таковою служит полнота или ближайшим образом общность вообще.
Эта общность имеет в своем основании это, так как единичное есть здесь рефлектированное в себя; поэтому его дальнейшие определения движутся в нем внешним образом, и подобно тому, как частность именно потому определилась, как некоторые, так и общность, достигаемая субъектом, есть всячество (Allheit), и частное суждение перешло в общее.
с. Общее суждение
Общность, присущая субъекту общего суждения, есть внешняя общность рефлексии, всячество; все суть все единичные; единичное остается тут неизменным. Поэтому. эта общность есть лишь совокупность сущих для себя единичных; она есть одинаковость (Gemeinschaftlichkeit), возникающая в них лишь через сравнение. Эта одинаковость прежде всего бросается в глаза субъективному представлению, когда идет речь об общности. Ближайшее основание признания некоторого определения за общее состоит в том, что оно присуще многим. При анализе предносится главным образом это же понятие общности, когда, напр., развитие функции в многочлен считается за более общее, чем развитие ее в двучлен; ибо многочлен содержит в себе более частностей, чем двучлен. Требование, чтобы функция была представлена в ее общности, есть собственно требование все-члена, исчерпанной бесконечности; но здесь само собою представляется ограничение этого требования, и изображение бесконечного множества должно довольствоваться лишь его долженствованием, а потому лишь многочленом. В действительности же уже двучленом предполагается многочлен, в коем метод или правило касается лишь зависимости одного члена от другого, и зависимость многих членов от предшествующих им есть не нечто частное, но остается лежащею в основании одною и тою же функциею. Метод или правило должно считаться истинно общим; в течение развития или в развитии многочлена оно лишь повторяется; поэтому через умножение числа членов оно нисколько не выигрывает в общности. Уже ранее была речь о ложной бесконечности и ее заблуждении; общность понятия есть достигнутая потусторонность; та же бесконечность остается пораженною потусторонностью, как чем-то недостижимым, так как она остается просто прогрессом в бесконечность. Если под видом общности предносится лишь всячество, общность, которая должна быть исчерпана единичными, как единичными, то это есть возврат к той ложной бесконечности; или, правильнее, при этом за всячество принимается лишь множество. Множество же, как бы оно ни было велико, остается только частностью и не есть всячество. Однако при этом предносится смутно сущая в себе и для себя общность понятия; оно прорывается мощно сквозь упорно сохраняющуюся единичность, в коей его держит представление, и сквозь внешность ее рефлексии, и превращает всячество в полноту или, правильнее, в категорическое бытие в себе и для себя.
Это и иным путем обнаруживается во всячестве, которое есть вообще эмпирическая общность. Поскольку единичное предполагается, как нечто непосредственное, стало быть преднайденное и внешне принятое, ему столь же внешня и рефлексия, связывающая его во всячество. Но так как единичное, как это, совершенно безразлично к этой рефлексии, то общность и такая единичность не могут совпасть в единство. Поэтому эмпирическое всячество остается лишь задачею, долженствованием, не могущим быть представленным, как бытие. Эмпирически – общие предложения, ибо и такие бывают установлены, основываются на безмолвном соглашении в случаях отсутствия противоположных инстанций признавать множество случаев за всячество; или принимать субъективное всячество, всячество знания данных случаев, за объективное всячество.
При ближайшем рассмотрении общего суждения, занимающего нас теперь, оказывается, что субъект, который, как было замечено выше, содержит в себе сущую в себе и для себя общность, как предположенную, теперь имеет ее также, как положенную. Все люди означает, во-первых, род человек, во-вторых, этот же род в его единичности, но так, что единичные вместе с тем расширены в общность рода; наоборот, общность через эту связь с единичностью определена столь же полно, как и единичность; тем самым положенная общность стала равною предположенной.
Но, собственно говоря, следует прежде всего принимать во внимание не предположенное, а рассматривать результат в его формальном определении для себя. Единичность, так как она расширилась в общность, положена, как отрицательность, имеющая тожественное отношение к себе. Тем самым она не осталась тою первою единичностью, какова, напр., единичность некоего Кая, но есть определение, тожественное с общностью, или абсолютная определенность общего. Эта первая единичность единичного суждения не есть непосредственная единичность положительного суждения, но произошла через диалектическое движение суждения существования вообще; она была уже определена к тому, чтобы быть отрицательным тожеством определений этого суждения. Таково истинное предположение в суждении рефлексии; в противоположность присущему ему положению эта первая определенность единичности была теперь ее бытием в себе; то, что оно тем самым есть в себе, теперь положено лишь через движение суждения рефлексии, а именно единичность. как тожественное отношение определенного к себе самому. Тем самым та рефлексия, которая расширяет единичность в общность, не становится для нея внешнею, но делается лишь для себя тем, чем она уже была в себе. Таким образом истинный результат есть объективная общность. Тем самым субъект совлек с себя формальное определение суждения рефлексии, исходившее от этого, дабы перейти через некоторое к общности; вместо все люди теперь должно сказать человек.
Общность, происшедшая таким образом, есть род, – общность, которая в ней самой есть конкретное. Род не присущ субъекту или, иначе, не есть единичное качество, вообще не есть некоторое качество субъекта; род содержит в себе всякую единичную определенность, разрешенную в ее субстанциальную самостоятельность. Поэтому, так как род положен, как это отрицательное тожество с самим собою, он есть по существу субъект, но в нем последний уже не подчинен своему предикату. Тем самым теперь изменяется вообще природа суждения рефлексии.
Последнее было по существу суждением подчинения. Предикат был определен относительно своего субъекта, как сущее в себе общее; по своему содержанию предикат мог бы считаться за существенное определение отношения или также за признак, – определение, по которому субъект есть лишь некоторое существенное явление. Но определенный, как объективно общее, он уже перестает быть подчиненным такому определению отношения или связующей рефлексии; такой предикат относительно этой общности есть скорее нечто частное. Тем самым отношение субъекта и предиката здесь превращается в обратное, и таким образом суждение прежде всего снимается.
Это снятие суждения совпадает с тем, что становится определением связки, которое мы должны еще рассмотреть; снятие определений суждения и переход их в связку одно и то же. А именно поскольку субъект повысился до общности, он в этом определении стал равен предикату, который, как рефлектированная общность, объемлет собою и частность; поэтому субъект и предикат тожественны, т.е. совпали в связке. Это тожество есть род или в себе и для себя сущая природа некоторой вещи. Поскольку эта природа таким образом снова разделяется в суждении, субъект и предикат относятся между собою через внутреннюю природу; – отношение необходимости, в котором эти определения суждения суть лишь несущественные различения. То, что свойственно всем единичным некоторого рода, свойственно по его природе и роду, – это непосредственный вывод и выражение того, что оказалось уже и ранее, именно что субъект, напр., все люди, совлекается своей формальной определенности, и вместо него следует сказать человек. Эта сущая в себе и для себя связь кладет основу нового суждения – суждения необходимости.
C. Суждение необходимости
Определение, до которого доразвилась общность, есть, как оказалось, сущая в себе и для себя или объективная общность, которой в сфере сущности соответствует субстанциальность. Первая отличается от последней тем, что она принадлежит понятию и потому есть не только внутренняя, но и положенная необходимость своих определений; или иначе, что отличение ей имманентно, между тем как субстанция имеет его лишь в своих акциденциях, а не как принцип в себе самой.
В суждении эта объективная общность положена, тем самым, во-первых, с этою ее существенною определенностью, как имманентною ей, во-вторых, как отличная от нее частность, субстанциальную основу которой составляет эта общность. Таким путем она определена, как род и вид.
а. Категорическое суждение
Род разделяется или по существу распадается на виды; он есть род, лишь поскольку под ним понимаются виды, вид есть вид, лишь поскольку он с одной стороны осуществляется в единичных, а с другой имеет в роде более высокую общность. Категорическое суждение имеет предикатом лишь такую общность, в которой субъект находит свою имманентную природу. Но оно само есть первое или непосредственное суждение необходимости; отсюда определенность субъекта, в силу которой он в противоположность роду или виду есть частное или единичное, и тем самым ему свойственна непосредственность внешнего осуществления. Но объективная общность также лишь здесь находит свою непосредственную партикуляризацию; с одной стороны она есть поэтому сама нечто определенное, в противоположность которому даны более высокие роды; с другой же стороны она не есть именно ближайшая, т.е. такая, определенность которой есть принцип специфической частности субъекта. Но что тут необходимо, – это субстанциальное тожество субъекта и предиката, в противоположность которому то своеобразие, коим они один от другого отличаются, есть лишь несущественное положение, или только одно название; субъект в своем предикате рефлектирован в своем бытии в себе и для себя. Такой предикат не должен быть смешиваем с предикатами вышерассмотренных суждений; напр., если суждения
роза красна,
или:
это кольцо желто,
оно есть золото,
соединяются в один класс, и цвет цветка признается предикатом равнозначущим с растительною природою цветка, то не принимается во внимание то отличие, которое должно бросаться в глаза самому обычному взгляду. Поэтому категорическое суждение должно быть определенно отличено от положительного и отрицательного суждений; в последних то, чтó говорится о субъекте, есть единичное случайное содержание, в первом же оно есть полнота рефлектированной в себя формы. В нем связка имеет поэтому значение необходимости, в них же значение лишь отвлеченного, непосредственного бытия.
Определенность субъекта, в силу коей он есть нечто отдельное от предиката, есть ближайшим образом нечто еще случайное; субъект и предикат еще не приведены в необходимое отношение посредством формы или определенности; необходимость есть поэтому еще внутренняя. Но субъект есть субъект, лишь как частное, и поскольку он имеет объективную общность, он должен иметь ее по существу согласно этой еще непосредственной определенности. Объективно общее, так как оно определило себя, т.е. положило себя в суждении, находится по существу в тожественном отношении с этою отделенною от него определенностью, т.е. последняя должна быть положена, как существенная, а не просто как случайная. Категорическое суждение соответствует своей объективной общности лишь в силу этой необходимости своего непосредственного бытия, и таким образом перешло в условное суждение.
b. Условное суждение
Если есть А, то есть В; или иначе бытие А есть не его собственное бытие, но бытие некоторого другого, В. В этом суждении положена необходимая связь непосредственных определений, еще не положенная в категорическом суждении. Здесь два непосредственных или внешне случайных осуществления,
