меняющимся необходимо свести на
«отношения ценности». Это значит, что утверждение непреложного и прочного как
сущего и соответствующее полагание непостоянного и меняющегося как не-сущего и
только кажущегося представляет собой определенное оценивание, причем непреложнопрочное оценивается выше, чем меняющееся и текучее. Определение ценностной
значимости постоянного и непостоянного направляется основным пониманием ценного и
ценности.
«Ценность» Ницше понимает как условие «жизни», причем здесь условие не
является чем-то сугубо материально-предметным, чем-то таким, что, наличествуя вне
жизни, соотносится или не соотносится с нею как некое привходящее обстоятельство или
возможность. Здесь обусловливание и бытие-условия понимаются как выявление
сущности. Поскольку жизнь имеет таким-то и таким-то образом определенную сущность,
она как таковая предполагает существование определенных условий и полагает и
сохраняет эти условия как свои собственные, а с ними и себя самое. Если Ницше
осмысляет эти условия как ценности и называет их ценностями, тогда это означает, что
жизнь в себе (удовлетворяя своей сущности) есть жизнь, полагающая ценности.
Следовательно, полагание этих ценностей не подразумевает какое-то оценивание,
привносимое в жизнь извне через кого-то другого. Это полагание ценности есть основной
процесс самой жизни, есть способ, с помощью которого она исполняет и совершает свою
Однако жизнь (и в данном случае прежде всего жизнь человеческая) будет заранее
полагать подлинные условия своего существования и, стало быть, полагать условия
обеспечения своей жизненности в соответствии с тем, как она сама, эта жизнь, определяет
свою сущность. Если жизни как таковой прежде всего и постоянно необходимо лишь
сохранять себя и, длясь, обеспечивать себе свое постоянство, если она представляет собой
не что иное, как сохранение именно того или иного унаследованного и воспринятого
постоянства, тогда она делает своими самыми подлинными условиями все то, что отвечает
сохранению этого постоянства и способствует ему. Тогда максимальная степень такого
обусловливания есть самое ценное. Если в жизни для ее существования важно постоянно
сохранять ее как таковую в ее неизменности, тогда она должна не только обеспечивать239
соответствующие отдельные условия существования. Как условие жизни, то есть как
ценность, может восприниматься только то, что имеет характер обеспечения сохранности
и постоянства. Только такое можно назвать «сущим». Если же почитаемое сущим
является истинным, тогда все, что мы хотим считать истинным, должно иметь характер
постоянного и прочного; «истинный мир» должен быть постоянным, то есть в данном
случае быть свободным от превратностей и изменений. Тем самым разъясняется
ближайший постигаемый смысл ницшевских положений, через которые он поясняет, в
какой мере противопоставление «истинный мир — кажущийся мир» он сводит на
«отношения ценности». Ницше говорит: «Мы проецировали условия нашего сохранения
на предикаты бытия вообще». Под «нашим» подразумеваются не жизненные условия
именно теперь живущего человека и даже не человека вообще, а человека
западноевропейского, греческого, римско-христианского, германо-романского «мира»,
«мира» Нового времени. Это человечество, поскольку для него каким-то образом всегда
принципиальное значение имеют постоянство, непреложность и вечность, переместило то,
на чем зиждется его жизнь, в «мир», в «целое». Характер истолкования сущности сущего,
а именно истолкование ее как постоянства, берет начало в том, как сама человеческая
жизнь воспринимает самое себя в своей подлинности, а она воспринимает себя как
обеспечения постоянства самой себя. Поэтому только эти определения (постоянство,
непреложность, прочность) говорят о том, что есть и к чему можно обратить свой взор
как к сущему, к чему можно применить такие определения, как «сущее» и «быть».
Кажется, что следующее положение Ницше только повторяет все уже сказанное,
но на самом деле оно идет дальше, так как в нем дается собственно ницшевское
истолкование того, что сущее «есть» и что оно есть в своей сущности (то, что он называет
«условиями сохранения» человеческой жизни).
Согласно Платону «идеи» являются не просто основными представлениями
человеческого мышления, чем-то таким, что мы «имеем в голове»: они составляют
сущность сущего и, будучи неизменными, наделяют временным и смутным постоянством
также все неподлинно сущее, позволяют ?? ?? «быть» как ??.
Однако ницшевское истолкование идет в другом направлении: тот факт, что сущее
есть (и есть как «условие сохранения» жизни), вовсе не обязательно мыслить в том плане,
что это сущее предстает как нечто в себе и для себя непреложно существующее «над»
жизнью и по ту сторону жизни; условие выражается только в том, что жизнь из себя и в
самое себя прививает веру в нечто, чего она придерживается постоянно и во всем.
Отсюда становится ясно, что свое сведение противоположности истинного и
кажущегося миров на отношения ценности Ницше расширяет на саму оценивающую
жизнь. Такое сведение заключается в принципиальном высказывании о жизни, которое
гласит, что жизнь, для того, чтобы быть жизнью, нуждается в постоянной и прочной
«вере», однако эта «вера» означает почитание чего-либо постоянным и прочным,
принятие чего-либо как «сущего». Поскольку жизнь полагает ценности, но в то же время
сама нуждается в сохранении своего собственного постоянства, ей должно принадлежать
такое полагание ценности, в котором она воспринимает нечто как постоянное и прочное,
то есть как сущее и, следовательно, истинное.
Вернемся к началу рассматриваемого нами 507 отрывка:
«Оценка: „я верю, что то или другое есть так, а не иначе» как сущность «истины».
В оценках находят свое выражение условия сохранения и роста».
Теперь мы можем сказать: истина есть сущность истинного; истинное есть сущее,
сущим же называют нечто, воспринятое как постоянное и прочное. Сущность истинного
изначально заключается в таком принятии-за-прочное-и-надежное, но это принятие — не
какое-то расхожее действие, а поведение, необходимое для сохранения постоянства самой
жизни. Такое поведение как почитание-за-что-либо и полагание жизненного условия имеет
характер утверждения ценности и оценки. Истина, в сущности, есть оценка.
Противопоставление истинного и кажущегося миров есть «отношение ценности», которое240
Кажется, что все сказанное постоянно говорит одно и то же и вращается по кругу,
но это не просто кажется, это так и есть на самом деле, хотя мы не должны поддаваться
искушению и думать, что теперь мы весьма основательно постигли смысл ведущего
положения Ницше, согласно которому истина, в сущности, есть оценка. Пока мы не
уяснили природу метафизической связи между сущностным определением «жизни» и той
ролью, которую играет мысль о ценности, мы рискуем свести ницшевское понимание
истины и познания до уровня какой-нибудь банальности, свойственной практическому и
здоровому человеческому разумению, в то время как оно представляет собой нечто иное, а
именно самое сокровенное и предельное следствие первого начала западноевропейского
мышления.
Тот факт, что сам Ницше в качестве смыслового фона для своего истолкования
сущности истины берет метафизическое «учение о двух мирах», указывает на то, что
именно с этого момента мы должны еще более акцентировать все непривычное, что
свойственно этому истолкованию истины, и собрать все достойное вопрошания в самой
сокровенной его точке.
Мир и жизнь как «становление»
Итак, представление о чем-либо как сущем в смысле чего-то постоянного и
прочного есть полагание ценности. Водружать истинное «мира» в чем-то в себе
постоянном, вечном и неизменном значит одновременно перемещать истину в саму жизнь
как необходимое условие жизни. Но если бы мир представлял собой нечто постоянно
меняющееся и преходящее, если бы он имел свою сущность в самом преходящем из всего
преходящего и непостоянного, тогда истина, понимаемая в смысле постоянного и
прочного, представляла бы собой одно лишь уловление и упрочение в себе
становящегося, и это уловление, соотнесенное со становящимся, не соответствовало бы
ему и было бы лишь его искажением, Истинное как правильное как раз не
сообразовывалось бы со становлением. В таком случае истина была бы неправильностью,
заблуждением, «иллюзией», хотя, быть может, необходимой.
Итак, мы впервые взглянули в том направлении, которым и задается странное
высказывание, гласящее, что истина есть иллюзия. Однако в то же время мы видим, что в
этом высказывании сохраняется понимание сущности истины как правильности, причем
правильность означает представление сущего в смысле уподобления тому, что «есть», ибо
только тогда, когда истина есть правильность, она может, согласно истолкованию Ницше,
быть не-правильностью и иллюзией. Истина в смысле истинного как мнимо сущего в
смысле постоянного, прочного и непреложного является иллюзией тогда, когда мир
«есть» не сущее, а «становящееся». Познание, которое как истинное «принимает нечто за
сущее в смысле постоянного и прочного, придерживается» сущего и все-таки не
затрагивает действительное, а именно не затрагивает мир как становящееся.
Есть ли мир — поистине — нечто становящееся? Ницше отвечает на этот вопрос
утвердительно и говорит: мир есть — «поистине»! — нечто «становящееся». Нет ничего
«сущего». Однако он не говорит о мире как мире «становления», он знает, что в таком
случае это будет выглядеть как истолкование мира и тоже предстанет как полагание
ценности. Поэтому в записи, относящейся ко времени рассматриваемого нами 507
отрывка, он отмечает:
«Против ценности вечно-неизменного (см. наивность Спинозы, а также Декарта)
ценность самого краткого и преходящего, соблазнительное сверкание золота на чреве
змеи vita». («Der Wille zur Macht», n. 577, весна—осень 1887 года).
Здесь Ницше ясно противопоставляет одну ценность другой, и «ценность»,
утвержденная им, как ценность, то есть как условие жизни, снова взята и выведена из
самой «жизни», но при ином взгляде на сущность этой жизни: на сей раз речь идет о241
жизни не как о чем-то себя упрочивающем и упроченном, себя обеспечивающем и
обеспеченном в своем постоянстве, но о «жизни» как о змее, как о чем-то свивающемся в
кольца и обвивающем, стремящемся вернуться в себя самое как в собственный
сущностный круг, непрестанно сворачивающемся в кольце и в нем постоянно катящемся
вперед как кольцо, как вечно становящееся — о жизни как змее, чей покой лишь только
кажущийся и представляет собой лишь верное самому себе порывистое устремление
вверх и некую пружинящую пульсацию. Поэтому змея и сопутствует Заратустре в его
одиночестве.
Истинному, то есть надежно установившемуся, завершенному, упроченному и в
этом смысле сущему Ницше противопоставляет становящееся (Werdende). Для него более
высокой ценностью оказывается не «бытие», а «становление» (ср. n. 708). Из всего этого
мы выводим лишь одно: истина не является высшей ценностью. «Веру в то, что „нечто
есть так-то и так-то» надо превратить в волю: «нечто должно стать таким-то и таким-то»
(п. 593; 1885—1886). Истина как почитание-истинным, как жесткое соотнесение с
окончательно упроченным и законченным „это есть так» не может быть высшим началом
жизни, потому что оно отвергает жизненность жизни, ее стремление превзойти самое
себя, ее становление. Вернуть жизни ее жизненность, дабы она становилась чем-то
становящимся и становилась как становление, а не была одним лишь сущим, то есть не
коснела в себе как нечто жестко наличествующее — в этом заключается цель утверждения
такой ценности, в соотнесении с которой истина может быть только ценностью,
пониженной в своем достоинстве.
Нередко Ницше, чрезмерно заостряя и утрируя, выражает эту мысль в весьма
двусмысленной форме: «нет никакой „истины»» (n. 616). Однако и здесь слово «истина»
он ставит в кавычки. По своей сущности эта «истина» есть «иллюзия», но как иллюзия она
выступает необходимым условием «жизни». Но тогда, стало быть, «истина» все-таки
есть? Да, есть, и Ницше был бы последним, кто захотел бы это отвергнуть. Следовательно,
его слова о том, что нет никакой «истины», говорят о чем-то более существенном, а
именно о том, что истина не может быть самым первым и подлинным мерилом.
Для того чтобы понять сказанное так, как его понимает Ницше, и в его духе
оценить, почему истина не может быть высшей ценностью, нам надо еще решительнее
спросить, в какой мере и каким образом она все-таки является необходимой ценностью.
Только в том случае, если истина является необходимой
