могу, — сказал Полежаев.
— Читай! — закричал высочайший фельдфебель. Этот крик воротил силу Полежаеву, он развернул тетрадь. «Никогда, — говорил он, — я не видывал «Сашку» так переписанного и на такой славной бумаге»,
Сначала ему было трудно читать, потом, одушевляясь более и более, он громко и живо дочитал поэму до конца. В местах особенно резких государь делал знак рукой министру. Министр закрывал глаза от ужаса.
— Что скажете? — спросил Николай по окончании чтения. — Я положу предел этому разврату, это все еще следы, последние остатки; я их искореню. Какого он поведения?
Министр, разумеется, не знал его поведения, но в нем проснулось что-то человеческое, и он сказал:
— Превосходнейшего поведения, ваше величество.
— Этот отзыв тебя спас, но наказать тебя надобно для примера другим. Хочешь в военную службу? Полежаев молчал.
— Я тебе даю военной службой средство очиститься. Что же, хочешь?
— Я должен повиноваться, — отвечал Полежаев.
Государь подошел к нему, положил руку на плечо и, сказав: «От тебя зависит твоя судьба; если я забуду, ты можешь мне писать», — поцеловал его в лоб.
Я десять раз заставлял Полежаева повторять рассказ о поцелуе, так он мне казался невероятным, Полежаев клялся, что это правда.
От государя Полежаева свели к Дибичу, который жил тут же, во дворце. Дибич спал, его разбудили, он вышел, зевая, и, прочитав бумагу, спросил флигель-адъютанта:
— Это он?
— Он, ваше сиятельство.
— Что же! доброе дело, послужите в военной; я все в военной службе был видите, дослужился, и вы, может, будете фельдмаршалом…
Эта неуместная, тупая, немецкая шутка была поцелуем Дибича. Полежаева свезли в лагерь и отдали в солдаты.
Прошли года три, Полежаев вспомнил слова государя и написал ему письмо. Ответа не было. Через несколько месяцев он написал другое — тоже нет ответа. Уверенный, что его письма не доходят, он бежал, и бежал для того, чтоб лично подать просьбу. Он вел себя неосторожно, виделся в Москве с товарищами, был ими угощаем; разумеется, это не могло остаться в тайне. В Твери его схватили и отправили в полк, как беглого солдата, в цепях, пешком, Военный суд приговорил его прогнать сквозь строй; приговор послали к государю на утверждение.
Полежаев хотел лишить себя жизни перед наказанием. Долго отыскивая в тюрьме какое-нибудь острое орудие, он доверился старому солдату, который его любил. Солдат понял его и оценил его желание. Когда старик узнал, что ответ пришел, он принес ему штык и, отдавая, сказал сквозь слезы:
— Я сам отточил его. Государь не велел наказывать Полежаева. Тогда-то написал он свое превосходное стихотворение:
Без утешений
Я погибал,
Торжествовал…
Полежаева отправили на Кавказ; там он был произведен за отличие в унтер-офицеры. Годы шли и шли; безвыходное, скучное положение сломило его; сделаться полицейским поэтом и петь доблести Николая он не мог, а это был единственный путь отделаться от ранца.
Был, впрочем, еще другой, и он предпочел его: он пил для того, чтоб забыться. Есть страшное стихотворение его «К сивухе».
Он перепросился в карабинерный полк, стоявший в Москве. Это значительно улучшило его судьбу, но уже злая чахотка разъедала его грудь. В это время я познакомился с ним, около 1833 года. Помаялся он еще года четыре и умер в солдатской больнице.
Когда один из друзей его явился просить тело для погребения, никто не знал, где оно; солдатская больница торгует трупами, она их продает в университет, в медицинскую академию, вываривает скелеты и проч. Наконец он нашел в подвале труп бедного Полежаева, — он валялся под другими, крысы объели ему одну ногу.
После его смерти издали его сочинения и при них хотели приложить его портрет в солдатской шинели. Цензура нашла это неприличным, и бедный страдалец представлен в офицерских эполетах — он был произведен в больнице.
Примечания
1
1 В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 9-10.
2
2 В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 10.
3
3 М. Горький. История русской литературы, М. 1939, стр 200.
4
4 В. И. Ленин. Сочинения, т. 18, стр. 14.
5
5 См. В. И. Ленин, Сочинения, т. 18, стр. 15.
6
6 См. А. Б. Гольденвейзер. Вблизи Толстого, М. 1922, т. 1, стр. 93.
7
7 М. Горький. О литературе, изд. 3-е, М. 1937, стр. 109.
8
8 Письмо к П. В. Анненкову от 18/30 октября 1870 года. «Русское обозрение», 1894, № 4, стр. 518.
9
9 Н. П. Огарев. Избранные социально-политические и философские произведения, т, I, M. 1952, стр. 798.
10
10 В. Г. Белинский. Собр. соч., т. Ill, M. 1948, стр. 806.
11
11 М. Горький. О литературе, стр. 135.
12
12 См. «Вестник Европы», 1913, № 1, стр. 59.
13
13 Письмо к П. В. Анненкову от 18/30 октября 1870 года («Русское обозрение», 1894, № 4, стр. 518) и письмо к М. Е. Салтыкову-Щедрину от 19 января 1876 года (И. С. Тургенев. Первое собрание писем, СПб. 1884, стр. 281).
14
14 М. Горький. История русской литературы, стр. 206.
15
15 Письма К. Дм. Кавелина и И. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену. Женева, 1892, стр. 90 (письмо от 22 сентября 1856 г).
16
16 Письма К. Дм. Кавелина и И. С. Тургенева к Ал. Ив. Герцену, стр. 105 (письмо от 16, января 1857 г.).
17
17 Там же.
18
18 Письмо к П. В. Анненкову от 18/30 октября 1870 года. «Русское обозрение», 1894, № 4, стр. 518.
19
19 «Литературное наследство», 1941, кн. 41–42, стр. 200, 201.
20
20 «Былое», 1907, № 4, стр. 90.
21
21 В. И. Ленин. Сочинения, т, 18, стр, 9.
22
22 сразу (франц.).
23
23 См. «Тюрьма и ссылка». (Прим. А. И. Герцена.).
24
24 Введение к «Тюрьме и ссылке», писанное в мае 1854 года. (Прим. А. И. Герцена.).
25
25 Британском музее (англ.).
26
26 Великая армия (франц.).
27
27 Голохвастов, муж меньшей сестры моего отца. (Прим. А. И. Герцена.)
28
28 есть (от франц. manger).
29
29 Ступай (от франц. alter).
30
30 милую родную речь (итал.).
31
31 Ручаюсь честью, государь (франц.).
32
32 Брату моему императору Александру (франц.).
33
33 Нет, голубчик, нет, я был в русской армии (франц.).
34
34 Кроме меня, у моего отца был другой сын, лет десять старше меня. Я его всегда любил, но товарищем он мне не мог быть. Лет с двенадцати и до тридцати он провел под ножом хирургов. После ряда истязаний, вынесенных с чрезвычайным мужеством, превратив целое существование в одну перемежающуюся операцию, доктора объявили его болезнь неизлечимой. Здоровье было разрушено; обстоятельства и нрав способствовали окончательно сломать его жизнь. Страницы, в которых я говорю о его уединенном, печальном существовании, выпущены мной, я их не хочу печатать без его согласия. (Прим. А. И. Герцена.).
35
36
36 ирландскую или шотландскую водку (англ.).
37
37 рассказ Терамена (франц.).
38
39
39 сделать его немного развязнее (франц.).
40
40 Граф может располагать мною (франц.).
41
42
42 Внимание! «Я боюсь бога, дорогой Абнер… а ничего другого не боюсь» (франц).
43
43 Органист и учитель музыки, о котором говорится в «Записках одного молодого человека», И. И. Экк давал только уроки музыки, не имев никакого влияния. (Прим. А. И. Герцена.).
44
44 Англичане говорят хуже немцев по-французски, но они только коверкают язык, немцы оподляют его. (Прим. А. И. Герцена.).
45
45 дерзкий (от франц. impertinent).
46
46 постановка (франц.).
47
47 Рассказывают, что как-то Николай в своей семье, то есть в присутствии двух-трех начальников тайной полиции, двух-трех лейб-фрейлин и лейб-генералов, попробовал свой взгляд на Марье Николаевне. Она похожа на отца, и взгляд ее действительно напоминает его страшный взгляд. Дочь смело вынесла отцовский взор. Он побледнел, щеки задрожали у него, и глаза сделались еще свирепее; тем же взглядом отвечала ему дочь. Все побледнело и задрожало вокруг; лейб-фрейлины и лейб-генералы не смели дохнуть от этого каннибальски-царского поедивка глазами, вроде описанного Байроном в «Дон-Жуане». Николай встал, — он почувствовал, что нашла коса на камень. (Прим. А. И. Герцена.).
48
48 Президент Академии предложил в почетные члены Аракчеева. Лабзин спросил, в чем состоят заслуги графа в отношении к искусствам. Президент не нашелся и отвечал, что Аракчеев — «самый близкий человек к государю». — «Если эта причина достаточна, то я предлагаю кучера Илью Байкова, — заметил секретарь, — он не только близок к государю, но сидит перед ним». Лабзин был мистик и издатель «Сионского вестника»; сам Александр был такой же мистик; но с падением министерства Голицына отдал головой Аракчееву своих прежних «братии о Христе и о внутреннем человеке». Лабзина сослали в Симбирск. (Прим. А. И. Герцена).
49
49 Офицер, если не ошибаюсь, граф Самойлов, вышел в отставку и спокойно жил в Москве. Николай узнал его в театре; ему показалось, что он как-то изысканно-оригинально одет, и он высочайше изъявил желание, чтоб подобные костюмы были осмеяны на сцене. Директор и патриот Загоскин поручил одному из актеров представить Самойлова в каком-нибудь водевиле. Слух об этом разнесся по городу. Когда пьеса кончилась, настоящий Самойлов взошел в ложу директора и просил позволения сказать несколько слов своему двойнику. Директор струсил, однако, боясь скандала, позвал гаера. «Вы прекрасно представили меня, — сказал ему граф, — но для полного сходства у вас недоставало одного — этого брильянта, который я всегда ношу; позвольте мне вручить его вам: вы его будете надевать, когда вам опять будет приказано меня представить». После этого Самойлов спокойно отправился на свое место. Плоская шутка так же глупо пала, как объявление Чаадаева сумасшедшим и другие августейшие шалости. (Прим. А. И. Герцена.).
50
50 неравного брака (франц.).
51
51 Люди, хорошо знавшие Ивашевых, говорили мне впоследствии, что они сомневаются в истории разбойника. И что, говоря о возвращении детей и о участии брата, нельзя не вспомнить благородного поведения сестер Ивашева. Подробности дела я слышал от Языковой, которая ездила к брату (Ивашеву) в Сибирь. Но Она ли рассказывала о разбойнике, я не помню. Не смешали ли Ивашеву с кн. — Трубецкой, посылавшей письма и деньги кн. Оболенскому через незнакомого раскольника? Целы ли письма Ивашева? Нам кажется, будто мы имеем право на них. (Прим. А. И. Герцена.).
52
52 юридически (лат.).
53
53 «Победу Николая над пятью торжествовали в Москве молебствием. Середь Кремля митрополит Филарет благодарил бога за убийства. Вся царская фамилия молилась, около нее сенат, министры, а кругом на огромном пространстве стояли густые массы гвардии, коленопреклоненные, без кивера, и тоже молились; пушки гремели с высот Кремля.
Никогда виселицы не имели такого торжества, Николай понял важность победы!
Мальчиком четырнадцати лет, потерянным в толпе, я был на этом молебствии, и тут, перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой, я клялся отомстить казненных и облекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками. Я не отомстил; гвардия и трон, алтарь и пушки — все осталось; но через тридцать лет я стою под тем же знаменем,
