но пока что впереди зима.
Ваш Карл Ясперс
[72] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
ЗО.Х.28
Сердечные поздравления! Я очень рад, что приглашение[220] наконец-то пришло, да еще таким образом. Теперь, если Вы решитесь, Вы сможете осуществить свои планы насчет института. Какие перспективы откроются для Вас помимо этого, будет видно потом.
Я бы очень огорчился, если б соседство — едва лишь или еще даже и не начавшееся — так и закончилось.
В любом случае для Вас это приглашение — нечто конкретное, и мне хочется, чтобы баденское министерство повело себя столь же благородно, как и в моем случае. Гейдельберг теперь лишается философов; как видно, Р.[221] и прочим требуется много места.
Ввиду двукратного отклонения кандидатуры Беккера я считаю рогхаккеровское назначение[222] позором.
Но этот добряк может теперь жить спокойно и в полной мере развернуть свой талант «факультетского трудяги».
Франку я очень желаю назначения, хотя и считаю, что подлинному философствованию в Марбурге пришел конец.
Учитывая, как делаются дела в Берлине, боюсь, что Беккер получил очень скверные рекомендации, — ведь то, что он делает, всем не по нутру.
Я и сам со многим не согласен, но по другим причинам. А выдвижение Беккера было явно воспринято как протаскивание «феноменологии».
Хочу просить Вас, если Вы оцениваете Беккера так же, сообщить г-ну Рихтеру Ваше мнение по этому поводу и, если возможно, по многим другим принципиальным аспектам.
Мы переехали и живем в величайшей радости. Я теперь желаю только, чтобы работа в университете, которая после моего ухода в 1923 г. стала до невозможности «гнусной», все-таки имела смысл.
А «еще» должен сказать, мне кой-чего не хватает, потому что перед этим семестром я не был в Гейдельберге — кроме всего прочего, я мог бы тогда более полно радоваться этому своему новому назначению.
Вам и Вашей жене
Ваш
Мартин Хайдеггер.
Моя жена искренне желает удачи и шлет привет.
Р. S. Письмо[223] я только сегодня обнаружил в университете.
[73] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг, 3/11.28
Сердечно благодарю Вас за письмо. Мы только что вернулись из Бонна[224]. Много чего надо рассказать, но сейчас не могу. В Берлин[225] поеду только в четверг. Если мне предложат очень много, мы, наверное, согласимся на Бонн. Но мы в растерянности и теперь только, в ходе этого развития, которое в конечном счете проясняет действительность, начинаем понимать, что это такое: не знать, чего хочешь.
Беккера я стану теперь поддерживать при всякой возможности — раз уж я, пока у Франка еще не было никакого приглашения, называл его вторым. Когда я был в Берлине — и еще не знал Вашего марбургского списка, — я, по своей инициативе, назвал только Франка, Боймлера, Беккера, однако особенно выделил Франка, а двух других охарактеризовал как paripassu. Как сложится дальше в Берлине, пока не знаю. Кстати, думаю, у Беккера хорошие шансы — нужно лишь еще немножко потерпеть. Рот-хаккера в Берлине знали давно и как бы «взяли на заметку». Против Беккера, думаю, ничего не было. В Киле он стоял в отдельном списке Шольцена и не был среди большинства — так я слышал, правда, не из первых уст.
В Бонне Дюроф спросил меня, хорошо ли я знаю Ширмера[226]. Я сказал, что вообще его не знаю. Он очень удивился. И тогда я осознал Ваше влияние, которое привело там в движение мою кандидатуру. Теперь я получил приглашение по списку Венчера[227] — как раз когда франкфуртский список[228], где я на первом месте, был получен в Берлине. Так мне говорили.
Все это, разумеется, конфиденциально!
Скоро Вы вновь получите от меня весточку — когда я съезжу в Берлин.
Вашей жене,
Ваш Карл Ясперс
Сообщите, пожалуйста, Ваш адрес — тогда мои письма будут доходить быстрее.
[74] Мартин Хайдеггер — Карлу Ясперсу
Фрайбург, 10. XI. 28
Сердечное спасибо за Ваше письмо. Я теперь всерьез опасаюсь, что Вы согласитесь. Ваш выбор нетруден в том смысле, что здесь или там Вы будете иметь открытую и более широкую среду для философии «в соответствии с пониманием мира». И, вероятно, в Бонне возможности будут еще шире — по крайней мере, в прошлом году мне там очень понравилось. А Кёльн в конечном счете относится туда же.
Моя первая неделя миновала, и пока я могу только сказать, что любопытствующих много — что-то вроде странствующей публики, вперемежку со шпионами; странное чувство, какого другие на моем месте испытать не могут, я-то совершенно точно знаю, где сидит такой вот шпион, — потому что сам мог бы сидеть на его месте*. Но я знал, что займу этот «передовой рубеж», только, по моему глубокому убеждению, «рубеж» обречен — католики достигли небывалых «успехов», теперь уже повсюду сидят молодые католические приват-доценты, которые с необходимостью появятся и здесь.
Философский факультет стал существенно хуже.
Но, наверно, сейчас везде так.
* В личной корреспонденции Хайдеггера многие факты подвергаются тенденциозному истолкованию. Так же «посчастливилось» и этому месту. Речь, однако, идет не о «подозрительности» Хайдеггера, а о следующем совершенно несомненном обстоятельстве: некогда тесно связанный с католиками, Хайдегтер отошел от католической теологии и мировоззрения. Вполне естественно, что, вернувшись во Фрайбург, для которого была характерна преимущественно католическая ориентация, он был настороженно встречен всеми теми, кто готов был увидеть в нем чужака. Эту настороженность Хайдеггер очень хорошо «улавливал», поскольку был хорошо знаком с католической системой преподавания. Выражение «потому что сам мог бы сидеть на его месте» следует понимать: «если бы я не перешел в философию». Единственная новизна — то, что в своем философствовании я больше не »прячусь». Где-то свершился рывок. —
Франкфургцы, очевидно, не нашли в себе мужества последовать моему совету. В конце прошлого семестра декан философского факультета[229] попросил меня от имени комиссии составить из следующих имен: Гризебах[230], Ясперс, Кронер, Тиллих[231], Вер-тхаймер[232] — список из трех кандидатов, поскольку, по их словам, у них нет специалиста для консультаций[233]. Это было несложно. Я написал им, что совершенно невозможно даже и назвать Вас в компании со всеми остальными. Единственный выход: Ясперс unico loco\ о всех прочих кандидатах, насколько мне известно, однажды высказался и сам Шелер — в том смысле, что не выбрал бы их в качестве своих преемников.
Но во Франкфурте, вероятно, боялись очередного отказа из министерства и подкрепили свои позиции полным списком. Я даже и не знал, что там дело зашло так далеко.
Надеюсь, Вы и Ваша жена «также и во всем остальном» хорошо провели дни в Берлине.
С нетерпением ожидаю известий не только о результатах Вашего дела, но и вообще об этом визите в министерство. Правда, сейчас, да еще в начале семестра, я, конечно, не могу требовать от Вас пространного письма.
Мартина Хайдеггера.
[75] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гевдельберг, 12/11.28
У меня все пока в подвешенном состоянии. Из Карлсруэ[234] по-прежнему слышны лишь обтекаемые формулировки; кандидатуру еще обдумывают — боюсь, оценят слишком низко[235]. Атмосфера прохладная. В Берлине — наоборот, однако предложение таково, что я вряд ли соглашусь на Бонн; правда, мне сказали, что это предложение не последнее. Цифры я сообщу Вам, когда дело подойдет к концу. Сейчас это слишком затруднительно.
Во Франкфурт меня пригласили в одно время с Вами, но для устного доклада на комиссии. Я был там, гоюрил о многих именах, о которых меня спрашивали. Сначала мне дали список из 180 имен! В ответ мне показалось уместным довести его до 200. На вопрос о списках из трех кандидатов я так и не ответил, сказал, что судьба факультета заключается именно в том, как он отреагирует на разные характеристики. Я полагал, что Вам и мне предложат [во Франкфурте] философские кафедры, а Вертаай-меру — по психологии, и немного поиграл этой мыслью, хоть она и казалась мне невозможной, ведь Вы едва ли пошли бы во Франкфурт, а я если и пошел бы, то весьма неохотно. Но так или иначе, ситуация реального приглашения что-нибудь да значила бы. Соответственно я гоюрил о Вас как о друге, обстоятельно, с теплотой, но и с обозначением потенциального соперничества, описал тот тип философствования, который был бы юзможен лишь благодаря таким приглашениям, когда приглашенные соотносятся друг с другом. Кроме того, я гоюрил о Франке, Беккере, Боймлере, но более прохладно, а также упомянул многих других. Обратил ли факультет на это внимание? Нет, не обратил, ибо, вместо того чтобы primo loco* вписать наши имена в списки на три вакансии, он поместил их в один список. Этот список, как я слышал (из третьих уст), Берлин вернул обратно во Франкфурт.
В Берлине я спросил Виндельбанда[236] о Беккере. Ответил он примерно следующее: «Летом Вы порекомендовали нам Франка, Беккера и Боймлера. На Марбург мы утвердили Франка, так как не хотели делать ту кафедру традиционной собственностью феноменологов. На очереди Беккер. Теперешнее назначение Франка не направлено против Беккера. А о Боймлере у нас есть и другие положительные рекомендации». Я не спросил, дошли ли до них неблагоприятные отзывы о Беккере, поскольку этот вопрос показался мне слишком неделикатным. Однако у меня не сложилось впечатления, что они были. Поэтому мне кажется, Беккер с полным правом может быть в хорошем настроении.
В остальном, в Берлине мы говорили только о Бонне и обо мне! При случае как-нибудь Вам расскажу. Я был весьма неловок, но могу чувствовать удовлетворение.
То, что Вы пишете об обреченном рубеже, меня волнует — в особенности потому, что такова же ситуация и в Бонне.
Внутренне я напряжен и встревожен — так оно бывает, когда человек сам не знает, чего хочет. Обожду, как-нибудь уладится. Материальная сторона очень важна, однако не является решающей — ее значение лишь в том, что на Бонн я соглашусь только в случае очень высокого оклада. Иначе не решусь. В Гейдельберге я никогда не чувствовал себя скованным в своих возможностях.
* Первым делом (лот.).
В Бонне же я боюсь провинциальной узости, если финансовая независимость не обеспечит красоту и подвижность жизни. Устал к вечеру — извините за почерк и стиль.
Ваш Карл Ясперс
[76] Карл Ясперс — Мартину Хайдеггеру
Гейдельберг, 1/12.28
Дорогой Хайдегтер!
Мы остаемся в Гейдельберге. Процесс длился долго. Была неделя, когда мы уже совсем решились на Бонн. Полное вживание в возможности — на основании реальных впечатлений — есть предпосылка осмысленного решения. Материальная сторона — это условие, но решает не она одна. В Пруссии я бы зарабатывал больше (23 300 с доплатами, причем я мог высказать свои пожелания — эта сумма не была их последним словом; здесь в Баде-не — 20 700, но льготы делают мое дальнейшее пребывание в Гейдельберге равноценным, особенно это касается жилья[237])[238], — однако в любом случае этого достаточно[239], и
