должна иметь право пользоваться таким пустым избытком языка для своих различений.
По поводу аподиктического суждения, в котором, как в завершении развития суждения, субъект утрачивает свою противоположную предикату определенность, было упомянуто о вытекающем из того двояком значении субъективности, именно как понятия, а также как противоположных ему внешности и случайности. Таким же образом и для объективности является двоякое значение – противостат самостоятельному понятию, но быть также сущею в себе и для себя. Так как объект в этом смысле слова противостоит высказываемому в субъективном идеализме, как абсолютная истина, я=я, то объект есть многообразный мир в его непосредственном существовании, с коим я или понятие полагает себя лишь в бесконечной борьбе, дабы через отрицание этого ничтожного в себе другого первой очевидности себя самого достигнуть действительной истины своего равенства с собою. Таким образом в более неопределенном смысле слова объект означает вообще предмет для какого-либо интереса и деятельности субъекта.
Но в противоположном смысле слова объективное означает такое сущее в себе и для себя, которое свободно от ограничения и противоположности. Разумные основоначала, совершенные произведения искусства и т.д. называются объективными постольку, поскольку они свободны и выше всякой случайности. Хотя разумные теоретические или нравственные основоначала принадлежат лишь субъективному сознанию, тем не менее то, что в них есть в себе и для себя, именуется объективным; познание истины полагается в познании объекта свободным от примеси субъективной рефлексии, а праведное действие в следовании объективным законам, которые способны влиять без субъективного происхождения и без воздействия, связанного с произволом и его необходимостью.
С теперешней точки зрения нашего изложения объективность имеет ближайшим образом значение в себе и для себя сущего бытия понятия, понятия, которое в своем самоопределении сняло положенное опосредование в непосредственном отношении к самому себе. Тем самым эта непосредственность сама непосредственна и совершенно проникнута понятием, равно как ее полнота непосредственно тожественна его бытию. Но так как далее понятие также должно восстановить свободное бытие в себе своей субъективности, то некоторое отношение последней привходит к объективности, как цель, причем непосредственность объективности становится относительно последней отрицательною и определяемою через ее деятельность и тем самым получает иное значения – бытия, само по себе ничтожное, поскольку оно противостоит понятию.
Теперь, во-первых, объективность есть в ее непосредственности, моменты коей ради полноты всех моментов находятся в самостоятельном безразличии, как объекты один вне другого и в ее отношении обладают субъективным единством понятия, лишь как внутренним или как внешним; механизм. Но так как в нем
во-вторых, это единство оказывается имманентным законом самих объектов, то его отношение становится его своеобразным основанным через его закон различием и отношением, в коем снимает себя его определенная самостоятельность; химизм.
В-третьих, это существенное единство объектов положено именно, как отличенное от их самостоятельности; оно есть субъективное понятие, но положенное, как относящееся в самом себе и для себя к объективности, как цель; телеология.
Так как цель есть понятие, положенное, как относящееся в нем самом к объективности и снимающее через себя свой недостаток субъективности, то ближайшим образом внешняя целесообразность через реализацию цели становится внутреннею или идеею.
Первая глава.
Так как объективность есть возвратившаяся в свое единство полнота понятия, то тем самым положено нечто непосредственное, которое есть в себе и для себя такая полнота, а также положено, как такая, но в котором отрицательное единство понятия еще не отделилось от непосредственности этой полноты; или иначе в котором объективность еще не положена, как суждение. Поскольку она имеет имманентно внутри себя понятие, то ей присуще и различение последнего; во ради объективной полноты различенное составляет полные и самостоятельные объекты, которые поэтому в их взаимоотношении относятся, как самостоятельные и остаются во всяком соединены внешними один относительно другого. Характер механизма составляет то, что какое бы отношение ни имело места между тем, что соединено, это отношение ему внешне, не соответствует его природе, и если оно даже связано с видимостью некоторого единства, оно остается лишь сочетанием, смесью, кучею и т.д. Как материальный механизм, так и духовный состоит в том, что соотносящееся в духе остается и взаимно и относительно него самого внешним. Механический образ представления, механическая память, привычка, механический образ действия означают, что тому, кто что-либо воспринимает или делает, недостает своеобразного духовного проникновения и участия. Правда, хотя его теоретический или практический механизм не может иметь места без его самодеятельности, без некоторого стремления и сознания, но им однако не хватает свободы индивидуальности, и так как она тут не обнаруживается, то такое действие является лишь внешним.
Объект, как выяснилось, есть умозаключение, опосредование которого разрешено и потому стало непосредственным тожеством. Он есть в себе и для себя общее; общее не в смысле некоторой совместности качеств, но такое, которое проникает собою частность и есть в последней непосредственная единичность.
1. Поэтому, прежде всего в объекте не различены материя и форма, так чтобы первая была самостоятельным общим объекта, а вторая – его частностью и единичностью; такого отвлеченного различения единичности и общности в нем по его понятию не существует; если он рассматривается, как материя, то он должен считаться материею, оформленною в себе и для себя. Равным образом он может быть определен, как вещь с ее свойствами, как целое, состоящее из частей, как субстанция с акциденциями, и по прочим отношениям, вообще отношениям рефлексии; но эти отношения уже слились в понятие; поэтому объект не имеет ни свойств, ни акциденций, ибо они отделимы от вещи или субстанции, в объекте же частность совершенно рефлектирована в полноту. Частям некоторого целого, правда, присуща та самостоятельность, которая свойственна различениям объекта, но эти различения сами по существу суть объекты, полноты, не имеющие относительно целого такой определенности, как части.
Поэтому объект ближайшим образом есть неопределенное, поскольку в нем нет никакой определенной противоположности; ибо он есть возвратившееся в непосредственное тожество опосредование. Поскольку понятие есть по существу определенное, объект имеет в нем хотя полную, но все же неопределенную, т.е. безотносительную множественность, образующую собою ближайшим образом столь же неопределимую далее полноту; стороны, части, могущие быть в нем различенными, принадлежат некоторой внешней рефлексии. Поэтому то совершенно неопределенное различение состоит лишь в том, что даны многие объекты, из коих каждый содержит в себе свою определенность, лишь как рефлектированную в своей общности, а не показывающуюся во вне. Так как для объекта существенна эта неопределенная определенность, то он внутри себя самого есть такая множественность и должен считаться сложным, агрегатом. Но он не состоит из атомов, ибо последние, не будучи полнотами, не суть объекты. Лейбницева монада скорее заслуживает название объекта, так как ей присуща полнота представления мира, но замкнутая в своей интенсивной субъективности она должна быть по существу по меньшей мере единым внутри себя. Однако, монада, определенная, как исключающее единое, есть лишь почерпнутый из рефлексии принцип. Но она есть объект отчасти постольку, поскольку основание ее многообразных представлений, развитых, т.е. положенных определений ее лишь в себе сущей полноты лежит вне ее, отчасти постольку, поскольку для монады также безразлично образовать вместе с другими монадами некоторый объект; тем самым она в действительности не есть нечто исключающее, определенное для самого себя.
2. А так как объект есть полнота определенности, но в силу своей неопределенности и непосредственности не есть ее отрицательное единство, то объекты безразличны к определениям, как единичные, определенные в себе и для себя, равно как один к другому. Из одного объекта поэтому не могут быть поняты другие, равно как один из другого; его полнота есть форма общего рефлективного бытия его многообразия в неопределенной в самой себе единичности вообще. Правда, ему присущи определенности, которые он имеет в нем; но форма, образующая различение объектов и соединяющая их в некоторое единство, есть внешняя, безразличная; она есть некоторое опосредование, или далее некоторый порядок, известное распределение (Arrangement) частей и сторон; это сочетания, безразличные для того, что соотносится.
Тем самым объект, как некоторое существование вообще, имеет определенность своей полноты вне его, в других объектах, эти последние опять-таки вне их и т.д. до бесконечности. Возврат в себя этого движения в бесконечность правда, также должен быть признан и представлен, как некоторая целостность, как мир, который однако есть не что иное, как замкнутая в себя посредством неопределенной единичности общность, некоторая вселенная.
Поскольку таким образом объект в своей определенности равным образом безразличен относительно нее, он через самого себя указывает на свое определенное бытие вне себя, дабы быть определяющим для объектов, относительно коих он однако точно также безразличен. Поэтому, здесь нигде не имеет места принцип самоопределения; детерминизм – точка зрения, на которой стоит познание, поскольку для него истинное есть объект, каким он тут ближайшим образом оказался, – дает для каждого его определения определение некоторого другого объекта, но это другое также безразлично как относительно своей определенности, так и относительно своей активности. Поэтому сам детерминизм также столь же неопределен в своем движении в бесконечность; он может быть по произволу остановлен на любом пункте и удовлетвориться этим, так как объект, к коему он перешел, замкнут в себе, как формальная целостность, и безразличен относительно своей определимости чем-либо другим. Вследствие того объяснение определения некоторого объекта и совершаемое для этой цели движение вперед этого представления есть лишь пустое слово, так как в другом объекте, к коему оно переходит, нет никакого самоопределения.
3. Поскольку же определенность некоторого объекта заключается в некотором другом, то между ними не существует никакого определенного различия; определенность есть лишь двойная, сначала в одном, затем в другом объекте, нечто просто лишь тожественное, и объяснение или понимание тем самым тавтологическое. Эта тавтология есть внешнее, пустое движение туда и сюда; так как определенность не получает от взаимно безразличных объектов никакого своеобразного различения и потому лишь тожественна, то существует лишь одна определенность; и в том, что она двойная, именно и выражается эта внешность или ничтожество различения. Но вместе с тем объекты самостоятельно противостоят один другому, поэтому они остаются в этом тожестве просто внешними. Тем самым дано противоречие между полный взаимным безразличием объектов и между тожеством их определенности или их полною внешностью в тожестве их определенности. Это противоречие есть таким образом отрицательное единство многих просто отталкивающихся в нем объектов, – механический процесс.
Если объекты рассматриваются, лишь как замкнутые в себя целые, то они не могут воздействовать один на другой. В этом определении они то же, что монады, которые именно потому мыслятся, как лишенные какого-либо взаимодействия. Но именно вследствие того понятие монады есть ошибочная рефлексия. Ибо, во-первых, она есть определенное представление ее лишь
