начало метафизического мышления

может налагаться на новое. Пусть об этом расскажет историография, когда ей вздумается

поведать об учении Декарта и его подаче самим автором. Что касается подлинно

исторического осмысления этих вопросов, то оно должно стремиться к тому, чтобы

уловить тот смысл декартовых тезисов и понятий, который вкладывал в них он сам, даже

если бы ради этого пришлось перевести его высказывания на другой «язык». Таким

образом, sum res cogitans означает не «я есмь вещь, наделенная способностью мышления»,

а другое: «я есмь сущее, чей способ бытия заключается в способности представлять так,

что это пред-ставление выставляет в представленность и самого пред-ставляющего. Бытие

сущего, каковым являюсь я сам и каковым является любой человек как таковой, имеет

свою сущность в пред-ставленности и в достоверности, которая этой представленности

присуща. Однако это не означает, что я есмь «чистое представление», то есть как будто я

есмь одна лишь мысль, а не нечто поистине действительное; это означает, что постоянство

меня самого как res cogitans заключается в надежном упрочении пред-ставления, в той

достоверности, с какой самость преподносится самой себе. Однако так как ego cogito, «я

представляю», мыслится не как некий обособленный процесс в некоем отъединенном Я,

так как «Я» понимается как самость, на которой пред-ставление утверждается в своей

сущности как таковое, чтобы быть тем, что оно есть, cogito sum каждый раз говорит о чемто существенно большем. Бытие представляющего субъекта, который удостоверяет сам72

себя в представлении, становится мерой для бытия всего представляемого как такового.

Поэтому всякое сущее необходимым образом измеряется этой мерой бытия в смысле

удостоверенной и самоудостоверяющей представленности.

Несомненность тезиса cogito sum (ego ens cogitans) определяется сущность всякого

знания и всего познаваемого, то есть «матесиса», «математического». Поэтому только то

можно засвидетельствовать и констатировать как сущее, предо-ставление чего

гарантирует такую же удостоверенность, а именно то, что становится доступным через

знание, основанное на математическом и «математике». Математически доступное,

достоверно исчисляемое в том сущем, каковым сам человек не является, то есть в неживой

природе — это протяжение (пространственность), extensio, к которой можно причислить

пространство и время. Однако Декарт отождествляет extensio (протяжение) и spatium

(пространство), и потому вся внечеловеческая область конечного сущего, «природа»,

понимается как res extensa, как «протяженная вещь». В основе такой характеристики

природной предметности лежит тезис, выраженный в формуле cogito sum: бытие есть

пред-ставленность. Каким бы односторонним и в некоторых отношениях недостаточным

ни было истолкование «природы» как res extensa, оно все-таки, будучи основательно

продуманным в своем метафизическом содержании и измеренным во всей амплитуде

своего метафизического проекта, является тем первым решительным шагом, который

сделал возможным появление новоевропейской машинной техники, а вместе с нею —

нового мира и его человечества.

В эти дни мы сами стали свидетелями того таинственного закона истории, когда

народ однажды перестает отвечать метафизике, которая возникла из его собственной

истории, причем как раз тогда, когда эта метафизика превращается в нечто безусловное.

Теперь обнаруживается то, что Ницше уже постиг метафизически, а именно то, что

новоевропейская «механическая экономика», тотальное «машинное» просчитывание

всяческого действия и планирования в своей безусловной форме требует нового

человечества, который уже не умещается в пределах прежнего человека. Недостаточно

обладать танками, самолетами и аппаратами связи; недостаточно и иметь людей, которые

могут все это обслуживать; недостаточно даже просто овладевать техникой, как будто она

представляет собой нечто безразличное, одинаково потустороннее пользе и вреду,

созиданию и разрушению, годное для всякого в достижении всяких целей.

Необходимо такое человечество, которое по самой своей сути соответствует

своеобразной сущности новоевропейской техники и ее метафизической истине, то есть

такое, которое позволяет существу техники полностью овладеть собою, чтобы самому

направлять и использовать отдельные технические процессы и возможности. В ракурсе

ницшевской метафизики безусловной «механической экономике» соответствует только

сверх-человек, и наоборот: такой человек нуждается в машине для установления

безусловного господства над Землей.

Дверь в сущностную сферу этого метафизически понятого господства Декарт

распахнул своим тезисом cogito sum. Тезис о безжизненной природе как res extensa

является лишь сущностным следствием из первого положения. Sum res cogitans («я есть

мыслящая вещь») — это основа, лежащее-в-основании, subiectum для определения

вещественного мира как res extensa.

Таким образом, тезис cogito sum и есть subiectum — «тезис», взятый не как

сочетание слов и грамматически продуманная структура и не как в своем как будто бы

произвольно и в себе самом осмысляемом «смысловом содержании», но «тезис» в ракурсе

того, что само говорит о себе как подлинно сущее и на чем он утверждается в самой своей

тезисности. Что же это такое? Ответ: полностью раскрытая сущность представления.

Представление стало в себе самом выставлением (Auf-stellung) и у-становлением (Feststellung) сущности истины и сущности бытия. Здесь пред-ставление устанавливает само

себя в пространстве своей собственной сущности и полагает это пространство как меру

для бытия сущего и для сущности истины. Поскольку теперь истиной зовется73

обеспеченность предо-ставления, то есть удостоверенность, и поскольку бытие означает

представленность в смысле этой удостоверенности, постольку человек в соответствии со

своей ролью в таком осново-полагающем представлении становится исключительным

субъектом. В сфере господства этого субъекта ens (сущее) выступает уже не как ens

creatum (сотворенное сущее), но как ens certum (достоверное сущее), как indubitatum

(несомненное)? Vere cogitatum (истинно представленное): «cogitatio».

Теперь впервые можно ясно увидеть, в каком смысле тезис «cogito sum» является

«основоположением» и «первоначалом». Вследствие приблизительно верного ощущения,

что в мышлении Декарта «математическое» «каким-то образом» играет особую роль,

обычно вспоминают о том, что в математике существуют некоторые основополагающие

тезисы, «аксиомы». Эти тезисы, помимо прочего, отождествляют с главными посылками

умозаключений, поскольку математическая мысль мыслит «дедуктивно». Отсюда,

недолго думая, люди решают, что тезис cogito sum, который сам Декарт называет «первым

и достовернейшим», должен стать главным положением и «первоначалом» в привычном

смысле, должен стать как бы самой главной из всех главных посылок всех

умозаключений. При рассмотрении этого формального правильного соображения, которое

отчасти подтверждается высказываниями самого Декарта, тем не менее упускается из

виду весьма существенное: именно посредством тезиса cogito sum впервые дается новое

определение самой сущности «основы» и «первоначала» («principium»). Теперь «основа»

и «principium» — это subiectum в смысле самопредставляющего представления. Тем

самым заново решается, в каком смысле этот тезис о субъекте является основным основоположением. Теперь сама суть осново-положности определяется в ракурсе существа

«субъективности» и через нее. Теперь «аксиоматическое» обретает иной смысл по

отношению к истине той ??????, которую Аристотель обретает в «положении о

противоречии», необходимом ему для истолкования сущего как такового.

«Первоначальный» характер тезиса cogito sum заключается в том, что сущность истины и

бытия определяется по-новому: теперь к самой этой определенности обращаются как к

первой истине, и это в то же время означает: как к сущему в собственном смысле.

Сам Декарт, однако, специально не говорил об основополагающем характере

своего тезиса как осново-положения, но тем не менее хорошо понимал всю его

неповторимость. Однако не раз стремясь разъяснить своим современникам новизну

собственного обоснования метафизики и желая осмыслить природу их сомнений, он был

вынужден рассуждать в контексте прежней метафизики и тем самым разъяснять свою

основополагающую позицию извне, то есть всегда неадекватно,— подход, на который

обречено всякое сущностное мышление и который сам является следствием каких-то

скрытых отношений. Ему отвечает такая ситуация, когда на ту самую изначальность, к

которой это мышление пытается пробиться, налагается свое собственное ограничение.

Основополагающие метафизические позиции Декарта и Протагора

Теперь мы можем охарактеризовать основную метафизическую позицию Декарта в

соответствии с четырьмя вышеуказанными моментами и сопоставить ее с

основополагающей позицией Протагора.

l. Как в метафизике Декарта раскрывается человек и каковым он себя знает?

Человек есть исключительное основание, лежащее-в-основе всякого представления

о сущем и его истине, то основание, на котором ставится и должно ставиться всякое

представление со всем тем, что ему пред-стоит, дабы оно могло обладать прочностью и

постоянством. Человек есть subiectum в этом исключительном смысле. Теперь имя и

понятие «субъект» начинает становиться собственным именем человека и именованием

его сущности. Это значит, что для такого субъекта всякое внечеловеческое сущее

становится объектом. Отныне subiectum уже не считается именем и понятием для

животного, растения, камня.74

2. Какая проекция сущего на бытие отличает такую метафизику? Иначе говоря, как

определяется сущесть (Seiendheit) сущего?

Теперь сущесть означает пред-ставленность, осуществленную представляющим

субъектом. Это ни в коем случае не означает, будто сущее есть «всего лишь

представление», а представление — нечто совершающееся в человеческом «сознании»,

так что все сущее как бы утрачивает свою вещественность и превращается в некие

воздушные построения голой мысли. Декарт, как и Кант после него, ни разу не усомнился

в том, что сущее, а также то, что устанавливается в качестве сущего, в себе и само по себе

реально. Однако остается нерешенным вопрос о том, что здесь означает бытие и как

сущее достигается и обеспечивается человеком, который теперь стал субъектом. Бытие

есть пред-ставленность, которая удостоверяется исчисляющим пред-ставлением, та

представленность, посредством которой человеку везде обеспечивается продвижение в

сущем, исследование его, а также покорение и обработка этого сущего, причем так, что он

сам способен стать хозяином своего собственного обеспечения и обеспеченности.

3. Как в этой метафизике очерчена сущность истины?

Основная черта всякого метафизического определения сущности истины

выражается в том тезисе, согласно которому истина постигается как соответствие

познания сущему: veritas est adaequatio intellectus et rei (истина есть тождество понятия и

вещи). После сказанного выше мы легко видим, что эта расхожая «дефиниция» истины

каждый раз изменяется в соответствии с тем, как понимается сущее, с которым должно

согласовываться познание, а также познание, призванное находиться в соответствии с

сущим. В декартовском смысле познание как percipere и cogitare характеризуется тем, что

допускает в качестве познания лишь то, что предоставлено субъекту представлением как

несомненное и что, являясь таким образом поставленным, во всякое время может быть

заново вычислено. Для Декарта познание тоже ориентируется на сущее, но сущим

считается только то, что удостоверено по способу уже охарактеризованного само-предоставляющего представления. Сущее — это только то, в чем субъект может быть уверен в

том смысле, что его представление вполне достоверно. Истинное — это лишь

обеспеченное, достоверное. Истина есть достоверность, и для такой достоверности

решающим остается то, что человек как субъект всякий раз в ней удостоверяется в самом

себе и предоставляет себя самому себе. Поэтому для обеспечения истины как

достоверности в принципиально важном смысле необходим под-ход, опережающее

обеспечение. «Метод» получает теперь физический вес, как бы взвешенный в самой сути

субъективности. Теперь «метод» — уже не просто так или иначе упорядоченная

последовательность различных шагов созерцания, доказывания, изложения и сочетания

познаний и учений наподобие схоластической «суммы», имеющей выверенную и

постоянно повторяющуюся структуру. Теперь «метод» — это наименование

обеспечивающего, завоевательного под-хода к сущему, дабы удостоверить его как объект

для субъекта. Именно о таком methodus в метафизическом смысле и идет речь, когда

Декарт в важном трактате, опубликованном только после его смерти («Regulae ad

directionem ingenii») в IV правиле утверждает:

«Necessaria est methodus ad rerum veritatem investigandam». «Необходим (сущностно

необходим) метод, чтобы напасть на след истины (достоверности) сущего и идти по этому

следу». Если «метод» понимать именно так, тогда получается, что все средневековое

мышление оказывается лишенным метода.

4. Каким образом в этой метафизике человек берет и дает меру для истины сущего?

Ответ на этот вопрос виден уже из предыдущего. Так как человек по своей сути стал

субъектом, сущесть стала равнозначной представленности, а истина — достоверностью,

теперь человек распоряжается всем сущим как таковым в его целом, потому что сам

определяет меру сущести всякого сущего.