агенты не уполномочены употреблять подобные выражения, и ему стоит только ознакомиться с отчетами о заседаниях французской палаты депутатов, чтобы низко

может внушить ему уважение.

Клевета, брошенная «Ф. М.», отнюдь не нова. С тех пор как существуют русские революционеры, существуют и люди, называющие их русскими агентами, чтобы погубить их в общественном мнении. Клевета эта успела уже появиться в одной немецкой газете, не постеснявшейся сослаться для подтверждения своих слов на г-жу Жорж Санд. И что же! Г-жа Жорж Санд в письме, опубликованном в печати, формально опровергла этот слух, заявив, что у нее есть доказательства противного.

121

Чтоб убедиться и этом, «Ф. М.» стоит только просмотреть «Reforme» за 1848 г.

Кто такой «Ф. М.»?

Пока что, милостивый государь, в ожидании разрешения этого вопроса, мы просим вас напечатать это заявление.

Иван Головин, натурализованный русский эмигрант.

А. Герцен, русский эмигрант.

От имени Центрального польского демократического комитета всецело присоединяюсь ко всему сказанному в настоящем заявлении и собственноручно подписываюсь:

Станислав Ворцель, член Центрального польского демократического комитета и Центрального европейского демократического комитета. 

WHO IS «F. M.»?

(TO THE EDITOR OF «THE MORNING ADVERTISER»)

Sir, — the defenders of Bakunin name themselves; his accuser continues to conceal himself behind initials which possibly may not be his own. We consign to the English public the care of judging of the delicacy of such a course.

To draw up in set terms, against a person detained on a political charge, an accusation so grave as that of being the agent of a despotic Government, without having conclusive proofs to proceed upon, is to place one’s self in the position of a public and gratuitous defamer.

We know Bakunin; we are proud of being his friends, and we speak from a knowledge of circumstances; whereas «F. M.» endeavours to excite a feeling against him at the risk of rendering his position worse. He says that the accomplices of Bakunin at Dresden have been put to death; while he, who was taken with arms in his hand, still lives. It is not true that Bakunin was taken with arms in his hand. Ho was arrested 12 miles from Dresden. The Prussians, who shot the combatants, only ruled at Dresden for three days. Bakunin did not appear before the Prussian military tribunal, but before the Saxon tribunals, which have not executed any one of his accomplices.

«But why has not Russia applied the knout to Bakunin?» «F. M.» asks himself, who does not know that the Russian nobles are exempted from corporal punishment. And what has been the crime of Bakunin against Russia? His acts in Saxony and Austria are not, and cannot be, incriminated in Russia.

123

When individuals have the rooted ideas which «F. M.» entertains, it is not usual to entertain the public with the fancy of suspicions. We invite him to retract his calumny against a man whose devotion to his political convictions has led him into this misfortune, and

We remain, Sir, your obedient servants.

Ivan Golovine. Alexander Herzen.

27-th August 1853.

P. S. Mazzini has requested us to add his signature to our last declaration.

ПЕРЕВОД

КТО ТАКОЙ «Ф. М.»?

(ИЗДАТЕЛЮ «THE MORNING ADVERTISER»)

Милостивый государь, защитники Бакунина называют себя; обвинитель же продолжает скрываться за инициалами, которые, возможно, и не принадлежат ему. Мы предоставляем английской публике самой судить о щекотливости такого приема.

Предъявить в решительной форме человеку, арестованному по политическому делу, тягчайшее обвинение в том, что он агент деспотического правительства, и не иметь на это несомненных доказательств — значит поставить себя в положение публичного и добровольного клеветника.

Мы знаем Бакунина. Мы гордимся его дружбой и говорим о том, что нам известно, в то время как «Ф. М.» старается восстановить общественное мнение против Бакунина, рискуя ухудшить его положение. Он говорит, что сообщники Бакунина в Дрездене были казнены, тогда как Бакунин, взятый с оружием в руках, оставлен в живых. Неверно, что Бакунин был взят с оружием в руках. Он был арестован в 12 милях от Дрездена. Пруссаки, расстреливавшие сражавшихся, хозяйничали в Дрездене всего три дня. Бакунин предстал не перед прусским военным судом, а перед саксонским, никого из его сообщников не казнившим.

«Но отчего Россия не применила к Бакунину кнута?» — спрашивает «Ф. М.», который не знает, что русские дворяне освобождены от телесного наказания. И в чем состояло преступление Бакунина против России? Его действия в Саксонии и Австрии не подлежали и не могут подлежать каре в России.

125

Не принято занимать внимание публика фантастическими подозрениями личностей, одержимых, подобно «Ф. М.», навязчивыми идеями.

Мы предлагаем «Ф. М.» отказаться от клеветы на человека, пострадавшего из-за преданности своим политическим убеждениям, и остаемся, милостивый государь, вашими покорными слугами.

Иван Г оловин Александр Герцен

27 августа 1853.

Р. S. Маццини просил нас прибавить его подпись к нашему последнему заявлению.

XXIII ГОДОВЩИНА ПОЛЬСКОГО ВОССТАНИЯ В ЛОНДОНЕ

РЕЧЬ, ПРОИЗНЕСЕННАЯ НА СХОДЕ В ГАНОВЕР-РУМЕ 29 НОЯБРЯ 1853 ГОДА АЛЕКСАНДРОМ ГЕРЦЕНОМ

Граждане!

Прошу вас, во-первых, извинить, что у меня в руке записка, я не привык говорить публично, а тем больше не на родном мне языке.

Вы знаете, что я провел мою жизнь в стране, где превосходно учатся красноречиво молчать — и где, конечно, нельзя было научиться свободно говорить.

Граждане!

Пять лет тому назад наш друг Михайло Бакунин являлся в ту же годовщину на трибуне польского собрания в Париже и предлагал союз демократической Польши с русскими революционерами.

Эта мечта всех благородных умов польской эмиграции, наша мечта с самых юных лет начинает осуществляться.

Польша, как я сказал в другом месте, прощает нас, она разрывает круговую поруку, естественно существующую между народом и его правительством, она подает нам руку, потому что она знает, какая глубокая ненависть к петербургскому управлению наполняет нас, во имя этой ненависти она начинает любить нас.

Я подошел к польским друзьям моим не как отдельное, разобщенное с своими лицо, отказывающееся от своего отечества, просящее забыть свое начало, — напротив, я громко

127

говорил о моей любви к России, о моей незыблемой вере в ее будущность. Они меня приняли случайным представителем будущей России, ненавидящей черные дела своего правительства,

жаждущей смыть с себя пятна мученической крови поляков, помогая им в деле освобождения Польши.

Когда поляки подают нам свою руку, покрытую рубцами, на примирение, можно ли сомневаться в существовании революционных начал в России?

Полякам, этим естественным, непримиримым врагам официальной России, принадлежит честь более справедливого пониманья русских, чем мы находим у других.

Есть люди, которые не могут соединить в голове своей слова — «Россия» и «революция»; они вес еще представляют себе при слове «Россия» царя, кнут, Сибирь, полудикий народ, стоящий на коленях перед далай-ламой в ботфортах, и торопятся произнести свой приговор. Толкуют о братстве народов, об их союзе и в то же время осуждают одну из самых больших стран в мире по одной надписи на дверях, по вывеске.

С тех пор как абсолютизм перестал быть только русским и распространился по всему европейскому континенту, нам легче объяснить наше положение.

Правительственная форма почти никогда не представляет полную формулу жизни народной, особенно во времена общественного перелома, как наше, в которое человечество, так сказать, меняет шкуру. Когда целый мир рушится и новый мир стучится в двери, когда правительство ежедневно доказывает нам свою неспособность не только дать народам свободу, но даже держать их в рабстве.

И это не все. Историческое развитие России не имеет почти ничего общего с западным. Таким образом, выражение революционных стремлений и самые стремления не совпадают с фазами европейской революции, т. е. в прошедшем, но, может быть, они имеют тем большее сочувствие к началам грядущей революции.

Россия — страна величайших противуречий, самых крайних антиномий.

Коммунизм внизу, деспотизм наверху, между ними колеблющаяся среда дворянства, боящегося снизу жакерий,

128

сверху ссылки в каторжную работу, — среда, носящая в груди своей рядом с растлением и возмутительным подобострастием — жгучие и сосредоточенные революционные страсти. Из нее вышли: Пестели, Муравьевы, Петрашевские, Бакунины.

У нас не останавливаются на полдороге, у нас или остаются неподвижными, или идут до конца.

Пестель, как мы, требовал социального переворота. Социального переворота в 1825! Бакунина не всегда понимали, чуждались его, боясь его радикализма.

Все, что так тесно сковывает западных людей с старым миром, не существует для нас. Русские круто отрешаются от всех связей разом, от религий, от преданий, от авторитета, нам нечего щадить, нечего беречь, нечего любить, но есть что ненавидеть. Россия в отношении к старому миру поставлена так же, как пролетариат, ей ничего не досталось, кроме несчастий, рабства и стыда.

Потому эти двое, лишенные наследства, и надеются на общее воскресение в социальном перевороте.

Мы представляем крошечное меньшинство в России, это правда. И тем слабее мы были, чем дальше держали себя от нашего народа и чем ближе к западным политическим партиям. Для Европы эти партии имели смысл перехода, для нас никакого.

Это приходит к сознанию, и будущность наша приближается.

Обманывать себя нечего. Мы очень слабы. Но неужели вы верите, что император Николай так силен, как это представляют?

Я сомневаюсь.

Из него сделали какое-то пугало, Синюю бороду, и до того накричали, наговорили, нашумели об этом, — что в самом деле испугались.

Континент до того понизился, что отовсюду видна приближающаяся фигура Каменного гостя, на гранитном утесе, грозящая нотами, протоколами, народами, армиями шпионов, дипломатических агентов и немецких принцев. Ему это место создала реакция. Но низость, трусость консерваторов не составляет

129

действительной силы… Этой предполагаемой мощи нет в сущности его власти.

Вот вам доказательство.

Наконец, по счастью, у него ум зашел за разум, и он на минуту поверил, что и в самом деле судьба Европы и Азии зависят от него.

Он сошел в арену. Ну что же? После всего шума и всех ультиматумов Менщиковых, Горчаковых, католических Те Эеиш’ов в Олмюце и лютеранских парадов в Потсдаме, манифестов с текстами священного писания и с параграфами Кучук-Кайнарджского мира?..

Все, что он сделал для православной греческой церкви, состояло в том, что Омер-паша его побил, а он обобрал господаря валахского. События могут перемениться, но лучшая роль в деле принадлежит Абдуль-Меджиду.

А ведь Россия сильна, но императорская власть, так, как она сложилась, не может вызвать этой силы. Она выродилась и не годна больше.

Петербургское императорство с самого начала своего было каким-то предваряющим бонапартизмом, оно не русское и не славянское, у него нет корней, это институт временный, это диктатура, осадное положение, возведенное в основу правительства. Оно соответствовало потребностям известного времени, государство ослабевало под сонным владычеством царей московских, надобно было растолкать, разбудить его, направить по иному пути. Императорство, может быть, было необходимо во время Петра I, но