властной мощи. Воля к власти есть “принцип нового полагания ценностей”. Воля к власти есть не только вид и способ, как, и средство, каким осуществляется полагание ценностей, воля к власти как существо власти есть единственная основная ценность, по которой должно оцениваться всё, что либо призвано иметь ценность, либо не вправе претендовать на какую-либо ценность. “всякое свершение, всякое движение, всякое становление как утверждение отношений степени и силы, как борьба…” (№ 552; весна — осень 1887). Что побеждено в этой борьбе, то, поскольку побеждено, неправо и неистинно. Что в этой борьбе остаётся наверху, поскольку побеждает, то в своём праве и истинно.
О чём идёт борьба, остаётся всегда, будучи осмысленно и желанно в качестве частной содержательной цели, вторичным по значению. Все цели борьбы и пароли борьбы всегда лишь и всегда пока ещё средства борьбы. О чём идёт борьба, заранее решено: это сама же власть, не нуждающаяся ни в каких целях. Она без-цельна, как совокупность сущего без-ценна. Эта без-цельность принадлежит к метафизическому существу власти. Если здесь вообще можно говорить о цели, то “цель” эта есть бесцельность безусловного господства человека над землёй. Человек этого господства есть сверх-человек. Люди часто ставят Ницше на вид, что его образ сверхчеловека неопределёнен, образ этого человека неуловим. До подобных суждений дело доходит только тогда, когда не понимают, что сущность сверх-человека состоит в выхождении “сверх” прежнего человека. Тот требует и ищет “сверх” себя ещё каких-то идеалов и желанностей. Сверхчеловек, напротив, больше не нуждается в этом “сверх” и “там”, ибо он единственно человека самого волит, и именно не в каком-то особенном аспекте, но прямо как господина безусловного простирания воли полностью раскрытыми средствами господства, имеющимися на земле. В существе этого человеческого бытия заключено то, что всякая частная содержательная цель, всякая определённость этого рода оказывается несущественной и всегда — лишь случайным средством. Безусловная определённость ницшевской идеи сверхчеловека заключена как раз в том, что Ницше познал сущностную неопределённость безусловной власти, хотя не высказал её таким образом. Безусловная власть есть чистое сверхвластие как таковое, безусловное превосхождение, верховенство и повелевание, единственное и высшее.
Несоответствующие изображения ницшевского учения о сверхчеловеке имеют своё единственное основание всегда в том, что людям до сих пор не удавалось принять всерьёз философию воли к власти как метафизику и понять учение о нигилизме, о сверхчеловеке и прежде всего учение о вечном возвращении того же как необходимые ей составные части метафизически, а это значит — помыслить их из истории и существа западной метафизики.
Ницшевская запись (XV, 241) принадлежит к яснейшим и в своём роде красивейшим. Ницше говорит здесь о полуденной ясности высокого настроя, в силу которого новоевропейский человек предопределён быть безусловной серединой и единственной мерой сущего в целом. Фрагмент, конечно, поставлен в имеющемся посмертном издании книги (“Воля к власти”) на немыслимое место, к тому же оставлен вне сквозной нумерации и потому труднонаходим. Он стоит предисловием к 1-й главе (“Критика религии”) II книги (“Критика прежних верховных ценностей”). Вставление этого фрагмента на названное место доказывает, пожалуй, всего яснее всю проблематичность книги “Воля к власти”. Названный фрагмент промеряет простыми и уверенными шагами ницшевскую принципиальную метафизическую установку, и потому он должен был бы если уж служить предисловием, то ко всему тому главному произведению.
Почему эту запись мы привели как раз теперь, станет видно, как только мы заново проясним ход нашего вопрошания. Необходимо в противовес тому, что Ницше показывает в качестве истории метафизики, взглянуть с большей изначальностью в историю метафизики. В этих видах следовало прежде всего внести ещё большую ясность в ницшевское изображение и понимание метафизики. Оно “моральное”. “Мораль” означает здесь: система оценок. Всякое истолкование мира, будь то наивное или совершённое расчётливо, есть полагание ценностей и тем самым формирование и образование мира по образу человека. В особенности то законодательное полагание ценностей, которое всерьёз принимает открытие человеческого источника ценностей и приходит к завершённому нигилизму, призвано, собственно, понять и волить человека как законодателя. Оно должно в безусловном очеловечении всего сущего искать истинное и действительное.
Метафизика есть антропоморфия — образование и созерцание мира по образу человека. В метафизике, как Ницше её истолковывает и, главное, какою он её требует в качестве будущей философии, отношение человека к сущему в целом оказывается соответственно решающим. Тем самым за пределами ценностной идеи мы сталкиваемся с обстоятельством, которое почти навязано нам метафизикой воли к власти; ибо эта метафизика, к которой принадлежит учение о сверхчеловеке, выдвигает человека, как ни одна метафизика прежде, на роль безусловной и единственной меры всех вещей.
