самого» и «воли к власти». По этому пути, ведущему к усмотрению их внутреннего5
единства, следуют предыдущие лекции, озаглавленные как «Воля к власти как искусство»
и «Вечное возвращение того же самого». В них вечное возвращение того же самого и воля
к власти предстают как основные определения сущего в целом и понимаются именно как
таковые: воля к власти как конечно-историчное запечатление что-бытия, сущности
(quidditas), а вечное возвращение того же самого — как его что-бытие, то есть
существование (quodditas). Хотя необходимость обоснования этого различения
постигается и излагается в одной (неопубликованной) лекции, относящейся к 1927 г., его
сущностное происхождение тем не менее остается сокрытым.
На чем же оно основывается, а вместе с ним и сохранившееся на протяжении всей
истории и становящееся все более понятным господство этих различий? Quid-бытие, то
есть сущее (?? ?? ?????), и quod-бытие, то есть существование (?? ?????), в их
различаемости вбираются в себя тем различением, которое всюду предполагает
метафизику, и впервые (и в то же время окончательно, хотя и сохраняя способность
измениться до неузнаваемости) фиксируется в Платоновом различении ????? ?? и ?? ??
(ср. Aristoteles, Met. Z 4, 1030 a 17). ????? ??, сущностное, то есть в смысле ???????
«истинно» сущее, есть «эйдос», присутствующий вид. В таком присутствии нечто единое
представляют собой то, что (quid est) есть сущее и что оно (а именно в ракурсе
упомянутого вида) есть (quod est). В своем quod «истинный мир» заранее предстает как
нечто решающее, однако поскольку он как «истинный» очерчивается на фоне
«кажущегося», а этот последний показывает что-бытие лишь смутно (и, следовательно,
он не «есть» мир «истинный», но в то же время и не ничто, а некое сущее), в ?? ??
находит свое явное выражение именно «quod est», потому что оно лишено чистого
«эйдоса», в котором проявляется quid. Благодаря различению и в различении ????? ?? и
?? ?? друг от друга отъединяются ?? ?? ????? и ?? ????? (?? и ???). Quod-бытие становится
обозначением данного этого (???? ??) и каждого (???????), которое в то же время в
каждом отдельном случае выражает quid-бытие (?????), но через это определяет quod
бытия и, таким образом, сущее как конкретно данное в том или ином случае. Теперь ????
недвусмысленно превращается в ????? в смысле ?????, характерной для ???, однако
превращается так, что сущесть переносится в ???????, причем упомянутое различение не
утрачивается (об изначальном, исконно греческом смысле ?????, не имеющем никакого
отношения к различению между forma и materia, см. Aristoteles, Phys. B 1). Оно поразному заявляет о себе в будущем — главным образом благодаря богословскому
истолкованию библейской мысли о сотворении мира (existentia, essentia и principium
individuationis). Чем сильнее вопрос о сущести отходит на второй план, тем скорее quidбытие и quod-бытие превращаются в пустые «рефлексивные понятия», но чем больше
метафизика превращается в нечто само собой разумеющееся, тем крепче они сохраняют
свою власть.
Надо ли удивляться тому, что в завершении западноевропейской метафизики
различение quid-бытия и quod-бытия вновь с предельной остротой заявляет о себе, но
заявляет так, что само оно как таковое забывается, и оба основных определения сущего в
целом (воля к власти и вечное возвращение того же самого), как бы утратив свою
метафизическую родину, тем не менее полагаются в безусловное и выражаются в нем?
Воля к власти говорит о том, что сущее «есть», то есть в качестве чего оно
властвует (как власть).
Вечное возвращение того же самого называет то как, в котором сущее обладает
этим характером чтойности, называет его «фактичность», его «quod est». Так как бытие
как вечное возвращение того же самого означает опостоянивание присутствия, оно есть
самое постоянное: безусловное quod.
Однако нам надо принять в соображение и другое: метафизика в своем завершении
пытается из себя самой и (в первую очередь) благодаря простому переиначиванию
преодолеть упомянутое различение «истинного» и «кажущегося» миров. Однако это
переиначивание — не какое-то механическое переворачивание, в результате которого6
низшее, чувственное, оказывается на месте высшего, сверхчувственного, причем так, что
и то, и другое остается неизменным. Переиначивание представляет собой превращение
низшего, чувственного, в «жизнь» в смысле воли к власти, в сущностную структуру
которой вплавляется сверхчувственное как утверждающее постоянство.
Этому преодолению метафизики, то есть ее превращению в последнюю из ее
возможных форм, должно соответствовать устранение остающегося непродуманным
различия между quid-бытием и quod-бытием. Quid-бытие (воля к власти) не есть нечто «в
себе», с чем quod-бытие соотносится как бы случайно. Quid-бытие как сущность есть
условие жизненности жизни (ценность), и в этом условии оно одновременно предстает как
подлинное и единственное quod живого, то есть в данном случае — сущего в целом.
На основании этого единения quod-бытия с quid-бытием (того единения, которое
теперь имеет обратную направленность как изначальная включенность ????? в ????? ?????
??’a как ????) воля к власти и вечное возвращение того же самого должны, как
определения бытия, не просто совпадать, но говорить одно и то же. Мысль о вечном
возвращении того же самого в смысле метафизико-исторической завершенности говорит о
том же самом, о чем говорит завершающая Новое время воля к власти как основная
особенность существенности сущего. Воля к власти есть возвышение над собой как
вхождение в возможность становления утверждающегося повелевания, чье возвышение
над собой в сокровенной глубине остается опостояниванием становления как такового и,
будучи враждебным и чуждым простому убеганию в бесконечное, противопоставляет
себя ему.
Как только нам удается во всех направлениях и законченных формах промыслить
чистую тождественность воли к власти и вечного возвращения того же самого, мы
обнаруживаем ту основу, на которой только и можно постичь обе эти мысли в их
разобщенности и в соответствии с их метафизической значимостью. Тогда они заставляют
вернуться к исконному началу, которое совершают в смысле безусловного полномочия
не-сущности, уже выступающей с ????. Отсюда начинается размышление над
неопределенной и оставшейся необоснованной истиной бытия, а вместе с тем начинается
переход в сферу испрашивания (Erfragen) этой истины.
3
В сущностном единстве воли к власти и вечного возвращения того же самого
сказанное одно и то же (Selbe) есть последнее слово метафизики. Однако «последнее» в
смысле исчерпывающего свершения каким-то образом должно быть первым. Это первое,
?????, начинается в том, что оно разрывается в кажущемся противопоставлении
становления и бытия. Восходящее присутствование, к которому еще не обращен никакой
вопрос и которое не обрело проекции на «временность», улавливается лишь в каком-либо
одном отношении: как возникновение и исчезновение, как изменение и становление, как
пребывание и длительность. В последнем из названных отношений греки усматривают
подлинное бытие, причем так, что сначала каждое изменение определяется как ??? ??,
потом как ?? ??, но при этом всегда еще сохраняется ??. Бытие и становление разделяются
на две сферы, между которыми пролегает ????????, то есть каждое из них занимает место,
отведенное ему соответствующей сферой, и имеет здесь свое пребывание. В какой мере
Аристотель преодолел ???????? в ????? этого нечто (???? ??) (???????)? В той, что бытие
только как ?????????? и ???????? становится ?????.
В конце концов, бытие вступает в противоречие и состязание со становлением,
поскольку последнее притязает на его место. Противоположность между обоими
раскрывается на не слишком наблюдаемой почве «действительного», действительность
которого притязает на бытие, потому что противостоит недействительному и ничтожному,
однако в то же время хочет обладать характером становления, так как она не могла бы
быть никаким застывшим, без-«жизненным» наличным. Гегель делает первый шаг в7
упразднении этой противоположности в пользу «становления», причем это последнее
постигается из сверхчувственного, из абсолютной идеи как ее самораскрытия. Ницше,
переиначивая платонизм, переносит становление в «живое» как «плотствующий» хаос.
Это переиначивающее упразднение бытия и становления означает подлинное завершение,
так как теперь уже нет никакого выхода ни в разделение, ни в более гармоничное
срастание. Это проявляется в том, что «становление» хочет получить преимущество над
бытием, в то время как господство становления лишь внешним образом подтверждает
неколебимую власть бытия в смысле придания постоянства присутствованию, так как
истолкование сущего и его сущести как становления есть опостоянивание становления до
уровня безусловного присутствия. Чтобы сохранить свое господство, становление само
покоряется опостояниванию присутствования. В этом опостоянивании господствует
изначальная, хотя и не постигнутая и не обоснованная, истина бытия, но господствует
только в своей самое себя забывающей не-сущности. Такое властное полномочие
становления по отношению к бытию отнимает у первого последнюю возможность
преимущества и возвращает последнему его изначальную (?????-ную) сущность, правда
совершенную в не-сущности. Теперь сущесть есть все, и оно одновременно вбирает в себя
все: изменение и постоянство. Оно безусловным образом удовлетворяет притязания
сущего («жизни») и в таком удовлетворении предстает как безвопросное и как самое
широкое пристанище.
Сущностное следствие того последнего (Letzte) метафизики, то есть проекта
сущести на опостоянивание присутствования, проявляется в соответствующем
определении сущности «истины». Теперь умолкает последний отголосок, исходящий от
???????. Истина становится справедливостью в смысле повелевающего врастания себеповелевающего в порыв своего возвышения. Всякая правильность есть лишь
предварительная ступень и предлог для возвышения, любое упрочение — лишь основание
для растворения в становлении и вместе с тем в волении опостоянивания хаоса. Теперь
остается только ссылаться на жизненность жизни. Первоначальная сущность истины
изменяется настолько, что это изменение становится похожим на устранение (но не
уничтожение) сущности. Бытие истинного разрешается в соответствующем образом
постигнутое в возвращении присутствие полномочия мощи (власти). Теперь истина снова
становится тем же, что и бытие, с той лишь разницей, что бытие тем временем успевает
найти свое завершение в не-сущности. Однако когда истина как правильность и
несокрытость начинает восприниматься в одной перспективе с «соразмерностью с
жизнью», когда она таким образом устраняется, тогда ее сущность утрачивает всякое
властвование. В сфере господства бесперспективных, то есть лишенных просвета
«ракурсов» и «горизонтов», она перестает быть достойной вопрошания. Но что же тогда
начинается? Начинается толкование как «переоценка всех ценностей».
«Бессмысленность» становится единственным «смыслом», истина предстает как
«справедливость», то есть как высшая воля к власти. Этой «справедливости» подобает
одно лишь безусловное господство человека над Землей, однако его устроение и
упрочение в планетарном масштабе уже является лишь следствием безусловной
антропоморфии.
4
Тогда и тем самым начинается эпоха завершенной бессмысленности. В этом обозначении «бессмысленное» уже имеет силу как понятие мышления истории бытия, того
мышления, которое оставляет позади себя метафизику в целом (а также ее
переиначивание и преломление в сторону переоценки ценностей). Согласно «Бытию и
времени» «смысл» означает проекционное поле, а именно (в подлинном устремлении
вопрошания и в соответствии с единственным вопросом о «смысле бытия») означает
просвет (Lichtung) этого бытия, открывающийся и обосновывающийся в проецировании.8
Однако это проецирование есть то, которое совершается в начертанном проекте как
бытийствующее (Wesendes) истины.
Бессмысленное есть без-истинное (без-просветное) бытия. В результате устранения
сущности истины в метафизике всякая возможность такого проекта оказывается
несостоятельной. Даже там, где вопрос о сущности истины сущего и отношении к нему
предстает со всей решительностью, размышление над истиной бытия как более исконный
вопрос о сущности истины совершенно не имеет места. Претерпев трансформацию
adaequatio в определенность, истина утвердилась как сохранение сущего в его сговорчиво
соделываемой оборотистости (Machbarkeit). Это изменение утверждает власть таким
образом определенной сущести как деловитости (Machsamkeit). Сущесть как деловитость
остается подвластной бытию, которое через вычисление отпускает себя в улаженность и
через безусловное планирование и устроение — в соделываемость (Machenschaft)
соответствующего ему сущего.
Господство бытия в этой сущностной форме означало бы соделываемую уловку,
которая на самом деле препятствует всякому обоснованию «проектов», и под ее властью
остающихся не менее мощными,— и препятствует
