Скачать:TXTPDF
Ницше Том 1

когда наоборот начинаем втискивать учение о возвращении в давно

застывшую схему вопроса о свободе. В действительности так и происходит, поскольку176

унаследованный метафизический вопрос о свободе понимается как вопрос

«причинности», а понятие причинности, согласно своему сущностному определению,

проистекает из понятия сущего как «действительного».

Ницше, правда, не вникал в эти взаимосвязи, однако вполне очевидно, что учение о

возвращении никогда нельзя втискивать в уже пред-данную «антиномию» свободы и

необходимости. В то же время в этом заключается еще одно указание на своеобразие

поставленной задачи: осмыслить эту тяжелейшую мысль из нее самой, как она сама того

хочет, отставив в сторону все подпорки и подсобные средства.

Этот обзор записей Ницше, касающихся учения о возвращении и относящихся ко

времени возникновения мысли мыслей (1882 г.), мы завершим замечанием,

возвращающим нас к первым замыслам, из которых третий по счету озаглавлен как

«Полдень и вечность». Уже упомянутый отрывок под номером 114 завершается

следующей мыслью:

«И в каждом кольце человеческого бытия вообще всегда есть час, когда сначала

кому-то одному, затем многим, а потом всем приходит в голову могущественнейшая

мысль, мысль о вечном возвращении всех вещей: каждый раз для человечества это час

полудня».

Что Ницше хочет сказать? Во-первых, через эту мысль сама мысль о возвращении

как событие вводится в ею самой вновь созданный круг сущего в целом. Под

«человеческим бытием» здесь подразумевается не наличие отдельного человека, а тот

основополагающий факт, что во всей целокупности сущего есть такое сущее, как человек

вообще. Однако в то же время в качестве невысказанной предпосылки проводится мысль

о том, что в человеческом бытии мысль мыслей не всегда событие, но что оно само имеет

свое время и час, что оно есть «час полудня для человечества». Мы знаем, что для Ницше

означает это слово: мгновение самой короткой тени, когда до-полуденное и послеполуденное время, прошлое и будущее, встречаются в едином. Это место их встречи есть

мгновение высшего единства всего временного в величайшем преображении ярчайшего

света, есть мгновение вечности. Час полудня — это час, когда человеческое бытие каждый

раз преображается в своей неизмеримой вышине и своей могущественнейшей воле.

Словом «полдень» событию мысли о возвращении определен его момент в вечном

возвращении того же самого, момент, который не измеряется никакими часами, потому

что это момент в сущем в его целом, который есть само время как временность мгновения.

Вспыхивает глубочайшая, но и сокровеннейшая связь вечного возвращения того же

самого (как основной особенности сущего в целом) со временем. Всякое понимание этого

учения зависит от того, в состоянии ли мы заметить вспышку этой связи и осмыслить ее

природу.

Ретроспективный взгляд на записи, относящиеся

ко времени написания «Веселой науки» (1881—1882 гг.)

Если теперь мы обозрим всю полноту того, что содержится в неопубликованных

первых записях Ницше, касающихся учения о возвращении, если мы сравним все это с

тем, что он впервые сообщает год спустя, тогда станет ясно: опубликованное находится в

большой диспропорции к уже продуманному и осознанному. Однако это остается лишь

внешней констатацией. Важнее другое, а именно первое сообщение Ницше, сделанное им

в конце первого издания «Веселой науки» под номерами 341 и 342. «Величайшая

тяжесть» и «Incipit tragoedia» объединяют два существенных основополагающих

направления мысли, как они очерчиваются уже в первых набросках: мысль о

возвращении, поскольку она как сама мысль сообразует и преобразует сущее в целом, и

мысль о возвращении, поскольку она, чтобы быть мыслью, чтобы стать продуманной,

требует своего мыслителя и учителя.

Задним числом мы можем, и даже очень легко, сказать: около 1882 года, когда177

«Веселая наука» увидела свет с этими двумя заключительными отрывками, никто на

самом деле не мог понять, что же сам Ницше уже знал и чего хотел. Справедливости ради

надо сказать, что Ницше не мог ожидать, что его сразу же поймут, не мог притязать на

это, тем более что такое понимание представляет собой нечто совершенно особое.

Понимание берет начало там, где понимающие сами дорастают до новой мысли и,

ощущая свою нужду именно как свою собственную, обращаются к новым вопросам,

чтобы таким образом постичь их как новые и тем самым глубже уяснить самих себя.

Однако для воспитания таких понимающих, устремляющихся навстречу понимаемому,

непонимание или недопонимание заранее продуманных мыслей может быть

формирующим стимулом — быть может, необходимым. О таких процессах мы знаем

немного. Те, кто понимает основательно, то есть сам творчески снова продумывает мысль,

никогда не являются современниками того мыслителя, кто первый обратился к той или

иной мысли; они также и не те, кто сразу же обращается к новой мысли как к

«современной», ибо такие лишены почвы и умеют только кормиться чем-нибудь

«современным»; по-настоящему понимающие — это всегда те, кто приходит издалека,

отталкиваясь от своей собственной основы и почвы, кто многое приносит с собой, чтобы

многое преобразовать. Об этом Ницше размышляет в той записи, которая восходит к

рассматриваемому теперь периоду (1880-1881 гг.), но которая, однако, принадлежит ко

второму этапу учения о возвращении, если придерживаться положенного в основу

деления.

«Новое учение лишь в самую последнюю очередь находит своих лучших

представителей, бывалых и надежных натур, потому что в них их более ранние мысли

переплетены между собой и непроходимы, как в густом, дремучем лесу. Новую инфекцию

сразу же подхватывают слабые, пустые, больные, нуждающиеся,— первые приверженцы

учения ничего не выказывают против него. Я думаю, что первые христиане со своими

„добродетелями» были самым несносным народом».

Так как заключительные мысли «Веселой науки» не могли быть поняты понастоящему, а именно как начальные мысли его новой философии, следующему

сообщению, а именно сочинению «Так говорил Заратустра», как целому суждено было

остаться непонятым, тем более что его форма только удивляла и не столько

способствовала строгости осмысления тяжелейшей мысли, сколько уводила от этого. Для

самого Ницше, напротив, в этом сочинении мыслителя вечного возвращения было

осмыслено «самое глубокое» и, следовательно, для него самого самое существенное —

благодаря тому что оно образно вкрапливалось в историю становления, то есть заката

самого героя этой мысли.

Если теперь, исходя из понятого таким образом второго сообщения о вечном

возвращении, мы обратимся к тому, что осталось неопубликованным в период написания

«Заратустры», мы увидим, что здесь связь между сообщенным и неопубликованным

прямо противоположна той, которая имелась в период написания «Веселой науки» и

подготовки к ней.

Записи, относящиеся ко времени написания «Заратустры»

(1883-1884 гг.)

Относящиеся к этому периоду записи также находится в XII томе, а именно на

страницах 369-371. Некоторые рассеянные замечания, лишь косвенным образом

намекающие на мысль о вечном возвращении, можно было бы тоже отнести сюда, как и

довольно обширный «материал», состоящий из изречений, замыслов и указаний периода

подготовки к «Заратустре».

Все, что издатели намеренно объединили под заголовком «Вечное возвращение»,

насколько мало по объему, настолько значительно по содержанию. Если мы сравним

некоторые немногочисленные отрывки, в основном состоящие из одного предложения178

или вопроса, с теми, которые относятся к предыдущим временным периодам, в глаза сразу

бросится отсутствие «естественнонаучных доказательств». Из этого делают вывод, что

Ницше сам успел отказался от них. Тем не менее даже в позднейших записях мы находим,

на первый взгляд, естественнонаучные положения. Однако мы должны остерегаться

вычитывать из них физические формулы, равно как не отказываться от того, что не

является естественнонаучным доказательством.

Как истолковать следующее предложение: «Жизнь сама создала эту тяжелейшую

для жизни мысль, она хочет одолеть свое высшее препятствие!» (n. 720). Здесь речь идет

не об «этическом» и «субъективном» значении и влиянии учения, а о принадлежности

мысли самой «жизни». «Жизнь» — это воля к власти. Сущее как становящееся само

созидает и разрушает; как созидающее оно заранее проецирует себе перспективы своих

преображающих возможностей. Высшее созидание есть созидание высшего препятствия,

то есть такого, которое самым жестким образом противостоит самому созиданию и,

следовательно, максимально сильно и максимально широко противостоит возрастанию

жизни. Однако эту мысль о вечном возвращении жизни труднее всего осмыслить, потому

что через нее жизнь легче всего утрачивает доверие к себе самой как созидающей и

склоняется к простому уходу и ускользанию от всего и вся. В приведенном предложении

говорится о том, что вечное возвращение возникает из сущности самой «жизни», и тем

самым оно заранее ограждается от произвольного его понимания как какой-то фантазии и

одного лишь «личного исповедания веры». Кроме того, из этого места становится ясно,

каким образом учение о вечном возвращении того же самого как непрестанном

становлении относится к старому учение о вечном течении всех вещей, которое обычно

связывают с именем Гераклита.

Принято, даже ссылаясь на слова самого Ницше, отождествлять его учение о

вечном возвращении того же самого с учением Гераклита и характеризовать его

философию как «гераклитство». Теперь не вызывает никакого сомнения тот факт, что

Ницше чувствовал свое родство с учением Гераклита, а именно с учением в том его виде,

как его представлял он сам со своими современниками. Где-то около 1881 года,

непосредственно перед появлением мысли о возвращении, он особенно часто говорит о

«вечном течении всех вещей» (XII, 30, n. 57) и даже называет учение о «течении вещей»

«последней истиной» (n. 89), той истиной, которая больше не предполагает вбирания в

себя чего-либо еще. Это означает, что учение о вечном течении всех вещей в смысле

непрекращающегося непостоянства больше не может считаться истинным; в нем человек

не может удерживать себя как в истинном, потому что тогда он ввергается в бесконечные

перемены, непостоянство и полное разрушение; потому что тогда что-либо прочное и тем

самым истинное остается просто невозможным.

Непосредственно перед появлением мысли о вечном возвращении того же самого

Ницше на самом деле воспринял это основное отношение к сущему в целом как к вечному

течению. Однако если, как это оказалось, данная мысль является подлинной верой,

сущностным себя-удержанием в истинном как уловленном, тогда мысль о вечном

возвращении того же самого улавливает это вечное течение, тогда эта последняя истина

вбирается в нечто иное (ср. первые наброски, 1881 г.). Отсюда становится ясно, почему

там делается такой акцент на этом «вбирании». Теперь же учение о вечном течении вещей

и его разрушительной сущности преодолено. Вообще с момента появления учения о

вечном возвращении с ницшевским «гераклитст-вом» начинает твориться нечто странное.

Об этом достаточно ясно говорит запись, которая относится ко времени написания

«Заратустры» (n. 75):

«Я учу вас освобождению от вечного течения: течение вновь и вновь возвращается

в себя, и снова и снова вы вступаете в ту же самую реку, как те же самые (die Gleichen)».

Приведенный отрывок представляет собой сознательный выпад против той мысли,

которая в греческой философии приводилась в связи с Гераклитом, то есть как

определенное толкование его учения. В соответствии с этим толкованием мы по причине179

непрестанного поступательного течения и убегания всех вещей никогда не можем

вступить в одну и ту же реку. По отношению к этому толкованию учение Ницше

характеризуется как «освобождение от вечного течения». Речь идет не об упразднении

становления и застывании, а об освобождении от одного лишь бесконечного «и так далее

всегда». Становление сохраняется как становление и все же в это становление

привносится постоянство, то есть, в греческом понимании, бытие.

Теперь сущее в целом тоже представляет собой течение, протекание в смысле

становления, однако в нем возвращение того же самого столь существенно, что именно

оно прежде всего и определяет характер этого становления. Начинает очерчиваться

определенное представление о том, что называют «бесконечным процессом».

«Бесконечный процесс можно мыслить только как периодический» (n. 727). Для

конечного мира, находящегося в бесконечности

Скачать:TXTPDF

Ницше Том 1 Хайдеггер читать, Ницше Том 1 Хайдеггер читать бесплатно, Ницше Том 1 Хайдеггер читать онлайн