по существу к этому внешнему, как к своему другому, но также, как к уничтоженному в себе и тожественному ей. Так как предполагающая деятельность есть равным образом рефлексия в себя, то она есть снятие этого своего отрицания и полагает последнее, как себя саму или как свое внешнее. Таким образом, сила, как обусловливающее, есть толчок для другой силы, относительно которой первая деятельна. Ее отношение не есть пассивность определяемости, так чтобы в нее входило нечто другое, но толчок лишь возбуждает (sollicitirt) ее. Она есть в самой себе своя отрицательность, отталкивание себя от себя в свое собственное положение. Ее действие состоит поэтому в том, чтобы снять внешность этого толчка; она делает эту внешность некоторым простым толчком и полагает ее, как собственное отталкивание самой себя от себя, как свое собственное обнаружение.

Обнаруживающая себя сила есть, таким образом, то, что ранее было лишь предполагающею деятельностью, – именно то, что делает себя внешним; но сила, как обнаруживающая себя, есть вместе с тем отрицающая внешность и полагающая ее, как свою деятельность. Поскольку же в этом рассуждении начинают с силы, какова она есть, как отрицательное единство себя самой и тем самым как предполагающая рефлексия, то в результате получается то же самое, как если бы в обнаружении силы начинали с возбуждающего толчка. Таким образом сила в ее понятии определяется прежде всего, как снимающее себя тожество, а в их реальности – одна из обеих сил, как становящаяся возбуждающею, другая же, как становящаяся возбуждаемою. Но понятие силы есть вообще тожество полагающей и предполагающей рефлексии или рефлектированного и непосредственного единства, и каждое из этих определений – просто лишь момент в единстве и тем самым опосредованный через другое. Но равным образом ни в одной из находящихся во взаимном отношении сил не дано определения, которая из них становится возбуждающею или возбуждаемою, или, правильнее сказать, каждой из них одинаково присущи оба определения. Но это тожество есть не внешнее тожество сравнения, а некоторое существенное их единство.

А именно, одна из сил определена ближайшим образом, как возбуждающая, другая же, как возбуждаемая; эти определения формы являются, таким образом, непосредственными, данными в себе отличениями обеих сил. Но они по существу опосредованы. Одна из сил возбуждается; этот толчок есть некоторое извне положенное в нее определение. Но сила сама есть предполагающее; она по существу есть рефлектирующее себя в себя и снимающее то определение, по коему толчок есть нечто внешнее. Что она возбуждена, это есть поэтому ее собственное действие, или, иначе, ею самою определено, что другая сила есть вообще другая и возбуждающая. Возбуждающая сила относится к своей другой отрицательно, снимая ее внешность, и потому она есть полагающая; но она такова лишь при том предположении, что ей противоположна некоторая другая сила; т.е. она сама есть возбуждающая, лишь поскольку в ней есть некоторая внешность, стало быть, поскольку она есть возбуждаемая. Или, иначе, она есть возбуждающая, лишь поскольку она возбуждается к тому, чтобы быть возбуждающею. Тем самым, наоборот, первая становится возбуждаемою, лишь поскольку она сама возбуждается второю возбуждать ее, т.е. первую. Каждая из обеих сил получает таким образом, толчок от другой; но толчок, даваемый ею, как действующею, состоит в том, что она получает толчок от другой; получаемый ею толчок возбуждается ею самою. То и другое, даваемый и получаемый толчок, или деятельное обнаружение и пассивная внешность, суть поэтому не нечто непосредственное, но опосредованное, и именно каждая из обеих сил есть тем самым сама та же определенность, какую имеет относительно нее другая, опосредована другою, и это опосредывающее другое есть опять-таки собственное определяющее положение первой.

Таким образом то, что происходит толчок силы от некоторой другой силы, что первая тем самым хотя и относится пассивно, но вновь переходит от этой пассивности к активности, есть возврат силы в себя саму. Она обнаруживает себя. Обнаружение есть реакция в том смысле, что оно полагает внешность, как свой собственный момент, и тем самым снимает то, что она возбуждается некоторою другою силою. То и другое есть поэтому одно и то же, как то обнаружение силы, через которое она сообщает себе посредством своего отрицательного действия на саму себя существование для другого, так и бесконечный возврат к себе в этой внешности, через который она относится лишь к себе. Предполагающая рефлексия, которой принадлежит обусловленность и толчок, есть поэтому также непосредственно возвращающаяся в себя рефлексия, и деятельность есть по существу реагирующая, направленная против себя. Положение толчка или внешнего само есть его снятие, и, наоборот, снятие толчка есть положение внешности.

с. Бесконечность силы

Сила конечна, поскольку ее моменты имеют еще форму непосредственности; их предполагающая и их относящаяся к себе рефлексия в этом определении различены; первая является устойчивою для себя внешнею силою, а вторая в отношении к ней пассивною. Таким образом, сила обусловлена по форме, а также ограничена по содержанию, ибо определенность по форме содержит в себе ограничение содержания. Но деятельность силы состоит в том, чтобы обнаруживать себя, т.е., как выяснилось, в том, чтобы снять внешность и определить ее, как то, в чем сила тожественна себе. Поэтому обнаруживаемое по истине силою состоит в том, что ее отношение к другому есть отношение к самой себе, что ее пассивность состоит в самой ее активности. Толчок, возбуждающий ее к деятельности, возбуждается ею самою; внешность, оказывающаяся в ней, равно как ее собственное существенное тожество с собою суть не непосредственные, но опосредованные через ее же отрицание; или, иначе, в силе обнаруживается, что ее внешность тожественна ее внутренности.

С. Отношение внешнего и внутреннего

1. Отношение целого и частей есть непосредственное; внутри его рефлектированная и сущая непосредственность имеют каждая свою собственную самостоятельность; но так как они находятся в существенном отношении, то их самостоятельность есть лишь их отрицательное единство. Это и положено в обнаружении силы; рефлектированное единство есть по существу становление другого, как перевод себя самого во внешность; но последняя также непосредственно вбирается обратно в первое; отличение самостоятельных сил снимает себя; внешность силы есть лишь некоторое опосредование рефлектированного единства с самим собою. Остается лишь пустое прозрачное отличение, видимость, но эта видимость есть такое опосредование, которое само есть самостоятельная устойчивость. Это не только противоположные определения, снимающие себя в них самих, и их движение – не только переход, но непосредственность, с которой начинают и которая переходит в инобытие, сама отчасти есть лишь положенная, отчасти же тем самым каждое из определений в его непосредственности есть уже единство со своим другим, а потому и переход есть равным образом просто полагающий себя возврат в себя.

Внутреннее определено, как форма рефлектированной непосредственности или сущности в противоположность внешнему, как форме бытия, но и то, и другое суть одно и то же тожество. Это тожество есть, во-первых, самообоснованное единство их обоих, как полная содержания их основа, или как абсолютная (мыслимая) вещь, оба определения которой суть безразличные, внешние моменты. Тем самым оно есть содержание и полнота, которая есть внутреннее в той же мере, как и внешнее, но притом есть не ставшее или перешедшее, а равное самому себе. Внешнее по этому определению не только равно по содержанию внутреннему, но оба суть одна и та же (мыслимая) вещь. Но эта вещь, как простое тожество с собою, различна от своих определений формы, и последние ей внешни; поэтому она сама есть нечто внутреннее, отличное от своей внешности. Но эта внешность состоит в том, что ее образуют эти самые оба определения, именно внутреннее и внешнее. Но самая вещь есть не что иное, как их единство. Тем самым обе эти стороны снова тожественны по содержанию. Но в вещи они суть взаимно проникающее себя тожество, полная содержания основа. Но во внешности они, как формы вещи, безразличны к этому тожеству, а потому и взаимны одна к другой.

2. Таким образом, они суть различные определения формы, имеющие тожественную основу не в них самих, а в некотором другом, определения рефлексии, сущие для себя: внутреннее, как форма рефлексии в себя, существенности; а внешнее, как форма рефлектированной в другое непосредственности или несущественности. Но природа отношения показала, что эти определения составляют просто одно тожество. Сила в своем обнаружении состоит в том, что предположенное и возвращающееся в себя определение есть одно и то же. Поэтому, поскольку внутреннее и внешнее рассматриваются, как определения формы, то они суть, во-первых, сама простая форма, а, во-вторых, так как они в ней определены вместе с тем, как противоположные, то их единство есть чистое отвлеченное опосредование, в коем одно есть непосредственно второе и второе потому, что оно есть одно. Таким образом, внутреннее есть непосредственно лишь внешнее, и оно потому есть определенность внешности, что оно есть внутреннее; наоборот, внешнее есть лишь внутреннее, так как оно есть лишь внешнее. Так как именно это единство формы содержит в себе оба его определения, как противоположные, то их тожество есть лишь этот переход; и в нем дано лишь другое обоих, а не их полное содержания тожество. Или, иначе, это сохранение формы есть вообще сторона определенности. То, что положено по ней, есть не реальная полнота целого, а полнота или сама вещь лишь в определенности формы; так как последняя есть просто связанное вместе единство обоих противоположных определений, то, поскольку одно из них берется за первое, – а все равно, какое берется таким образом – об основе или вещи, следует сказать, что она тем самым имеет столь же существенно другую определенность, но также лишь в другой; также, как уже было сказано, что она есть лишь в первой.

Таким образом нечто, которое есть еще лишь внутреннее, именно потому есть лишь внешнее. Или наоборот нечто, которое есть лишь внешнее, именно потому есть лишь внутреннее. Или, иначе, так как внутреннее определено, как сущность, а внешнее – как бытие, то некоторая (мыслимая) вещь, поскольку она есть в своей сущности, именно потому есть лишь непосредственное бытие; или вещь, которая только есть, именно потому находится еще в своей сущности. Внешнее и внутреннее суть определенность, положенная так, что каждое из этих определений не только предполагает другое и переходит в него, как в свою истину, но что оно, поскольку оно есть эта истина другого, остается положенным, как определенность, и указывает на полноту их обоих. Внутреннее есть тем самым завершение сущности по форме. Сущность, поскольку она именно определена, как внутреннее, содержит в себе указание на то, что она недостаточна и есть лишь отношение к своему