всерьез? Прежнее определение сущности нигилизма все свое внимание

сосредоточивало на различии между подлинным и неподлинным в нигилизме, и это «не»

неподлинного обнаруживает негативное.

Да, это так. Но что означает «негативное»? Не обращаемся ли мы в данном случае

к хотя и привычному, но довольно грубому представлению? Быть может, принято думать,

что неподлинное в нигилизме — это нечто плохое и даже злое, в противоположность

подлинному как правильному и хорошему? Или, быть может, подлинный нигилизм

воспринимают как злое и плохое, а неподлинный пусть не как хорошее, но, по крайней

мере, как нечто незлое?

Не обращая внимания на поспешность обоих выводов, скажем, что они одинаково

неверны. Дело в том, что они со стороны оценивают подлинное и неподлинное в

сущности нигилизма. Кроме того, они используют такие критерии этой оценки,

относительно которых еще надо решить, насколько они адекватны, так как теперь уже,

пожалуй, стало ясно, что, задавая вопрос о сущности нигилизма, мы движемся в сфере161

бытия, которое больше не можем истолковывать и оценивать откуда-то со стороны, если

допустить, что применяемый нами способ мышления еще соответствует поставленной

цели. Если в нашем рассуждении о сущности нигилизма появляется «не», его можно

мыслить только из единства этой сущности. Это единство показывает различие, которое

выделяет «не». Однако еще не ясно, содержит ли это «не» свою сущность в различии, или

негативное, характерное для «не», привносится в это различие только вследствие негации.

Но что в сущностном единстве нигилизма дает толчок этой негации и повод для

нее? На этот вопрос нельзя дать прямого ответа, и поэтому мы довольствуемся

осознанием того, что в сущности нигилизма царствует различное (Unterschiedliches),

каковое затрагивает само бытие. Упомянутое «не» покоится не только и не в первую

очередь на негации и ее негативном. Но если в сущности нигилизма совсем нет основной

черты негации в смысле чего-то деструктивного, тогда намерение напрямую преодолеть

нигилизм как нечто якобы лишь деструктивное, предстает в странном свете. Еще более

странным была бы точка зрения, согласно которой мышление, отвергающее

непосредственное преодоление сущностно осмысленного нигилизма, должно принимать

нигилизм, причем в его привычном значении.

Что значит преодоление? Преодоление означает: подмять что-либо под себя и

одновременно таким образом поставленное-под-себя оставить позади себя как то, что

впредь не будет иметь никакой определяющей силы. Даже тогда, когда преодоление не

нацелено на устранение, оно все равно остается выступлением против чего-то.

Преодолевать и хотеть преодолеть нигилизм, осмысленный теперь в его сущности,

значило бы, что человек из себя самого выступает против самого бытия в его избытии. Но

кто способен, что способно пойти против самого бытия, в каком бы то ни было отношении

и намерении, и подчинить его человеку? Бытие не только никогда нельзя преодолеть, но

сама попытка сделать это означает стремление лишить сущность человека крепящих ее

опор, так как эти опоры состоят в том, что само бытие, в каком бы то ни было способе его

бытийствования и даже в избытии бытия, взывает к сущности человека, каковая сущность

есть пристанище, которым бытие себя наделяет, чтобы стать в этом при-станище прибытием несокрытости.

Итак, хотеть преодолеть само бытие, значило бы лишить сущность человека

крепящих ее опор. Всю невозможность такого замысла можно было бы представить так,

как если бы мышление, которое как таковое мыслит из бытия, повело бы себя совершенно

нелепо и вознамерилось бы выступить против этого бытия; такое намерение было бы

нелепее (если, конечно, здесь уместно говорить о градации) попытки мышления в

мышлении же, которое все-таки есть некое сущее, отрицать сущее как таковое. Однако

здесь речь идет не только о том, противоречит ли мышление как таковое в своей

собственной деятельности самому себе и, если противоречит, то тем самым не нарушает

ли своего основополагающего принципа и не впадает ли в абсурд. Довольно часто

человеческое мышление запутывается в противоречиях и тем не менее остается на той

дороге, которая приводит его к желанной цели.

Дело в первую очередь не в том и не только в том, что мышление, выступая против

самого бытия, впадает в логически невозможное, а в том, что в этом выступлении оно

уходит от бытия и совершает оставление сущностной возможности человека, причем

несмотря на нелепость и логическую невозможность такого совершения оно вполне

искусно может осуществиться.

Дело не в том, что в попытке пойти против избытия бытия как такового и тем

самым против него самого, не соблюдается правило мышления, а в том, что само бытие не

отпускается как бытие, что оно, скорее, просто опускается. Однако в таком упущении мы

и постигли сущностную черту нигилизма. Выступать непосредственно против избытия

самого бытия — значит не обращать внимание на само бытие как бытие. Если мы захотим

такого преодоления нигилизма, оно обернется лишь более резким возвратом в

неподлинное его сущности, которое искажает его подлинное. Но что если это преодоление162

выступает не напрямую против избытия самого бытия, не сообразуется с самим бытием, а

выступает против упущения этого избытия? В форме метафизики это упущение предстает

как творение человеческого мышления. Разве не должно это мышление выступить против

собственного упущения, которое выражается в том, что само бытие не мыслится в его

несокрытости?

Вряд ли кто-нибудь станет оспаривать необходимость такого усилия, но сначала ее

надо пережить. Сюда, правда, входит и то, что человек переживает это упущение как

таковое, то есть переживает неподлинное в сущности нигилизма. Но возможно ли все это,

если прежде он не был затронут подлинным, то есть избытием бытия в его несокрытости?

Между тем бытие не только обладает этой несокрытостью и как бы сохраняет ее

для себя, но и в соответствии с сущностной отнесенностью бытия к сущности человека

одновременно делает так, что в мышлении человека и через это мышление совершается

упущение бытия. Также и преодоление этого упущения совершается человеком лишь

опосредствованно, а именно так, что сначала само бытие непосредственно призывает

человеческую сущность постичь избытие несокрытости бытия как такового как прибытие

самого бытия и затем осмыслить это постигнутое.

Если мы воспринимаем сущность нигилизма как историю самого бытия, тогда

стремление преодолеть нигилизм становится несостоятельным, коль скоро под этим

подразумевается, что человек сам подчиняет себе эту историю и включает ее в сферу

своего чистого воления. Преодоление нигилизма ошибочно и в том смысле, что

человеческое мышление выступает против избытия бытия.

Вместо этого на самом деле необходимо лишь одно: чтобы мышление, призванное

самим бытием, пошло навстречу бытию в его избытии как таковом. Такое мышление-навстречу (Entgegendenken) прежде всего заключается в следующем признании: само бытие

ускользает, из-носится, но в качестве этого из-несения (Entzug) оно как раз представляет собой ту отнесенность (Bezug), которая притязает на сущность человека как на пристанище для его (бытия) прибытия. Этим пристанищем уже располагает несокрытость

сущего как такового.

Мышление-навстречу не упускает избытия бытия, но и не пытается как бы

овладеть этим избытием и устранить его. Такое мышление следует за бытием в его

ускользании, избегании, но следует так, что дает возможность идти самому бытию,

несколько отставая от него. Но где в таком случае пребывает это мышление? Уже не там,

где оно пребывало как прежнее, упускающее мышление. Оно несколько отстает, совершая

решающий шаг назад: назад из совершавшегося прежде упущения — но куда? Только в ту

область, которая ужа давно оставлена самим бытием мышлению, но оставлена, правда, в

завуалированной форме человеческой сущности.

Вместо того чтобы слишком торопливо стремиться к тому преодолению

нигилизма, которое всегда оказывается очень недалеким в своих расчетах, мышление,

затронутое сущностью нигилизма, пребывает в при-бытии избытия и ожидает его для

того, чтобы научиться осмыслять это из-бытие бытия в том, в чем оно само могло бы

предстать. В избытии как таковом скрывается несокрытость бытия, причем скрывается

как бытийствующее самого бытия. Однако поскольку бытие предстает как несокрытость

сущего как такового, оно уже как бы присудило себя сущности человека. В этой сущности

оно уже как бы обещало себя и объявило о своем прибытии, поскольку оно утаивает и

бережет себя самое в несокрытости своей сущности.

Таким образом присужденное бытие, которое, однако, утаивает себя в избытии,

есть его обещание себя самого. Мыслить навстречу бытию в его избытии означает вникать

в это обещание, каковое «есть» само бытие. Однако оно есть в своем избытии, то есть

поскольку его нет. Эта история, то есть сущность нигилизма, есть судьба самого бытия.

Осмысленный в своей сущности и в соотнесении с тем подлинным, что в нем есть,

нигилизм представляет собой обещание бытия в его несокрытости, причем так, что оно

скрывается именно как это обещание и в своем избытии одновременно дает повод к его163

упущению.

В чем заключается сущность нигилизма, если это подлинное в то же время

мыслится в соотнесении с неподлинным? Неподлинное в сущности нигилизма есть

история упущения бытия, то есть история сокрытия упомянутого обещания. Однако если

допустить, что бытие само бережет самое себя в своем избытии, тогда история упущения

этого избытия как раз является сохранением самобережения (Sichsparen) самого бытия.

Суть неподлинного в нигилизме не являет собой ничего недостаточного и низкого.

Существующее не-сущности в сущности не являет собой ничего негативного. История

упущения избытия бытия есть история сохранения обещания бытия, причем таким

способом, что это сохранение остается сокрытым для себя самого в том, что оно есть. Оно

остается сокрытым, потому что оно вызвано из скрывающегося ускользания самого бытия

и из этого бытия наделено такой сохраняющей сущностью. То, что, следуя своей

сущности, сохраняя, скрывает и к тому же в этой своей сущности остается сокрытым для

себя самого и тем самым сокрытым вообще, но тем не менее как-то появляется, есть в себе

самом то, что мы называем тайной. В неподлинном сущности нигилизма совершается

тайна обещания, каковой является само бытие в себе самом, сберегая себя как таковое.

История этой тайны, сама тайна в ее истории есть сущность истории упущения избытия

бытия. Упущение бытия в мышлении сущего как такового есть история несокрытости

сущего как такового. Эта история есть метафизика.

Сущность метафизики состоит в том, что она является историей тайны

обещания самого бытия. Эта сущность, осмысленная из самого бытия в его истории, есть

существенное не-сущности нигилизма, принадлежащее единству его сущности. Поэтому

его (так же, как и сущность нигилизма) нельзя оценить ни положительно, ни

отрицательно. Но если стремление напрямую преодолеть нигилизм слишком быстро

переступает через его сущность, то и намерение преодолеть метафизику также

оканчивается ничем, разве что рассуждения о ее преодолении не предполагают умаления

ее значения и тем более ее упразднения.

Поскольку метафизика осмысляется в бытийно-историческом ракурсе, она прежде

всего достигает своей сущности, которая от самой метафизики (в соответствии с ее

собственной природой) ускользает. Всякое метафизическое понятие о метафизике

стремится к тому, чтобы не дать метафизике разобраться в происхождении ее собственной

сущности. «Преодоление метафизики», осмысленное бытийно-исторически, всегда

означает лишь одно: оставление метафизического истолкования метафизики. Мышление

покидает одну лишь «метафизику метафизики», когда делает шаг назад — назад из

упущения бытия в его избытии. Совершив этот шаг назад, мышление уже стало мыслить

навстречу бытию в его ускользании, каковое ускользание, именно как ускользание бытия,

еще остается способом бытия — при-бытием. Мысля навстречу самому бытию,

мышление больше не упускает бытия, но, напротив, впускает его: впускает в изначально

раскрывающуюся несокрытость бытия, каковая и есть само это бытие.

Поначалу мы говорили, что в метафизике само бытие остается непомысленным, но

теперь нам стало понятнее, что происходит в этом непомысленном и что представляет