрицанием положения, и ни одна из них не выходит из этой сферы чистой отрицательности. Называются они, правда, различно: тожеством, различием, противоречием, основанием; за сим категориями явления и действительности. Но как бы они ни назывались, они оказываются повторением одного и того же совершенно опустошенного понятия, противополагаемого такому же опустошенному понятию, собранием мысленных нулей. Значение этой продолжительной и трудной работы над опустошенными понятиями сводится, собственно говоря, к следующему:

Как бы Гегель ни именовал категории рефлексии и к каким бы изворотам мысли они его ни приводили, все учение о сущности сводится у него к движению от ничто к ничто. Поэтому мысленный состав таких важных для философии понятий, как сила, необходимость, действительность, субстанция, причинность, взаимодействие, остается у него не выясненным: каждое из них у него есть нуль, противоположный другому нулю; и вместе с тем по бессодержательности обоих нулей они у него тожественны: необходимость есть то же, что случайность, причина — то же, что действие и тому подобное. Весь результат учения о сущности состоит в выяснении необходимости перехода к третьей части логики, к выяснению того, что единственная и истинная сущность есть понятие. Сущность есть рефлектированное бытие, т. е. бытие, как разделенное на положенное и противоположенное, как отражающее себя, отталкивающее себя от себя. Мысля сущность, мы мыслим нечто постоянное, лежащее в основе данной нам качественной и количественной изменчивости. Но содержание этого постоянного не может лежать вне мысли; следовательно, оно есть мысль, движение которой от положения к противоположению и есть рефлексия. Мысль есть единственная сила, единственная действительность, единственная субстанция и причина. Но так как на ступени сущности эта мысль, будучи мыслию, еще не понимает себя, как мысль, то она, за опустошением всякого иного своего содержания, мыслит себя, как ничто, как нуль, и вся рефлексия мыслится поэтому, как движение от ничто к ничто. Стало быть, конечный смысл всего учения о сущности сводится к следующему выводу: покуда мы мысленно ищем сущности вне мысли, мы находим лишь ничто; но поймем сущность, как мысль, и это ничто наполнится собственным содержанием мысли.

Понятая мысль есть понятие; стало быть, диалектика сущности разрешается и достигает своего результата в категории понятия, которому посвящена последняя часть науки логики. И бытие, и сущность суть понятия, но мыслимые, еще не как понятия; в этой же последней части мыслится понятие, как понятие, понятие не бытия и не сущности, а понятие понятия.

Учение о понятии Гегель отличает от учения о бытии и сущности, как субъективную логику от объективной. Термин «субъективность» следует понимать не как принадлежность самосознательному субъекту — ибо этот субъект принадлежит уже реальному миру, о котором логика не говорит, — но как самоопределение мысли, развитие категорий при сохранении ее, как исходного пункта. Как субъективная в этом смысле слова, мысль уже не находится ни на ступени непосредственности, ни на ступени рефлексии, т. е. ее категории не переходят одна в другую и не положены, как отрицание самих себя, но развиваются из нее, как моменты тожественного понятия, остающегося, как выражается Гегель, при себе.

Вместе с тем понятие, как орган субъективной в этом смысле слова мысли, соединяет в себе непосредственность и рефлективность: в себе самом оно находит и непосредственность бытия, и многораздельность различаемого в нем содержания. Понятие остается субстанциею, но не внешнею для мысли, т. е. необходимою, а совпадающею с мыслию, т. е. свободною, исходящею из себя самой. Абсолютное мыслится в понятии не только как субстанция, но и как субъект, т. е. как свободное или самоопределяющееся.

Понимая в логике