которым Ницше резюмирует свою мысль
об основополагающей необходимости истины и соотнесения себя с чем-то несомненным:
«Итак, что нечто должно считаться за истину,— вот что необходимо, а не то, что
Следовательно, предмет веры, нечто воспринятое-как-истина может («в себе»)
быть заблуждением, быть неистинным — но этого вполне достаточно, когда в это только
верят, и куда лучше и даже лучше всего, когда верят безусловно и слепо.
Но неужели Ницше желает, чтобы любое «надувательство» расценивалось как
истина, коль скоро таковому «посчастливилось» заручиться необходимой «верой»?
Значит, он все-таки желает уничтожить всякую истину и ее возможность? И даже если
такое подозрение ни в коей мере к нему не относится, не получается ли так, что его
понимание истины все-таки полно противоречий и просто сумасбродно? Ведь он только
что требовал, чтобы в качестве сущностной основы всего живого истина существовала, а
теперь с метафизическим цинизмом заявляет: речь, дескать, не идет о том, что нечто
истинно, достаточно и того, что это нечто таковым считают. Как это совместить?
Получается, что истина должна быть, но истинное этой истины не обязательно
должно быть «истинным». Если все это не нелепо, то, по меньшей мере, нелегко для
понимания. И это действительно так. Но где написано, что самое существенное (к чему,
вероятно, принадлежит и сущность истины) должно легко пониматься? «Легко
пониматься» значит без каких-либо усилий уразумеваться расхожим повседневным
рассудком и его привычными представлениями.
Но если самое существенное, будучи самым простым, потому является и самым
трудным, тогда мы должны быть готовыми к тому, что, размышляя о сущности истины,
мы встретимся с непривычным. Это означает, что сначала мы должны добраться до того
местоположения, в горизонте которого единым образом постигается то, что Ницше
говорит о сущности истины. Только так мы сможем уяснить, почему и в какой мере
истина хотя и является необходимой ценностью, но все-таки не является ценностью
высшей. Мы должны (при условии, что мы решились на это существенное размышление),
находясь в кругу ницшевского мышления, терпеливо ждать и ждать даже в том случае,
если мы не сразу находим выход из лабиринта его, на первый взгляд, сбивающих с толку
и противоречащих друг другу мыслей о сущности истины. В области мыслящей мысли
быстро найденные выходы всегда являются признаком уклонения и бегства от
подлинного решения вопроса.
Быть может, для того чтобы дать показать, что, когда Ницше говорит уже
процитированные нами слова («Итак, что нечто должно считаться за истину,— вот что
необходимо, а не то, что нечто есть истина»), он выражает не свое диковинное,
гипертрофированное частное мнение, а нечто совсем иное, нам надо обратить внимание
на общее историческое состояние нашей планеты. И тем не менее приведенный тезис не
потому наделен какой-то темной, не имеющей противовеса значимостью, что свое
подтверждение оно может найти в общем историческом состоянии планеты, где сразу
бросаются в глаза и поддаются определению вполне конкретные явления, например,236
разросшаяся до гигантских масштабов пропаганда войны, овнешнение всего и вся, разгул
всего показного и пропитанного рекламой, в чем силится возвестить о себе всякая жизнь.
От всего этого нельзя отделаться как от поверхностного и внешнего подхода, скорчив
презрительную мину и утвердившись на том, что уже имеется, ибо в этом говорит глубина
бездонной сущности бытия, характерного для Нового времени. Однако о том, что
совершается, вышеупомянутый тезис говорит так, что названные и прочие исторические
ситуации и состояния предстают лишь как следствия этой потаенной истории, и как
следствия они не имеют власти над своей причиной.
Если дело действительно обстоит так, тогда (а именно по причине «доверия к
разуму») на всей планете не просто совершается безмерное потрясение всякого доверия и
всяких основ доверия: необходимо как следует поразмыслить над сокрытым и потаенным,
а именно над тем, что потрясена не только какая-то истина, но сама сущность истины, и
человек должен взять на себя и выполнить задачу более исконного обоснования этой
сущности.
Противоположность «истинного» и «кажущегося» миров.
Сведения этого противопоставления на отношения ценности
В первую очередь необходимо содержательное основание того тезиса, который
ницшевское понимание истины выражает в столь резкой форме. Для того чтобы сделать
это основание постижимым, сначала необходимо вобрать его в поле нашего видения, и
если оно уже там находится, оно должно быть постигнуто и предстать как это основание.
Ницшевское положение означает следующее: что истина должна быть, это необходимо,
но самому истинному (das Wahre) этой истины вовсе не обязательно быть истинным. На
чем утверждается это положение?
Его основание Ницше называет уже в первых словах рассматриваемого нами
отрывка, когда говорит, что сущность истины есть «оценка». Сущностное определение
всего существенного сводится к «оценкам». Существенное становится понятным как
таковое в соотнесении со своим ценностным характером и только таким образом.
Переоценке всех прежних ценностей, которую Ницше воспринимает как свою
метафизическую задачу, предшествует более исконная перемена, выражающаяся в том,
что вообще сущность всякого сущего с самого начала полагается как ценность.
В заключительном разделе рассматриваемого нами 507 отрывка Ницше в
авторитетном определении сущности истины снова возвращается к его началу и
завершает его принципиальным высказыванием, которое помещает все рассмотрение
сущности истины во внутреннее средоточие истории метафизики:
«„Истинный и кажущийся мир» — это противопоставление я свожу на отношения
ценности. Мы проецировали условия нашего сохранения на предикаты бытия вообще.
Из того, что мы должны быть стойки в нашей вере, чтобы преуспевать, мы вывели, что
«истинный» мир есть не изменчивый и становящийся, а только сущий».
Итак, «истинный и кажущийся мир» — это противопоставление Ницше сводит на
отношения ценности. Здесь он понимает истину в смысле истинного (Wahre), в смысле
«истинного мира», которому противопоставляет другой мир. Формула
противопоставления «истинный и кажущийся мир» снова взята в кавычки, и это
указывает на то, что здесь имеется в виду унаследованное и общеизвестное.
Противопоставление, новое определение которого Ницше здесь дает, есть
противопоставление между тем, что есть подлинное и истинное, и тем, что может быть
названо сущим только в производном и неподлинном смысле. В этом противопоставлении
двух миров («истинного мира» и «кажущегося мира») мы познаем различие между двумя
царствами внутри того, что вообще каким-то образом есть и имеет свою границу только
по отношению к полному и бессодержательному ничто. Это различие так же старо, как
все западноевропейское мышление о сущем. Это различие становится привычным в той237
мере, в какой изначальное греческое понимание сущего на протяжении всей
западноевропейской истории вплоть до настоящего времени упрочивается как нечто
привычное и само собой разумеющееся. Это разделение сущего в целом на два мира на
школьном языке называют «учением о двух мирах». Здесь нам нет необходимости
детально рассматривать развитие этого учения и его исторических изменений, которые
вбирают в себя основные этапы истории западноевропейской метафизики. Вместо этого
мы обратим внимание на три момента.
1. Различие между истинным и кажущимся мирами является пространственной
структурой для чего-то такого, что зовется мета-физикой, так как ???? (?? ??????), выходза-пределы, а именно за пределы ближайшего данного к чему-то иному, возможен только
тогда, когда первое и второе взяты за основу в их различаемости, когда через сущее в
целом проходит то различие, в соответствии с которым одно обособлено по отношению к
другому в ????????.
2. «Классическое» выражение этому «учению о двух мирах» для всего
западноевропейского мышления дала философия Платона.
3. Ницшевское отношение к этом различию всюду основывается на определенном
истолковании платонизма.
Несмотря на то что ницшевское истолкование противопоставления «истинного и
кажущегося миров» выдержано в общих чертах и не затрагивает внутреннего состояния и
смысловой тональности соответствующих метафизических позиций, этим
противопоставлением Ницше все-таки затрагивает нечто весьма существенное.
Платон проводит различие между ????? ?? и ?? ??, между принципиально,
существенно сущим и данным «сущим», которое не должно было так быть и так
именоваться. ????? ??, принципиально, существенно сущее, подлинно сущее, то есть
соответствующее сущности бытия, есть ?? ?????, вид, то, в чем нечто показывает свое
лицо, свою ????, то есть то, что нечто есть, что-бытие. Что касается ?? ??, то оно хотя
тоже существует и, следовательно, в греческом понимании тоже представляет себя,
показывает свой вид и лицо, показывает ?????, однако это показанное искажено,
деформировано, вид и облик помрачены и затемнены и поэтому ?? ?? есть ?? ???????.
Мысля в согласии с Платоном, можно сказать, что так называемые действительные,
осязаемые для человека вещи (этот дом, тот корабль, то дерево, этот щит и так далее)
представляют собой одни лишь ??????, нечто обнаруживающееся, которое хотя и
выглядит как подлинный вид, но есть ?? ????, которое хотя и представляет собой сущее,
присутствующее в определенном смысле, хотя и имеет свое лицо, но вид его так или
иначе поврежден, потому что ему приходится обнаруживать себя через чувственно
воспринимаемую материю. Однако и в этом вполне конкретном доме, имеющем те или
иные размеры и построенном из того или иного строительного материала все-таки
обнаруживается его «домность», и бытие этого дома в качестве дома обусловлено
присутствием в нем этой «домности» как его идеи. «Домность», то есть то самое, что
делает дом домом, есть подлинно сущее в нем, и это истинно сущее есть ?????, «идея».
В словоупотреблении Ницше «истинный мир» равнозначен «истинному», истине.
Это есть уловленное в познании, сущее; «кажущийся мир» означает неистинное и несущее. Но что же тогда делает сущее подлинно сущим? О чем мы говорим и что издавна
имеют в виду, когда говорят: это «есть»? Что считают сущим, причем даже тогда, когда
речь не идет об изначальном платоновском способе внимания бытию? Нечто есть — мы
говорим это о том, что постоянно и заранее обнаруживаем как всегда наличествующее,
что присутствует каждый миг и в этом присутствии обладает непреложным постоянством.
Подлинно сущее есть то никогда не ускользающее, что сохраняет свое состояние,
выдерживает всякое посягновение и преодолевает всякую случайность. Сущесть
(Seiendheit) сущего означает постоянное, неизменное присутствие. Сущее таким образом
есть истинное, «истина», которого мы постоянно придерживаемся как непреложного, от
себя не-ускользающего и в соотнесении с которым обретаем прочную установку. Если238
Ницше в своем понимании сущности сущего не входит со всей однозначностью в область
данного толкования и не уясняет его значимость (как, впрочем, это делали и другие
метафизики до него), он все равно осмысляет «сущее», «истинное» в указанном
направлении как непреложное и постоянное. В соответствии с этим «кажущийся мир», несущее воспринимается как непостоянное, изменчивое, непрестанно меняющееся,
возникающее и тут же снова исчезающее.
Христианское различие между бренностью всего земного и вечностью рая или ада
представляет собой всего лишь соответствующее оформление рассматриваемого нами
различия между истинным и кажущимся мирами, выполненного в контексте веры в
искупление и спасение. В качестве своей предпосылки ницшевская критика христианства
рассматривает его как разновидность платонизма, его критика заключается не в чем ином,
как в этом истолковании.
Однако Ницше не стремится к тому, чтобы заменить христианское истолкование
истинно сущего каким-то другим, не стремится к тому, чтобы, сохраняя ту же самую
Божественность, заменить христианского Бога с его раем каким-то другим Богом.
Ницшевское вопрошание, скорее, устремлено к тому, чтобы определить происхождение
различия между истинным и кажущимся мирами именно как различия. Поэтому для
Ницше решающими остаются два момента: 1) во-первых, что он вообще ставит вопрос о
происхождении этого различия как такового; 2) во-вторых, как он ставит вопрос о
происхождении этого различия, как понимает его и как, в соответствии со всем этим, на
него отвечает.
Его ответ гласит: различие между «истинным» миром как миром неизменным и
«кажущимся» миром как миром постоянно
