Если я не поеду, позволительно ли мне предложить Вас! Упомянутый г-н в известной степени правомочен принять решение.
Как такой случай соотносится со служебными обязанностями? Может ли вообще отпуск быть столь долгим? Как обстоят делауЛедерера?[72]
Кого бы Вы предложили?
Здесь у меня учится некий г-н Хайс[73]. Хорошо ли Вы его знаете? Погода замечательная, в университете ничего не происходит, сонно, самая умеренная посредственность, никакого беспокойства, никакого стимула. Единственный человек — богослов Бультман[74], с которым я встречаюсь каждую неделю. Совсем не закоснелый.
Глупо, что мы не в одном университете. Здесь больше, чем где бы то ни было, замечаешь, что живешь среди сплошных профессоров.
Сердечный привет от нас всей Вашей семье,
Ваш Мартин Хайдеггер.
[23] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Марбург, 19.V.25 Шваналлее, 21
Большое спасибо за Ваше письмо[75]. Я, конечно, был удивлен Вашим «предприятием»[76], — да и сейчас еще удивлен, что Вы на это пошли. Конечно, «технические» причины весьма существенны. При Вашей склонности воспринимать вещи как они есть, они оказываются важными. Однако облегчение в то же время и приманка, и диссертации будут множиться. Я-то надеюсь, что их станет меньше и они будут делаться в других, конкретно-научных областях.
Но только теперь, когда мне не грозит опасность обюрокрачивания, я вижу, как постоянно приходится иметь дело с компромиссами. То, что я пережил на государственных экзаменах, ужасно. Удручает не невежество кандидатов, а то, что мы вынуждены спрашивать такой вздор.
Правда, где могу, я работаю так, как считаю нужным. Этим летом с 7–8 утра я по четыре часа читаю об истории понятия времени[77], и на лекции у меня собирается 120 человек. Я нашел здесь хорошую почву и прочно укрепился. Конечно, единообразная преподавательская деятельность на уровне усредненных требований невозможна. Философия, которую преподает Йенш[78], слишком примитивна даже для учителей средней школы. И что теперь будет с Гартманом[79], который определенно согласится на Кёльн, неясно.
Не зная, захотите ли Вы вообще оставить Гейцельберг, я говорил с Йеншем о возможности пригласить Вас. (Вы вообще согласились бы?)
Однако он сразу же отреагировал отрицательно, заметив: в первую очередь это означало бы двойную укомплектованность его узкой специальности, — попросту говоря, он боится конкуренции.
И вообще, этот переполох среди профессуры! Гаргман и Йенш хотят, чтобы на повышение пошел я, — возможно ли это, не знаю. Во всяком случае, мне все равно — мне даже лучше быть не столь официальным ординарным профессором и делать свое дело. Я хочу лишь одного: чтобы пришел лучший. Но никого другого я не знаю. У Кассирера[80] здесь перспектив нет. Иными серьезными кандидатами являются люди вроде Макса Вундта[81], Бауха[82] и Шолъца![83] Гаргман против всех троих. Но не хочу задерживать Вас этой ерундой. Еще только одно замечание: Ваш коллега Гофман[84] на Берлинской конференции Друзей гимназии произвел самое жалкое впечатление, и все недоумевали, как такой человек попал на философскую кафедру.
Насколько я доволен своей работой здесь, настолько же мало я чувствую себя здесь дома. Мои наиболее упорные и от долгой учебы постепенно отупевшие студенты уходят, и я нахожу людей помоложе.
Небель[85] хотел в Киль, в Бергманхаус. Меня спрашивали о нем, но я не мог порекомендовать его так, чтобы его взяли. Он смышлен, самостоятельность невелика, трудолюбив, но ненадежен и фальшив. Что он изо всех сил играет меня там, где его не знают, я вполне могу себе представить. С него глаз нельзя спускать.
Если Вы можете дать мне совет насчет этой вакансии, буду Вам очень признателен.
Прежде всего напишите мне, пожалуйста, когда во время осенних каникул Вы будете дома. Возможно, в октябре, на обратном пути из хижины, я сумел бы к Вам заехать.
У моей жены и детей все отлично. Сердечный привет,
Вам
Мартин Хайдеггер.
[24] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг, 21 июня 1925 г.
Сердечно благодарю за Ваше письмо, пространный ответ на которое у меня уже в голове; но пока не пишу, поскольку боюсь еще непонимания, и тем более радуюсь Вашему предстоящему октябрьскому визиту. С середины сентября мы снова будем в Гей-дельберге. Буду Вам очень признателен, если Вы как можно раньше сообщите, когда Вас ожидать. И, пожалуйста, оставайтесь у нас подольше!
Ответить Вам я хотел прежде всего в связи с Вашими замечаниями по поводу моей публикации докторских диссертаций, тем более что я склонен воспринимать вещи такими, каковы они есть. Туг сразу надо бы пофилософствовать. — Теперь о Вашем вопросе, поехал ли бы я в Марбург вообще. К сожалению, могу ответить только отрицательно. Я еще раз все это обдумал. Вы знаете, как много значило бы для меня работать рядом с Вами. Но я не могу жить в Марбурге. То, что из практических соображений я был бы рад приглашению (чтобы повысить жалованье или размер вдовьей пенсии и получить отпуск на целый семестр), не должно дать Вам повод проигнорировать мой ответ. Вам нельзя этого делать по отношению к Вашему факультету и правительству.
Но Вы спрашиваете, кого Вам следует пригласить. Если Вы получите место ординарного профессора, я бы предложил в первую очередь Франке[86], Вам известны мои сомнения на его счет, но Вы сами цените его, и на фоне других он для меня неизмеримо выше. Эббингауз[87] должен сперва что-либо предъявить, так что пока Франк, без сомнения, его превосходит. Небольшая статья Эббингауза о Канте, на мой взгляд, недостаточна для получения должности. Если Вы не получите ординатуру, то положение усложнится. Кассирер, безусловно, лучший. Хотя читать его мне скучно, он знает много, а главное, у него благородная манера письма, без злобной язвительности и тайной полемики с профессорами философии. Это говорит о том, что он и по-человечески порядочен. Я не нахожу у него того, что ищу в философии, — но где мы это находим?
С Вашим продвижением в Марбурге Вы, на мой взгляд, можете согласиться, если оно произойдет без малейших усилий с Вашей стороны. Сам по себе этот процесс противоречит принципам университета, в Гейдельберге он был бы невозможен (в случае приглашения извне все совершенно иначе), а проистекает он из типичных размышлений коллег: опасный конкурент в Вашем лице уже есть, а других, новых конкурентов им не надо. Я желаю Вам продвижения, потому что мне оно кажется объективно оправданным, в данном необычном случае. Будь я на мар-бургском факультете, мне бы пришлось быть против, из принципа. Я знаю здесь подобные случаи, которые закончились благополучным отказом.
Я в самом деле ужасно рад, что смогу поговорить с Вами в октябре, давно мечтаю об этом. Если бы я мог пофилософствовать с Вами по поводу повседневных переживаний и опыта, которые я пытаюсь реализовать здесь в основном с моей женой и Марианной Вебер![88] Ведь в конечном счете у нас нет никакого иного подтверждения, кроме нашего понимания, воления и действия в реальных ситуациях, — «значимы» они или «вторичны», к делу не относится. В реальности важно все. И я очень недоволен собой, неспокоен, душа «сознаньем истины полна»[89] зачастую с некоторой робостью, — но не всегда. Но все-таки я начинаю писать о том, что может быть высказано лишь конкретно и из протеста издано или, наоборот, забыто.
До свидания! Искренне
Ваш Карл Ясперс
[25] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
24. VII. 25
Д[орогой] Я[сперс]!
Сердечно благодарю за Ваше письмо, которое было для меня весьма поучительно.
Теперь только коротко сообщу, что хотел бы приехать на неделю в первой половине октября. Точнее пока сказать не могу, поскольку прежде поеду на родину, а сроки этой поездки пока не определены. Уточню в течение сентября.
1. VIII еду в хижину и с огромной радостью предвкушаю бодрящий воздух гор — эта мягкая невесомая материя здесь внизу по большому счету губительна. Восемь дней заготовки дров — затем снова писать.
Все остальное устно.
Моя жена с мальчиками уже уехала.
Искренне
преданный Вам
Мартин Хайдеггер.
Передайте, пожалуйста, привет Вашей жене.
[26] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Тодгаауберг, 23 сент. 25 г. Баденский Шварцвальд
Мои каникулярные планы отодвигаются, потому что 15 октября я должен быть в Мескирхе на свадьбе брата[90].
Поскольку читать лекции я начинаю только 2 ноября, у меня еще будет время, тем более что, кроме учебной работы, в Мар-бург меня ничто не тянет.
Вопрос в том, пригожусь ли я Вам после 16 октября. Если нет, то нашу встречу придется отложить на Рождество или на весну.
Здесь наверху восхитительно — я бы с удовольствием так и остался работать здесь до весны. В общество профессуры я совершенно не рвусь. Крестьяне куда приятнее и даже интереснее.
Здесь, в хижине, я останусь до 8 октября[91]. Жена и дети — еще дольше. Напишите мне о своих предложениях прямо сюда.
В любом случае я очень хочу повидать Вас и Вашу жену и мог бы приехать 17—18-го, если только у Вас не будет других гостей.
Наши сердечные приветы
всей Вашей семье,
преданный Вам
Мартин Хайдеггер.
[27] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Хижина, 2 окт. 25 г.
Очень рад, что после 15-го у Вас найдется время для меня[92]. Я приеду 17 октября. Пока не могу сказать, каким поездом.
С сердечным приветом,
Ваш
Мартин Хайдеггер.
Пожалуйста, передайте от меня привет Афре[93].
[28] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Марбург, 30 ноября 25 г.
Сердечно благодарю Вас за прекрасные гейдельбергские дни. Я столько всего узнал, что не скоро это осмыслю.
Сегодня мое письмо будет кратким. Вся семья болеет — жена лежит с высоченной температурой, а прислуги у нас нет.
С рукописью все уладилось. Куратор сообщил мне, что настаивал на срочном назначении, однако Рихтер хочет прежде видеть меня в Берлине. Что это значит, я не понимаю. Прямо-таки опасаюсь, что Рихтер намерен сначала выяснить мои планы на случай дальнейшего повышения.
Куратор дал мне понять, что в Берлине, к сожалению, идут всякие закулисные игры.
Я смотрю на эти события спокойно. Гартман и наши классические филолога[94] оценивают Франка положительно.
Благодарю Вашу жену за теплый прием.
Когда опять буду спокоен, напишу больше.
Ко дню рождения жена подарила мне новую фотографию мальчиков. Вы получите копию.
Сердечный привет Вам и Вашей жене
от Вашего
Мартина Хайдеггера.
[29] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Марбург, 10.12,25
Еще раз спасибо за письмо[95], которое в те дни очень меня порадовало.
Надеюсь, Ваши лекции идут с таким подъемом, что Вам не нужно прибегать к «психологии религии»[96]. Мне семинары по Гегелю и Кашу приносят много радости[97], и я рад, что подошел к этим вещам лишь сейчас, когда по крайней мере хотя бы есть возможность что-то понять.
«Гегель» для Вас, наверное, продвигался слишком медленно — мы добрались до «становления». И здесь, на мой взгляд, большая загвоздка. Прежде всего, я совершенно не понимаю, в какой мере бытие и ничто — в гегелевском смысле — должны быть различны. И очень хорошо
