согласно которому «anima naturaliter
christiana», вовсе не является совершенно бесспорной «естественной» истиной, но,
напротив, предстает как истина христианская, естественная теология обретает основание
своей истины только в библейском учении о том, что человек сотворен Богом-Творцом,
который и наделил его знанием о себе самом. Но поскольку естественная теология как
философская дисциплина не может считать источником своих истин Ветхий Завет, ее
содержание с необходимостью оскудевает до простого высказывания о том, что мир
должен иметь первопричину. Тем самым, однако, вовсе не доказывается, что эта
первопричина есть «Бог», если допустить, что Бога вообще можно свести до уровня
предмета доказательства. Понять сущность этой рациональной теологии важно потому,
что западноевропейская метафизика по своей природе теологична, причем даже там, где
она отмежевывается от церковной теологии.
«Космология», «психология» и «теология» (или триада природы, человека и Бога)
описывают ту сферу, в которой движется все западноевропейское представление
(Vorstellen), когда оно осмысляет сущее в целом по способу метафизики. Поэтому, читая
заголовок «Падение космологических ценностей», мы сразу можем предположить, что
здесь Ницше из трех обычных областей «метафизики» особо выделяет область
космологии, однако такое предположение неверно. В данном случае космос означает не
«природу», в отличие от человека и Бога: «космос» означает здесь то же самое, что и
«мир», а мир означает сущее в целом. «Космологические ценности» не представляют
собой некий особый класс ценностей, соупорядоченный с другими ценностями или даже
превосходящий их. Они определяют то, «к чему она [человеческая жизнь] принадлежит,
„природу», „мир», всю сферу становления и непостоянства» («Zur Genealogie der Moral»,
VII, 425; 1887); они обозначают некое широчайшее кольцо, охватывающее все, что есть и
становится. Вне их и над ними ничего нет. Нигилизм как обесценение высших ценностей
есть падение космологических ценностей. В данном отрывке, если мы правильно
понимаем его заголовок, речь идет о сущности нигилизма.
Раздел под буквой А распадается на четыре абзаца, причем четвертый
подытоживает основное содержание трех первых, подытоживает то, что, собственно,
означает падение космологических ценностей. Раздел под буквой В в перспективе
указывает на важные результаты этого падения. Он показывает, что сам космос при этом
не рушится: он только освобождается от оценки себя самого через прежние ценности и
становится доступным для утверждения новых ценностей. Поэтому нигилизм ни в коем
случае не ведет в ничто. Падение ценностей не есть одно лишь крушение. На то, что
должно произойти, чтобы нигилизм привел к спасению и новому обретению сущего в
целом, намекает итоговое замечание ко всему отрывку.
Три первые абзаца первого раздела начинаются одинаково — во всех трех
говорится: «нигилизм как психологическое состояние»; и далее соответственно: «должен
будет наступить», «наступает, во-вторых, тогда», «имеет еще третью и последнюю
форму». Для Ницше нигилизм есть скрытый основной закон всей западноевропейской25
истории, но в этом отрывке он недвусмысленно определяет его как «психологическое
состояние». Отсюда возникает вопрос о том, что он понимает под «психологическим» и
«психологией». «Психология» для Ницше — не естественнонаучное, экспериментальное
исследование душевных процессов, уже практиковавшееся в его время, смоделированное
по образцу физики и связанное с физиологией: исследование, в ходе которого
чувственные восприятия и их телесные условия определяются как основные элементы
этих процессов по образцу химических элементов. Равным образом для него
«психология» не означает и изучения «более высокой душевной жизни» и этапов ее
развития в смысле исследования каких-то фактов среди прочих; не означает она и
«характерологии» как учения о различных человеческих типах. Ницшевское понятие
психологии можно было бы толковать как некую «антропологию», при условии что эта
«антропология» означает философское вопрошание о сущности человека в ракурсе его
существенных отношений к сущему в целом. Тогда эта «антропология» предстает как
«метафизика» человека, однако даже тогда мы не постигаем всей сути ницшевской
«психологии» и «психологического». Его «психология» никоим образом не
ограничивается человеком, но и не расширяется до одних лишь растений и животных.
«Психология» есть вопрошание о «психическом», то есть о живом в смысле той жизни,
которая определяет все становление в значении «воли к власти». Поскольку эта воля
является основной особенностью всего сущего, а истина о сущем как таковом в его целом
называется метафизикой, то ницшевская «психология» равнозначна метафизике. Тот факт,
что метафизика становится «психологией», в которой «психология» человека, конечно,
имеет явное преимущество, находит свое обоснование уже в самой сущности
новоевропейской метафизики.
Эпоха, которую мы называем Новым временем и в завершение которой теперь
начинает вступать западноевропейская история, определяется тем, что человек становится
мерой и средоточием всего сущего. Человек находится в основе всего сущего, то есть в
основе всякого опредмечивания (Vergegenstandlichung) и всякой представимости
(Vorstellbarkeit): он есть subiectum. Как бы резко Ницше ни выступал против Декарта,
философия которого лежит в основе всей новоевропейской метафизики, он выступает
против него только потому, что Декарт еще не утвердил человека окончательно и
достаточно решительно как subiectum. Представление субъекта как ego, как «Я», то есть,
так сказать, «эгоистическое» истолкование, для Ницше оказывается еще не достаточно
субъективистским. Только в учении о сверхчеловеке как учении о безусловном первенстве
человека во всем сущем метафизика Нового времени достигает предельного и
совершенного определения своей сущности. В этом учении Декарт празднует свой
Так как в человеке, а точнее в сверхчеловеке, воля к власти без каких-либо
ограничений раскрывает свою чистую властную сущность, «психология» в смысле
Ницше, то есть как учение о воле к власти, есть одновременно и прежде всего область
основных метафизических вопросов. Поэтому в работе «По ту сторону добра и зла»
Ницше говорит: «До сего дня вся психология не могла отделаться от моральных
предрассудков и опасений: она не дерзала проникнуть вглубь. Понимать ее как
морфологию и учение о развитии воли к власти, как я ее понимаю,— об этом никто еще
даже и не задумывался». В конце этого раздела Ницше говорит о необходимости
требовать, чтобы «психологию снова признали властительницей наук, для служения и
подготовки которой существуют другие науки. Ибо отныне психология снова стала путем
к основным проблемам» (VII, 35 ff.). Мы также можем сказать, что путь к основным
проблемам метафизики есть «meditationes» о человеке как subiectum’e. Психология — это
именование той метафизики, которая постигает человека, то есть человечество как
таковое (а не только отдельное «я») как subiectum, полагает его как меру и средоточие, как
основание и цель всего сущего. Поэтому когда нигилизм понимается как
«психологическое состояние», это означает, что речь идет о положении человека в среде26
сущего в его целом, о том образе действий, с помощью которого человек полагает себя в
отношении к сущему как таковому, а также формирует и утверждает эту связь и тем
самым себя самого; это означает не что иное, как способ пребывания человека в истории,
причем этот способ определяется из основной особенности сущего как воли к власти.
Нигилизм, понятый как «психологическое состояние», означает нигилизм, понимаемый
как форма воли к власти, как то событие, в котором человек историчен.
Коль скоро Ницше говорит о нигилизме как «психологическом состоянии», при
разъяснении его сущности он будет двигаться в русле «психологического» и говорить
языком «психологии». Это не случайно и потому не является каким-то внешним способом
говорить о том, о чем хочешь сказать. Тем не менее в этом языке нам надо суметь
расслышать нечто более существенное, потому что он имеет в виду «космос», сущее в
целом.
Происхождение нигилизма и три его формы
Итак, в первых трех абзацах 12 отрывка Ницше называет три условия появления
нигилизма. Задаваясь вопросом об этих условиях, он стремится выявить происхождение
нигилизма. Здесь «происхождение» означает не одно лишь «откуда», но и «как», означает
тот способ, как нигилизм становится и как он есть. «Происхождение» ни в коем случае не
подразумевает исторически задним числом вычисляемое возникновение. Вопрос о
«происхождении» нигилизма как вопрос о его «причине» есть не что иное, как вопрос о
его сущности.
Нигилизм представляет собой процесс обесценения прежних высших ценностей.
Когда эти высшие ценности, наделяющие ценностью все сущее, обесцениваются, тогда
обесценивается и основанное на них сущее. Возникает чувство отсутствия всякой
ценности, чувство ничтожности всего сущего. Нигилизм как падение космологических
ценностей одновременно становится ощущением того, что все лишилось своей ценности,
становится «психологическим состоянием». Но при каких условиях возникает это
состояние? Во-первых, нигилизм «должен будет наступить» «после поисков „смысла» во
всем совершающемся, которого в нем нет». Таким образом, предусловием для
возникновения нигилизма является тот факт, что «во всем совершающемся», то есть в
сущем в целом мы ищем некий «смысл». Но что Ницше понимает под «смыслом»? От
ответа на этот вопрос зависит понимание сущности нигилизма, поскольку нередко Ницше
отождествляет его с господством «отсутствия смысла» (см. n. 11). «Смысл» означает то же
самое, что и ценность, наряду с «отсутствием смысла» Ницше говорит также об
«отсутствии ценности». Тем не менее нет достаточного определения сущности «смысла».
Можно сказать, что на самом деле каждый понимает, что такое «смысл», и в сфере
повседневного мышления и смутного мнения так оно и есть. Однако как только мы
обращаем внимание на тот факт, что во всем свершающемся человек ищет «смысл», как
только Ницше указывает нам на то, что эти поиски «смысла» разочаровывают, мы уже не
можем обойти стороной вопрос о том, что же здесь подразумевается под смыслом, в какой
мере и отчего человек ищет его, почему к разочарованию, которое при этом может
возникнуть, он не в силах отнестись равнодушно, почему, наконец, оно затрагивает сами
его устои, угрожает ему, просто потрясает его.
Здесь «смысл» для Ницше означает то же самое, что и «цель» (ср. первый и
четвертый абзацы), и под этим мы подразумеваем «к чему» и «ради чего» для всякого
действия, отношения и события. Ницше перечисляет, каким мог бы быть искомый
«смысл», то есть каким он был в историческом его осмыслении и каким еще остается,
претерпев удивительные превращения. Это «нравственный миропорядок», «рост любви и
гармонии в общении живых существ», пацифизм, вечный мир, «приближение к состоянию
всеобщего счастья» как наивысшего счастья для максимального числа людей, «или хотя
бы устремление к состоянию всеобщего «ничто», так как даже это устремление к такой27
цели все-таки имеет какой-то «смысл», ибо «цель сама по себе все еще есть некоторый
смысл». Почему? Потому что в ней есть устремленность, потому что она сама есть
устремленность. Ничто как цель? Конечно, так как воление, волящее ничто, все еще
позволяет воле волить. Воля к разрушению — все еще воля, и так как воление есть
воление-себя-самого, то даже воля к ничто все еще позволяет воле быть ею самой, то есть
волей.
Человеческая воля «требует какой-то цели, и она скорее предпочтет волить
ничто, чем вообще не волить», так как «воля» как воля к власти есть власть к власти или,
что то же самое, воля к воле, к стремлению превосходить и иметь силу повеления. Волю
страшит не ничто, а неволение, уничтожение своей собственной сущностной возможности.
Страх перед пустотой неволения, этот «horror vacui» есть «основной факт» человеческой
воли, и именно из этого «основного факта», согласно которому воля скорее станет волей к
ничто, чем превратится в неволение, Ницше и заимствует аргумент для своего тезиса,
гласящего, что по своей сути воля есть воля к власти (ср. «Zur Genealogie der Moral», VII,
399; 1887). «Смысл», «цель» и «целеустремленность» суть то, что позволяет воле быть
волей, дает ей такую возможность. Там, где воля, там не только путь, но прежде цель для
пути, даже если эта цель «лишь» сама воля.
Но получается, что те безусловные
