относящейся к ранневизантийскому времени. Такого рода ворота Д. С. Овчаров выделяет в особую группу, отмечая как особенность их суженность от 2,3 до 2,7 м (200, с. 38), что наблюдается и на Мангупе. Не исключено, что в период военной опасности ширина воротного проезда могла сужаться еще сильнее за счет возведения дополнительных стен. Вероятно, так можно объяснить находку фрагмента кладки, стоящей на щебневой поверхности дороги в центре воротного проезда. Примеры таких заграждений и сужений проезда также многочисленны в болгарских крепостях, обычно они толкуются как свидетельство усиления внешней угрозы (110).
В ГЛО нам остается рассмотреть укрепления Южного фронта. Обрыв, окаймляющий плато с юго-востока, юга и юго-запада, имеет четыре доступных для подъема участка. Самый большой по протяженности (100 м) перекрыт оборонительной линией А.XVII (рис. 26), подчиненной в своей планировке контуру скального уступа, являющегося основанием кладки. Ниже по склону в этом месте есть еще несколько таких же уступов, тянущихся параллельно друг другу.
Рис. 26. Крепостной ансамбль Мангупа. Ситуация в VI–VIII вв. Схема. [259]
В дошедшем до нас виде укрепление восходит к позднесредневековому времени. Об этом ясно свидетельствует характер кладки, в которой использованы архитектурные детали, вероятно взятые из находившейся рядом церкви базиликального типа, от которой сохранилось только вырубленное в скале основание (66, с. 126). Эта постройка была полностью разобрана, возможно, в связи с перестройкой оборонительной стены. В северо-восточном фланге этой стены находилась калитка, прикрытая эпикампием, через нее проходила пешеходная тропа из верховьев Алмалык-дере.
Не исключено, что более ранняя линия обороны проходила по одному из нижележащих уступов. На это указывает существование на склоне перед фасом стены двух пещерных сооружений, служивших, вероятно, укрытиями для караульных у тыльной стороны древней, несохранившейся стены. В связи с перенесением укрепленной линии выше по склону, пещеры оказались вне крепости, ситуация здесь соответствовала описанной для елли-бурунского фланга укрепления А.XV.
Укрепление А.XVIII состоит из короткой однокуртинной линии, закрывавшей труднодоступный узкий распадок в районе большой сталактитовой пещеры. Кладка стены здесь однородная, постелистая, тычковая из блоков среднего размера, вероятно, она восходит к первому периоду существования оборонительной системы.
Пешеходная тропа из Ай-Тодорской долины поднималась на плато через распадок, прикрывавшийся укреплением А.XIX, но кладка его до настоящего времени не сохранилась, однако о ее существовании есть упоминания в краеведческой литературе начала XX в. (139, с. 263).
Наконец, завершает Южный фронт укрепление А.XX, обнаруженное в 1975 г. Это короткая (6 м) стена, по конструкции аналогичная А.XVIII. От нее остался только нижний ряд камней. Закрываемая этой стеной расселина настолько узка и крута, что подняться по ней может только достаточно ловкий и не обремененный грузом человек. Далее обрыв до расселины с укреплением А.I неприступен, какие-либо искусственные защитные сооружения здесь не требовались. [123]
Необходимо остановиться еще на одном оборонительном сооружении Южного фронта. Это — обширный пещерный каземат, расположенный в 165 м к югу от цитадели. В него ведет лестничный спуск, начинающийся в 2 м от наземной часовни, раскопанной в 1968 г. (66, с. 127–128). Апсида ее выходила на обрыв как раз над амбразурой каземата. Возможно, первоначально под этой церковью находился вырубной склеп, в дальнейшем расширенный и превращенный в боевое помещение. По своим размерам он является самым большим из оборонительных казематов Мангупа (рис. 25), предназначавшихся, вероятно, для постоянного пребывания в нем караульных. Об этом говорит наличие различных вырубок в стенах для установки полок: возможно, здесь был настлан пол, а стены обшиты досками или утеплены как-то иначе. Рядом с лестницей находилось небольшое помещение — темная каморка, служившая, вероятно, для отдыха.
Рис. 25. Оборонительный каземат, расположенный под церковью, раскопанной в 1968 г. План и разрезы. [258]
Интересно устройство двух амбразур каземата. Первая представляла собой обширный проем, через который можно было выйти на обрыв. Не исключено, что значительная высота проема — 2,3 м — позволяла использовать его как амбразуру для метательной машины, стоявшей в каземате и посылавшей снаряд вверх под углом 35° к горизонту. На край обрыва выходил через этот проем узкий желоб, в конце которого была прорублена вторая амбразура, предназначенная для стрельбы из ручного оружия. Сочетание этих двух бойниц позволяло вести как дальний обстрел из баллисты (?), так и ближний стрелами и камнями. Такая схема ведения огня, а также выбор местоположения каземата диктовались необходимостью контроля важного участка главного подъездного пути. В этом месте дорога, ведущая в крепость, огибала верховья оврага Алмалык-дере, а каземат позволял поражать неприятеля как на марше под обрывом плато, так и на противоположном склоне оврага, отстоящем на 250–300 м. Важно отметить, что больше нигде на плато, кроме мыса Тешкли-бурун и укрепления А.XI в Табана-дере, нет казематов, предназначавшихся для ведения активной обороны.
Архитектурно-археологический анализ сооружений ГЛО позволяет прийти к следующим выводам. Оборонительные сооружения возводились из местного строительного материала — мшанкового известняка. Преобладающим типом конструкции стен является opus quadratum в сочетании с opus caemehticum (51, с. 3) в трех вариантах.
Первый — opus implectum (в дальнейшем — эмплектон), представленный укреплениями А.VIII, A.XIV; вероятно, такую же структуру имели А.Х и A.XV. Крепостные стены здесь, как правило, трехслойные двухлицевые. Лицевой панцирь выкладывался из тесаных блоков, кладка его могла быть однорядной постелистой ложково-тычковой или однорядной постелистой тычковой. Тыльный панцирь выкладывался из ломаного, грубо обработанного камня с подтеской наружной (фасадной) стороны. Только на участке главных ворот этот панцирь сложен из тесаного камня, т. к. это была парадная часть стены, выходившая на дорогу. На забутовку шел грубо оббитый рваный камень. Судя по раскату, оставшемуся от укрепления А.Х, в нем использовались обломки скал массой в несколько тонн.
Второй вариант — двухслойная двухлицевая кладка, известная пока только на примере куртины в укрепления A.XIV. Применение бутового камня здесь сведено к минимуму, лицевой и тыльный панцирь практически соединены. Применялся этот конструктивный прием на менее ответственных участках, мало подверженных опасности воздействия осадных орудий.
Третий тип — двухслойная однолицевая кладка с панцирем, выложенным из тесаного камня и прилежащей к нему с тыла забутовкой без особого внутреннего панциря. Так были возведены стены в крутых узких труднодоступных расселинах (укрепления А.II — A.VII, A.IX, A.XII, А.XIII, A.XVIII–XX). В эту же группу можно включить и укрепление А.I, панцирь которого с тыла не имел забутовки, но там была сделана бутово-щебенистая подсыпка. Не исключено, что подобный прием был применен при возведении других укреплений Западного фронта, не подвергшихся археологическим раскопкам.
Следует отметить, что, кроме одного случая, в сооружениях ГЛО не употреблялась кладка с правильным чередованием тычков и ложков. Исключением является надстройка парапета в укреплении А.I, где, как было показано, она относится ко времени не ранее второй половины VIII в. Нет примеров такой кладки и в Тамугаде — эталонной ранней византийской крепости в Северной Африке (321, с. 64).
На участках обрывов, где существовала опасность проникновения на территорию крепости вражеских лазутчиков, ставились [124] однослойные двухлицевые стены без забутовки, представлявшие собой фактически брустверы, вполне достаточные для прикрытия нескольких караульных. Примерами могут служить укрепления Южного фронта А.XVIII–XX.
Такое разнообразие техники кладки характерно для ранневизантийской фортификации, что хорошо прослежено на примере крепостей Дунайского лимеса, а это подтверждает мысль о том, что военно-инженерное дело этой эпохи пошло по пути творческого переосмысления римского наследия. Оно выразилось в смелых планировочных решениях и разнообразных технических приемах их осуществления (200, с. 23).
Глава III. Проблемы исторической интерпретации и хронологии главной линии обороны Мангупской крепости
Архитектурно-археологическое изучение оборонительной системы Мангупа неизбежно ставит вопрос о создателях этого грандиозного произведения фортификационного искусства. Вряд ли можно сомневаться, что в замысле и реализации проекта крепости проявились традиции и приемы позднеантичного военно-инженерного дела. Влияние античного наследия в средневековом Крыму неоспоримо (208, с. 98–99; 296, с. 185; 301, с. 94). Но, с другой стороны, скудность источников пока не позволяет объективно оценить реальные масштабы вклада Византии — главного проводника античных традиций в Таврике. Поэтому важно рассмотреть оборонительные сооружения ГЛО на фоне состояния военного дела в зоне распространения одновременных культурно-исторических явлений (Кавказ, Гаврика, Малая Азия, Балканы, Италия, Северная Африка). Это дополнительные возможности для лучшего понимания рассматриваемых нами памятников (96, с. 21).
Строительство крепостей в горных районах широко развернулось в V–VI вв. в связи с усилившимся натиском варварских племен на границе Византийской империи (145, с. 6l). Потеря стратегической инициативы армией империи вынуждала направить основные усилия на строительство протяженных оборонительных линий и отдельных приграничных опорных пунктов. Византийское военное командование не было уверено в успехе полевых сражений (221, с. 14, 21). Характерным является сооружение при императоре Анастасии пограничной крепости Дары в Месопотамии (207, с. 58). В рамках этих оборонительных мероприятий создавались как отдельные опорные пункты, так и системы, состоявшие из различных по тактическому назначению фортификационных сооружений: кастеллы, башни, стены, засеки, обычно они обозначались термином «лимес».
Чаще всего византийские власти заботились об обороне старых городских центров (146, с. 76–77). В Таврике это были Херсон и Боспор. С другой стороны, зрела необходимость создания надежной защиты границ обширных территорий путем создания новых крепостей, не привязанных к городам (146, с. 59). Именно такой крепостью, видимо, первоначально и являлся Мангуп.
Необходимо отметить, что и в считающихся классическими лимесами системах крепости отнюдь не выстраивались в строгие линии, а располагались с учетом возможности их взаимодействия, с кажущейся порой хаотичностью. Такова, например, компоновка Балканского лимеса, состоявшего из трех линий: Дунайской, Балканской н Странджанской. Обычно расстояние между крепостями составляло 5-10 км, были и парнорасположенные укрепления на соседних вершинах или на противоположных берегах реки (200, с. 19–21).
Поскольку основание укреплений ГЛО, как было показано выше, может быть отнесено к начальному этапу раннего средневековья, то это позволяет привлечь к анализу данные по военному делу той поры. Исходя из них, можно судить о том, что в представлении специалистов крепостной войны того времени укрепленная позиция на господствующей высоте имела значительное преимущество по сравнению с равнинной (52, с. 280), а преимущества местности Вегеций ставил даже выше, чем храбрость (52, с. 279). Хотя это не был призыв к пассивной тактике в горной войне. Наоборот, византийские авторы при описании боевых действий в этих условиях осуждали отказ от активных действий обороняющихся (13, с. 74–75). Это соответствовало принципам горной войны, выработанным в XIX в. По словам Ф. Энгельса, «с точки зрения стратегии наступление в горной [125] войне имеет решительное преимущество перед обороной». Но далее он отмечает: «Это значит лишь, что оборона не должна быть только пассивной, что она должна черпать свою силу в маневренности и всюду, где позволяют условия, обороняющиеся должны действовать наступательно» (2, с. 117–118).
Преимущество обороняющегося заключалось в его действиях на внутренних операционных линиях, позволявших оптимально сосредоточить силы. Наступающий же пользовался внешними линиями, вынуждавшими его разделять свои силы. Таким образом, наступление можно признать выгодным для обеих сторон, возможным же оно было лишь для
