к становлению и изменению глубже,37
„метафизичнее» воли к истине, к действительности, к бытию».
Здесь имеются в виду истинное Платона, в себе сущее, идеи, сверхчувственное.
Воля к чувственному и его богатству для Ницше, напротив, есть воля к тому, чего ищет
«метафизика». Следовательно, воля к чувственному метафизична. Эта метафизическая
воля действительно содержится в искусстве.
Ницше говорит (XIV, 368):
«Я раньше всего прочего всерьез воспринял отношение искусства к истине: и
теперь еще я со священным ужасом воспринимаю этот разлад. Ему была посвящена моя
первая книга; „Рождение трагедии» верит в искусство на фоне другой веры: невозможно
жить с истиной, «воля к истине» уже есть симптом вырождения…».
Звучит чудовищно, однако сказанное перестает удивлять — хотя и не утрачивает
своего веса — как только мы понимаем его так, как надо. Итак, воля к истине, и для
Ницше здесь и всегда это означает: воля к «истинному миру» в понимании Платона и
христианства, воля к сверхчувственному, в себе сущему. Воля к такой «истине», по
существу, есть отрицание нашего здешнего мира, в котором искусство как раз и находится
у себя дома. Так как этот мир есть подлинно действительный и единственно истинный,
Ницше, говоря о соотношении искусства и истины, может сказать, что «искусство более
ценно, чем истина» (n. 853; IV); это означает, что чувственное выше и подлиннее
сверхчувственного. Поэтому Ницше и говорит: «У нас есть искусство, дабы мы не
погибли от истины» (n. 822). Здесь истина снова подразумевает «истинный мир»
сверхчувственного, она таит в себе опасность гибели жизни, то есть, как это всегда у
Ницше,— поднимающейся жизни. Сверхчувственное влечет жизнь прочь от полной сил
чувственности, забирает у чувственности эти силы и ослабляет ее. В перспективе
сверхчувственного самоуничижение, отречение и сострадание, смирение и
приниженность становятся настоящей «добродетелью». «Безумцы мира сего», униженные
и изгои становятся «детьми Божьими»; они суть истинно сущие; они внизу, но
принадлежат «горнему» и должны говорить о том, что такое высота, их высота. В
противоположность этому всякое творческое превознесение и всякая гордость в себе
покоящейся жизни воспринимается как мятеж, ослепление и грех. Однако для того, чтобы
мы не погибли от этой «истины» сверхчувственного, чтобы это сверхчувственное совсем
не ослабило жизнь и, в конце концов, не погубило ее, у нас есть искусство. Отсюда в
контексте принципиального отношения искусства и жизни вытекает более широкое и
последнее в нашем ряду положение:
5. Искусство более ценно, чем «истина».
А теперь повторим все прежде названные положения:
1. Искусство есть самая прозрачная и знакомая форма воли к власти.
2. Искусство надо понимать со стороны художника.
3. В соответствии с расширенным понятием художника искусство есть основное
свершение всего сущего; сущее, поскольку оно сущее, есть самосозидающееся, созданное.
4. Искусство есть четко обозначенное противодвижение нигилизму.
Теперь, исходя из этих пяти положений, надо вспомнить об одном уже
приводившемся высказывании Ницше об искусстве: «Мы считаем его величайшим
стимулятором жизни» (n. 808). Раньше мы усматривали в нем лишь образец
переиначивания, к которому прибегает Ницше (полярность шопенгауэровскому
«успокоительному»). Теперь эту фразу надо понять в ее самом точном значении. После
всего сказанного мы сразу понимаем, что определение искусства как «стимулятора»
жизни означает лишь одно: искусство есть форма воли к власти. Так как «стимулятор»
есть влекущее, вздымающее, за-пределы-себя-возносящее, есть стремление к большей
власти и, следовательно, просто власть, то это означает лишь одно: волю к власти.
Поэтому положение об искусстве как величайшем стимуляторе жизни нельзя просто
поставить в ряд с прежними пятью положениями: напротив, оно является главным
тезисом Ницше об искусстве. Его проясняют названные пять.38
Можно сказать, что в общих чертах мы почти справились с нашей задачей. Нам
надо было обнаружить искусство как волю к власти. Таков замысел Ницше. Однако применительно к Ницше мы ищем иное. Мы спрашиваем:
1. Что дает такое понимание искусства для сущностного определения воли к власти
и тем самым — сущего в целом?
Об этом мы сможем узнать только после того, как зададимся еще одним вопросом:
2. Что означает такое толкование искусства для знания об искусстве и отношения
к нему?
Шесть основных моментов в истории эстетики
Начнем со второго вопроса. Для того чтобы ответить на него, необходимо более
подробно охарактеризовать подход Ницше к сущностному определению искусства и рассмотреть его в контексте прежних усилий, направленных на приобретение знаний об
искусстве.
Пять приведенных положений об искусстве устанавливают основные ракурсы, в
которых движется ницшевское вопрошание об искусстве. Ясно одно: Ницше вопрошает
об искусстве не для того, чтобы описать его как какое-то явление или как выражение
культуры — через искусство и характеристику его сущности он хочет показать, чт? есть
воля к власти. Тем не менее его размышление об искусстве движется в унаследованной
традиции, которая определяется как «эстетика». Хотя Ницше выступает против «женской»
эстетики и тем самым отстаивает «мужскую», он все-таки говорит именно об эстетике.
Таким образом, ницшевское вопрошание об искусстве превращается в эстетику,
доведенную до крайних пределов, эстетику, которая как бы сама себя ниспровергает. Но
что отличает вопрошание об искусстве и знание о нем от «эстетики»? Что значит
«эстетика»?
Термин «эстетика» образуется так же, как «логика» и «этика». Здесь всегда надо
добавлять ????????, знание. Логика: ?????? ????????, знания о логосе (?????), то есть
учение о высказывании, суждении как основной форме мышления. Логика: знание о
мышлении, о его правилах и формах. Этика: ????? ????????, знание об этосе (????), о
внутренней установке человека и о том, как она определяет его поведение.
Логика и этика в каждом случае подразумевают человеческое поведение и его
обоснованность.
Так же образуется и слово «эстетика»: ????????? ????????, знание о поведении
человека, основанном на чувстве и восприятии, а также о том, что это поведение
определяет.
То, что определяет мышление, логику, и то, к чему мышление устанавливает свое
То, что определяет установку и поведение человека, этику, и то, к чему они
устанавливают отношение, есть благо.
То, что определяет чувствование человека, эстетику, и то, к чему это чувствование
устанавливает отношение, есть прекрасное. Истинное, благое, прекрасное суть предметы
логики, этики и эстетики.
В соответствии с этим эстетика представляет собой рассмотрение чувствования
человека в его отношении к прекрасному, рассмотрение прекрасного, поскольку оно
находится в отношении к этому чувствованию. Само прекрасное есть не что иное, как то,
что, проявляя себя, порождает это состояние чувствования. Однако можно говорить о
прекрасном природы и прекрасном искусства. Так как искусство на свой лад рождает
прекрасное, поскольку является «изящным», размышление над искусством становится
эстетикой. Поэтому в ракурсе знания об искусстве и вопрошания об искусстве эстетика
представляет собой такое о нем размышление, в котором прочувствованное отношение
человека к представленному в искусстве прекрасному становится мерилом его39
определения и обоснования, остается его исходом и целью. Прочувствованное отношение
к искусству и его творениям может стать отношением созидания, наслаждения и
восприятия.
Поскольку в эстетическом рассмотрении искусства художественное произведение
определяется как сотворенное прекрасное, это произведение предстает как носитель и
катализатор прекрасного в отношении к чувствованию человека. Для «субъекта»
художественное произведение полагается как «объект». Определяющим моментом в
рассмотрении этого произведения является субъектно-объектное отношение, причем
отношение чувствующее. Произведение становится предметом в той плоскости, которая
обращена к переживанию. Когда суждение удовлетворяет логическим законам мышления,
мы говорим о том, что оно «логично», и точно так же наименование «эстетического»,
которое, собственно, подразумевает лишь определенный способ рассмотрения и
исследования некоего прочувствованного отношения, мы переносим на само отношение и
говорим об эстетическом чувстве и эстетическом состоянии. Строго говоря, само
состояние чувствования (Gefuhlszustand) не является «эстетическим», но оно может стать
таковым, стать предметом эстетического рассмотрения, которое потому и называется
эстетическим, что заранее обращено к состоянию чувствования, вызываемому
прекрасным, и все с ним соотносит и, исходя из него, определяет.
Термин «эстетика» как размышление об искусстве и прекрасном возник недавно,
он берет начало в XVIII веке, однако само дело, получившее столь точное наименование,
то есть сам способ вопрошания об искусстве и прекрасном в ракурсе чувствования тех,
кто наслаждается искусством и творит его, довольно стар, так же стар, как старо само
размышление об искусстве и прекрасном в западноевропейской мысли. Философское
размышление о сущности искусства и прекрасного уже начинается как эстетика.
В последние десятилетия часто слышатся жалобы на то, что бесчисленные
эстетические размышления и исследования об искусстве и прекрасном ничего не дали,
никак не помогли подступиться к искусству и никак не содействовали пониманию
художественного творчества и основательному художественному воспитанию. Это,
конечно, правильно и прежде всего касается того, что сегодня еще бытует под именем
«эстетики». Однако в своей оценке эстетики и ее отношения к искусству мы не можем
опираться на современность, ибо вопрос о том, находится ли какая-либо эпоха во власти
эстетики и как это выглядит, определяет ли ее эстетическая позиция какое-либо
отношение к искусству и как это происходит, является слишком решающим для
выяснения того, каким образом в этой эпохе искусство формирует историю и формирует
ли ее вообще.
Так как в нашей ситуации речь идет об искусстве как о форме воли к власти, то
есть как о форме бытия вообще, пусть даже четко очерченного, вопрос об эстетике как
основном способе осмысления искусства и знания о нем рассматривается лишь в
основных моментах. Только с помощью такого размышления мы получаем возможность
таким образом постичь ницшевское толкование сущности искусства и тем самым его
отношение к нему, чтобы отсюда мог возникнуть спор.
Для характеристики сущности эстетики, ее роли в западноевропейском мышлении
и ее отношения к истории западноевропейского искусства необходимо рассмотреть шесть
основных моментов, хотя, конечно, такое рассмотрение, скорее, выглядит как простое
1. Великое греческое искусство не имеет своего понятийного осмысления, которое
к тому же не было бы равнозначным эстетике. Отсутствие такого логического,
современного эпохе осмысления великого искусства не означает, что в ту пору это
искусство только «переживали», что имело место одно лишь темное бурление
«переживаний», ускользающих от понятия и познания. У греков, к счастью, были не
переживания, а настолько исконное, ясное знание и такая страстная устремленность к
нему, что, обладая этой ясностью, они не нуждались ни в какой «эстетике».40
2. Эстетика начинается у греков только в тот момент, когда великое искусство и
сопутствующая ему великая философия устремляются к своему концу. В это время, а
именно в эпоху Платона и Аристотеля, в связи с дальнейшим развитием философии
обозначаются те основные понятия, которые в будущем намечают горизонт для всякого
вопрошания об искусстве. Это прежде всего два понятия: ??? — ?????, materia — forma,
материя — форма. Свое происхождение это различие берет в платоновском понимании
сущего в отношении к его виду: ?????, ????. Там, где сущее улавливается как сущее и
отличается от другого сущего по своему виду, происходит установление пределов этого
сущего и его структурное оформление как внешнее и внутреннее ограничение.
Ограничивающее, полагающее пределы есть форма, а ограниченное — материя. В такие
определения привносится то, что вступает в очерченный горизонт в тот момент, когда
произведение искусства постигается как себя являющее (Sichzeigende), ????????? в
соответствии со своим ?????. ????????????, подлинно себя являющее и ярчайшее, есть
прекрасное.
Через ???? произведение искусства движется в сторону обозначения прекрасного
как ????????????.
С различением ??? — ?????, различением, которого сущее касается как таковое,
связано другое понятие, становящееся мерилом для всяческого вопрошания об искусстве:
искусство есть ?????. Давно известно, что как искусство, так и ремесло греки обозначают
одним и тем же словом ?????, а художника и ремесленника — словом ????????. В
соответствии с более поздним, «техническим»
