как сущий в себе, но по существу в таком отношении, что уверенная в самой себе и в ничтожестве этой противоположности она приходит к реализации своего понятия в нем.
В умозаключении, связывающем субъективную идею с объективностью, первая посылка есть та же форма непосредственного овладения объекта понятием и отношения к нему понятия, какую мы видели в отношении цели. Определяющее воздействие понятия на объект есть непосредственное сообщение и свободное от сопротивления распространение первого на второй. Понятие остается тут в чистом единстве с самим собою; но эта его непосредственная рефлексия в себя имеет равным образом определение объективной непосредственности; то, что для понятия есть его собственное определение, есть также некоторое бытие, ибо оно есть первое отрицание предположения. Положенное определение считается поэтому также лишь найденным предположением, высказыванием некоторого данного, в котором деятельность понятия проявляется скорее лишь в том, чтобы быть отрицательным относительно самого себя, воздерживать себя и делать себя пассивным относительно данного, дабы последнее могло показать себя, не как определенное субъектом, но каково оно внутри себя самого.
Это познание является поэтому в этих посылках, не как некоторое приложение логических определений, но как восприятие и высказывания их, как преднайденных, и его деятельность является ограниченною тем, чтобы удалять лишь субъективное препятствие, некоторую оболочку предмета. Это познание есть аналитическое.
а. Аналитическое познание
Различение аналитического и синтетического познания иногда сводится к тому, что первое движется от известного к неизвестному, а второе – от неизвестного к известному. Но если ближе рассмотреть это различение, то трудно обнаружить в нем некоторую определенную мысль, а тем более – некоторое понятие. Можно сказать, что познание вообще начинается с неизвестного, ибо того, что уже известно, нечего познавать. Но, наоборот, оно начинается и с известного; это тожественное предложение; то, с чего познание начинает, стало быть то, что оно действительно познает, есть именно тем самым известное; то, что еще не познано и лишь впоследствии должно быть познано, есть еще неизвестное. Должно таким образом сказать, что познание, раз оно началось, всегда движется от известного к неизвестному.
Отличительный признак аналитического познания определился так, что ему еще не свойственно опосредование, как первая посылка всего умозаключения, но что оно есть непосредственное, еще не содержащее в себе инобытия сообщение понятия, в котором деятельность познания совлекается своего отрицания. Но эта непосредственность отношения есть сама опосредование в силу того, что она есть отрицательное отношение понятия к объекту, которое однако само себя уничтожает и тем самым делает себя простым и тожественным. Эта рефлексия в себя есть лишь нечто субъективное, так как в опосредовании различение дано еще только, как предположенное сущее в себе, как различие объекта внутри себя самого. Определение, которое поэтому возникает через это отношение, есть форма некоторого тожества, отвлеченной общности. Поэтому аналитическое познание имеет вообще это тожество своим принципом, и переход в другое, связь различного, исключены из него самого, из его деятельности.
При ближайшем же рассмотрении аналитического познания оказывается, что оно начинает с некоторого предполагаемого, тем самым единичного, конкретного предмета, все равно, есть ли он уже готовый для представления, или некоторая задача, т.е. дан лишь в своих обстоятельствах и условиях, еще не извлечен из них для себя и не представлен в простой самостоятельности. Его анализ не может состоять в том, что он разрешается в те отдельные представления, которые могут в нем содержаться; такое разрешение и его усвоение есть занятие, которое не относится к познанию, но касается лишь некоторого ближайшего ознакомления, некоторого определения внутри сферы представления. Так как анализ имеет в основании понятие, то для осуществления анализа существенны определения понятий, и именно такие, которые содержатся непосредственно в предмете. Из природы идеи познания выяснилось, что на деятельность субъективного понятия с одной стороны следует смотреть, как на развитие того, что уже есть в объекте, так как сам объект есть не что иное, как полнота понятия. Столь же односторонне представлять себе анализ так, как будто в предмете нет ничего, что не вложено в него, сколь односторонне полагать, будто получающиеся определения его берутся лишь из него. Первое представление высказывается, как известно, субъективным идеализмом, который признает деятельность познания в анализе исключительно за одностороннее положение, за которым скрывается вещь в себе; второе представление принадлежит т. наз. реализму, который понимает субъективное понятие, как пустое тожество, принимающее в себе мысленные определения извне. Так как аналитическое познание, превращение данной материи в логические определения, как оказалось, есть вместе и то, и другое, некоторое положение, определяющее себя также непосредственно, как предположение, то в виду последнего логическое может являться чем-то готовым в предмете, равно как в виду первого – продуктом некоторой чисто субъективной деятельности. Но эти два момента не должны быть разделяемы; в своей отвлеченной форме, в коей оно проявляется в анализе, логическое, конечно, дано лишь в познании, равно как, наоборот, оно есть не только нечто положенное, но и нечто сущее в себе.
Поскольку аналитическое познание есть вышеуказанное превращение, оно не требует никакого дальнейшего среднего термина, но его определение непосредственно, и потому смысл его состоит именно в том, чтобы принадлежать собственно предмету в себе и, стало быть, быть понимаемому из него без субъективного опосредования. Но познание должно быть далее также движением вперед, некоторым развитием различаемого. Так как оно, однако, по присущему ему здесь определению чуждо понятию и не-диалектично, то ему свойственно некоторое данное различение, и его движение вперед совершается только через определения его материи. Оно кажется лишь постольку имеющим некоторое имманентное движение вперед, поскольку выводимые мысленные определения могут стать анализируемыми вновь, поскольку они суть еще нечто конкретное; высший и последний результат этого анализирования есть отвлеченная высшая сущность или отвлеченное субъективное тожество и в противоположность ему – различие. Это движение вперед есть, однако, не что иное, как только повторение одного первоначального действия анализа, именно повторное определение того, что уже принято в отвлеченную форму понятия, как чего-то конкретного, и затем его анализ, а потом снова определение вытекающего из него отвлеченного, как конкретного и т.д. Но мысленные определения кажутся содержащими в них самих также некоторый переход. Если предмет определяется, как целое, то, конечно, отсюда совершается переход к другому определению, части, от причины – к другому определению, действию и т.д. Но здесь нет движения вперед, так как целое и часть, причина и действие суть отношения и притом для этого формального познания столь готовые отношения, что одно определение преднаходится, как существенно связанное с другим. Предмет, определяемый, как причина или как часть, тем самым определяется уже всем отношением, уже обеими его сторонами. Хотя бы эта связь в себе была чем-то синтетическим, все же она для аналитического познания есть также лишь нечто данное, как и всякая другая связь его материи, и поэтому не есть его собственное произведение. Есть ли эта связь вообще нечто априорное или апостериорное, это безразлично, так как она понимается, как нечто преднайденное, или, как говорится также, как факт сознания, состоящий в том, что с определением целого связано определение части и т.д. Установив глубокое замечание о синтетических основоположениях а priori и открыв их корень в единстве самосознания, в тожестве понятия с собою, Кант тем не менее признает, что определенная связь, понятия отношений и сами синтетические основоположения для формальной логики даны; вывод их должен был бы быть изображением перехода этого простого единства самосознания в такие их определения и различения; но от указания этого по истине синтетического движения вперед, этого производящего само себя понятия, Кант уклонился.
Как известно, арифметика и более общие науки о дискретной величине носят по преимуществу название аналитической науки и анализа. Способ их познания действительно наиболее имманентно аналитичен, и надлежит посмотреть вкратце, на чем это основывается. Прочее аналитическое познание начинает с некоторой конкретной материи, имеющей в себе случайное многообразие; все различение содержания и движение вперед к дальнейшему содержанию зависит от него. Напротив, арифметическая и алгебраическая материя есть совершенно отвлеченно и неопределенно нечто уже сделанное, в коем погашено всякое своеобразие отношения, и для коего тем самым всякое определение и связь суть нечто внешнее. Таков принцип дискретной величины, одно. Из этого безотносительного атома может быть образовано некоторое множество, он может быть внешним образом определен и соединен в некоторое определенное число, но такое размножение и ограничение есть пустое движение вперед и действие определения, остающегося при том же принципе отвлеченного одного. Таким образом числа сочетаются и отделяются далее, это зависит исключительно от совершаемого познающим положения. Величина есть вообще та категория, внутри коей совершаются эти определения; что представляет собою ставшею безразличною определенность, так что предмет не имеет никакой определенности, которая была бы ему имманентна, т.е. была бы дана познанию. Поскольку познание ближайшим образом установило в себе случайное различие чисел, они и образуют материю для дальнейшей обработки и разнообразных отношений. Такие отношения, их изобретение и обработка, правда, кажутся неимманентными аналитическому познанию, но случайными и данными ему, равно как эти отношения и относящиеся к ним действия обыкновенно излагаются последовательно, как различные, без указания какой-либо внутренней связи. Тем не менее легко указать тут руководящий принцип; и именно он состоит в имманентности аналитического тожества, которое является в различном, как равенство; чтобы дать пример из основных действий, укажу, что сложение есть сочетание случайно совершенно неравных чисел, умножение напротив – равных, причем за сим следует еще отношение равенства определенного числа и единицы и отношение степенное.
А так как определенность предмета и отношений (арифметики) есть положенная, то дальнейшие действия над ними совершенно аналитичны, и этой аналитической науке свойственны, поэтому, не столько теоремы, сколько задачи. Аналитическая теорема содержит в себе задачу, уже как решенную для себя, и совершенно внешнее различение, привходящее к обеим сторонам, которые полагаются им равными, тем самым несущественно, так что такая теорема была бы лишь некоторым тривиальным тожеством. Кант, правда, признал предложение 5+7=12 за синтетическое, так как одна сторона равенства изображает то же самое в форме множества, 5 и 7, а другая в форме одного, 12. Но если только аналитическое должно означать не совершенно отвлеченно – тожественное и тожесловное 12=12, и если в нем вообще должно быть некоторое движение вперед, то между этими двумя сторонами должно быть какое-либо различение, но только такое, которое основывается не на качестве, не на определенности рефлексии и тем более не на определенности понятия. 5+7 и 12 суть совершенно одно и то же содержание; первая сторона равенства также выражает требование, чтобы 5 и 7 были сочетаны в
